— Ну, вот мы и приехали, — произнёс Хавьер.
В его голосе Анна уловила некоторую грусть, которая ей показалась странной.
* * *
Они вышли из машины и отправились пешком к морю. Иногда девушка останавливалась, чтобы сделать фото для отчёта и что-то быстро помечала карандашом в толстом блокноте. Едва они ступили на берег, босоножки Анны наполнились песком.
— Тебе лучше разуться, — сказал Хавьер.
Девушка хотела проигнорировать совет, но потом подумала, что мозоли ей ни к чему.
Испанец пристально наблюдал за каждым движением русской. Когда она нагнулась, тонкая ткань брюк обтянула её бёдра и ягодицы. В голове мужчины совсем не к месту понеслись эротические картинки. Анна выпрямилась и поправила лифчик под блузкой. Хавьер голодным взглядом скользнул по женской груди, затем перевёл взгляд на разрумянившееся лицо девушки.
— Даже не мечтай! — процедила свозь зубы Анна, угадав мысли мужчины.
Какое-то время они шли молча по берегу моря.
— Ну, как ты видишь, прибрежная зона небольшая. Основная часть земли находится под оливковыми рощами.
— Какими ещё рощами? В коммерческом предложении не было ни слова об этом.
— Ну, кроме большой пустующей территории, часть моей земли занята оливковыми деревьями. Сейчас ты всё сама увидишь.
Они поднялись по косогору, и девушка замерла от восторга. Перед ней, насколько хватало глаз, простиралась огромная серебристо-зелёная роща. Вековые деревья были усыпаны плодами. Кроны олив ласкал лёгкий бриз, даря живительную прохладу. Укрывшись от палящего солнца в тени раскидистых ветвей, пара прошла немного по аллее. Анна заметила небольшой домик, спрятавшийся между деревьями.
— Там кто-то живёт? — с деловитым видом поинтересовалась она.
— Нет. Уже много лет, как дом пустует. Раньше в нём жили мои дедушка с бабушка. Всё лето мы с Марисоль и двоюродными братьями и сёстрами проводили у них. Дед держал кур, индюков и уток. Когда я был совсем маленьким, у них даже была корова. Но после смерти стариков никто не захотел здесь жить, и дом стал заброшенным.
— Почему ты продаёшь участок? Это же отличная земля. Да и оливковые плантации, наверняка, приносят доход.
— Мне эта земля ни к чему, — с деланным безразличием ответил Хавьер.
— И тебе не жалко? Это же всё-таки ваши семейные угодья, передававшиеся из поколения в поколение. Здесь твои детские воспоминания.
— Сантименты — плохой партнёр в бизнесе, Анна. Думал, ты это усвоила, работая в инвестиционной компании. От старья в жизни надо избавляться.
— Ты такой же моральный урод, как и три года назад, — брезгливо кинула девушка и пошла вперед.
Хавьер догнал её и схватил за руку. От его прикосновения у Анны сердце заколотилось в два раза быстрее. Пальцы мужчины жгли кожу калёным железом.
— Не смей прикасаться ко мне! — русская с силой выдернула руку.
— Ты меня не дослушала, — испанец прищурился. — Одним их моих условий при продаже будет сохранение рощи.
— А как же сантименты? — едко парировала Анна.
— Они здесь ни при чём. Вопрос в людях, работающих здесь. Если твой Сергеев уничтожит деревья, то двадцать человек останутся без работы. А в сезон сбора оливок и того больше. У меня есть моральные обязательства перед рабочими.
— О! Тебе знакомы слова «мораль» и «обязательства»? Давно выучил?
Проигнорировав издёвку русской, испанец продолжил:
— Люди, ухаживающие за рощей — хорошие, трудолюбивые крестьяне. У них каждая копейка на счету, учитывая, что работы для них становиться всё меньше и меньше из-за таких, как твой шеф.
— А в чём виноват мой шеф?
— Такие, как он выкупают землю и строят роскошные отели, на земле, где раньше возделывались поля, и была работа для простых испанцев.
— Да ты ещё и патриот! Ну, так не продавай землю, таким бессердечным акулам бизнеса, как мой начальник.
