Рассказ Гийома о Жозефе был скуп на подробности. Жозеф прибыл в Д'Ажане за полгода до печальных событий, точнее однажды он появился, верхом сопровождая отца Этьена, возвращавшегося из города. Говорили, будто стройный темноволосый юноша нанес смертельную обиду некоему дворянину, а затем ему же нанес еще более смертельную рану на дуэли. С тех пор молодой человек якобы вынужден был скрываться, однако, никто не мог назвать имени того, кого привел на порог смерти хрупкий и невысокий мальчишка. Каким бы бурным и таинственным ни было недавнее прошлое Жозефа, будущее его рисовалось вполне определенным и благопристойным. Юноша готовился принять постриг, и в скором обретении им монашеского сана сомневаться не было причин, ибо и отец Этьен, и даже его высокопреподобие господин аббат благоволили ему. Кстати сказать, Жозеф за прошедшие полгода очень сдружился с молчаливым и неторопливым в суждениях Гийомом. В том меня совершенно убедили осторожные слова последнего и его нежелание обсуждать прошлое своего приятеля. А между тем разговоры в аббатстве ходили самые невероятные. Истина зачастую томится в неволе, скрываемая молчанием, и только слухи, рожденные неведением, всегда свободны. Более всего болтали о Жозефе и его былом распутстве...
... Отец Этьен спускался в подвал уже позднее, не получив ответ Ноэля на свой зов в полумраке, приор отправился далее на поиски.
Обо всем услышанном я осторожно, чтобы не вызвать беспокойства и досужих толков, разведал у келаря и приора, кои во всем подтвердили слова брата Гийома. Тогда, исполнив вечернюю молитву, пошел я в свою келью, думая уже об ином. О том, что завтра предстоят моим ногам немалые испытания. Не меньше двух, а то и целых три лье потребуется им пройти по монастырским виноградникам, дабы смог я своими глазами узреть то, из чего надеюсь с Божьей помощью и старанием братьев получить молодое вино ко дню всех Святых.
Келья же мне досталась та самая, в которой жил мой предшественник брат Ноэль. Отец Этьен сам забрал и вынес из скромной, подобающей простому монаху комнаты, небогатые пожитки покойного. Могло статься, что у Ноэля нашлись бы родственники и наследники, пожелавшие получить что-нибудь на память о почившем. Я принялся за обустройство своего нового жилища. Моих собственных вещей у меня с собою было мало. Путешествуя налегке, много проще по любому поводу руководствоваться лишь своими мыслями, нежели в противном случае ощущать к тому же на себе еще лишний груз мирских забот и привязанностей.
Из всего убранства в келье имелся сундук, плоская крышка коего могла служить столом. Еще здесь же находилось невысокое ложе...
...Причиной тому была неустойчивость и жалобное поскрипывание толстых досок, призванных поддерживать тело здешнего обитателя во время его сна. Основанием узкому ложу служили две колоды, и, глянув вниз, я заметил, что один из деревянных постаментов шатается. Видимо, средством борьбы с такой неустойчивостью моему предшественнику служил клинышек, который можно было назвать просто щепкой, подкладываемой под неровный край колоды. Что ж, я попытался привести в действие сей нехитрый способ, но что-то мешало моей щепке утвердиться на своем месте. Колода по-прежнему шаталась. Тогда мне пришлось наклонить от себя все сооружение и... и я заметил нечто! Внутри колоды было выдолблено небольшое отверстие, и оно, это отверстие, скорее всего, и служило причиной... Однако, не это важно. Предисловий было более чем достаточно, вместо них следовало сказать о том, что я нашел в обнаруженном мною нехитром тайнике. Там был спрятан золотой медальон, весьма изящный и, кажется, полый внутри. С кряхтением поднявшись на ноги, я поднес вещицу к закатному свету солнца, еще в достатке льющемуся в окно. Да, там была скрытая пружинка, поддев ее особым образом, я достиг результата. Крышка откинулась, а внутри обнаружился портрет красивой молодой дамы. Не улыбайтесь, не думаете же вы, что мои годы и мой сан позволят мне слукавить и сказать о юной красавице с портрета, будто бы она не была молода и прекрасна. Только портрет, спрятанный внутри медальона оказался для меня второй неожиданностью, а первой - был фамильный герб, выгравированный...
На воротах большого и богатого дома в Понтиви был точно такой же герб. Едва ли с тех пор прошло двадцать лет, скорее, немногим меньше. Когда вспыхнул бунт красных колпаков, Виконт де Гленвиль волей своего господина, французского короля, находился с войсками в Голландии. Дом сгорел, подожженный разъяренной толпой, и в огне пожара погибла молодая жена виконта вместе с маленьким ребенком на руках. Я никогда бы не решился и не решусь теперь напомнить отцу Этьену о том времени и тех событиях. О том, какой безжалостной и слепой стала его месть, о десятках, а, быть может, и сотнях повешенных оборванцев. О том, какое прозвище заслужил у крестьян в округе их бывший добрый хозяин, вдруг ставший жестоким и кровожадным господином с почерневшим и искаженным ненавистью лицом. Каждому известно, что никакая месть не может утолить горя и напоить иссушенную отчаяньем душу. Это известно каждому здравомыслящему человеку, но может ли испытавший подобное горе...
... Все это я узнал от братьев, которым за вечерней трапезой по обычаю должен был явить сведущность в деле, мне порученном. Я выставил на стол несколько привезенных с собою бутылок из старых своих запасов и к полуночи знал уже почти всю правду о каждом, с кем вкушал хлеб и вино и о тех, кого за столом с нами не было. Причем о последних я знал даже более того, что могла вместить в себя одна только истина. Особо же меня интересовали те, кто спускался в подвал в то роковое для брата Ноэля утро.
Брат Огюст, здешний келарь, хоть и был прославлен моими сотрапезниками во множестве историй, однако я не стал уделять его персоне внимания более обычного, ведь он спускался в подвал вместе с послушником и к тому же пробыл там совсем недолго.
О Гийоме мне не удалось узнать многого. Братьев не занимали их собственные рассказы о парнишке, родившемся в деревне неподалеку, и с малых лет приученном отцом к нелегкому труду на винограднике. В одну из холодных зим мать мальчишки заболела и умерла. Тогда отец отдал своего сына в монастырь на попечение моему старому другу Себастьяну, а сам подписал контракт с вербовщиком и ушел в солдаты. Больше о родителе Гийома никто ничего не слышал. Мальчишка же теперь вырос и возмужал настолько, что принялся брить светлую поросль у себя на щеках и над верхней губою...
... вряд ли это имело значение. Гийом не убивал брата Ноэля. У парнишки не было и не могло быть для содеянного никакого повода, но юноша знал об убийстве более того, что нашел нужным рассказать мне и приору. Так же очевидно, что причиной смерти моего предшественника послужил спрятанный им медальон. Медальон принадлежал отцу Этьену и, вероятно, был похищен его келейником. Приор после смерти Ноэля пытался отыскать золотую безделушку среди вещей покойного, но волей случая эта находка досталась мне. Загадка медальона оставалась для меня неразгаданной. Ноэлю обладание этой вещью принесло сначала должность смотрителя винных подвалов, а затем смерть.