— У меня нет времени ею заниматься. Думаю, всегда можно найти компромисс. Твоя компания получит шикарный участок, а крестьяне останутся при работе.
— Ага, а ты при деньгах! Ловко придумал! Только господин Сергеев никогда не согласится сохранять рощи на своей земле из-за того, что кто-то там останется безработным.
— Ну этого мы не знаем. Для начала передай ему мои условия.
— Естественно, передам. Но с вероятностью девяносто девять процентов, он откажет.
— И всё же остаётся один процент.
— Думала, как инвестор, ты усвоил, что ставить на один процент против девяносто девяти — затея так себе.
— Я могу себе это позволить, — блефовал Хавьер. — Твоя компания отказывается сохранять оливковые деревья — я не продаю землю. Соглашается — получаю деньги, плюс рабочие не остаются на улице. В любом случае, я в выигрыше, Анни.
То, что в случае провала сделки испанец вынужден будет признать себя банкротом, а рабочим не сможет заплатить уже в следующем месяце, русской знать совсем не обязательно.
— Давай пообедаем вместе, — неожиданно предложил Хавьер.
Анна подумала о том, что еда сейчас была бы очень кстати. Утром она так нервничала из-за предстоящей встречи, что не смогла проглотить ни кусочка за завтраком. Девушка уже начала привыкать к присутствию рядом испанца из её прошлой жизни и немного успокоилась, поэтому коротко кивнула:
— Хорошо.
Хавьер привёз её в небольшой ресторанчик на берегу моря. Они сели за столик под навесом. Клиентов в заведении почти не было, потому что туристический сезон уже заканчивался. Скучающий официант быстро принес кувшин сангрии и меню.
— За встречу! — сказал Хавьер, поднимая бокал.
— За удачную сделку! — ответила Анна.
Разговор не клеился. Было ощущение, что каждый боялся сказать что-то лишнее и поэтому предпочитал молчать. Девушка сосредоточенно ковыряла вилкой филе тунца, приготовленного на гриле. Анну интересовал вопрос, который она не решалась задать: «Почему мать Хавьера решила продать участок?» Место было просто шикарное, а оливковые рощи потрясали своим великолепием. Разве можно в здравом уме отказываться от такого даже за большие деньги?
— Как у тебя дела с бизнесом? — начала она издалека.
— Нормально, всё хорошо.
Хавьер немного занервничал и сделал большой глоток сангрии. Почему она вдруг задала этот вопрос? Неужели что-то слышала о его плачевном финансовом положении? Он так старательно скрывал эту информацию от всех долгое время. И теперь, накануне сделки, нужно быть особенно осторожным, чтобы покупатель не узнал истинного положения вещей. Ведь если только станет известно о том, что сеньор Эрнандес — банкрот, то никто не купит его землю за выставленную цену. Неровен час, наступит такой момент, что ему придётся отдать участок за бесценок, фактически, подарить.
— Как-то ты не производишь впечатление человека, который вот-вот сорвёт большой куш, — произнесла Анна.
— На что ты намекаешь? — с подозрением в голосе спросил испанец.
— Ни на что. Просто три года назад ты выглядел более счастливым.
— Может, я просто постарел? — невесело хмыкнул Хавьер и достал пачку сигарет.
— Смотрю, ты не бросил курить?
— Удивительная проницательность, — поёрничал мужчина и чиркнул зажигалкой.
— Вот теперь я начинаю узнавать старого доброго Хави, — мягко засмеялась Анна. — Ты всегда был остр на язык.
— А ты бросила курить? — проигнорировал он её реплику.
— Практически.
— Как это понять?
— Ну, обычно я не курю. Но иногда могу себе позволить.
Хавьер молча подвинул к девушке пачку сигарет и случайно коснулся её руки. Сердце Анны пропустило удар, она отдёрнула руку, будто бы обожглась. Девушку радовало, что на ней солнечные очки, и испанец не может увидеть её глаза. Иначе бы он в ту же минуту понял, что русская всё ещё испытывает к нему чувства.
— Расскажи мне, как ты жила эти три года? — мягко попросил мужчина.
— Нормально. Хорошо. Много работала. А ты? — быстро спросила она.
— Тоже много работал. Часто ездил в командировки. Ты же помнишь, что у меня была фирма на Кипре.