Противоположности кружили по залу где–то около получаса, и как–то так само собой получилось, что некая, то ли приливная, то ли центростремительная сила почти одновременно поднесла их к центру приложения всех сил в этом пространстве, коим естественно был Славик за своим прилавком.
– Скажите, а что это, во–он там, в розовой коробочке? – первой нарушила молчание девушка. Пальчики ее протрепетали в том направлении, в котором притаилась розовая коробочка, а голос, оказалось, так соответствовал внешности и был столь чарующим, что за него, за возможность слышать его Славик готов был отдать владычице его все и бесплатно. Но он был на работе, и был не в праве, и душа его сладко заныла, ощутив опасный надрыв и кризис невозможности возможного и желанного.
Он скользнул взглядом по светящейся дорожке, вспыхнувшей в воздухе между трепетом пальчиков и розовостью объема на витрине.
Он сказал, прошелестел сделавшимися пергаментными губами:
– Это – бабочка!
– Бабочка? А для чего она!
– Ну…
– Поняла, поняла! – быстро пресекла объяснение девушка. – Хочу! А сколько стоит?
Славик назвал цену.
– Дорого! – немного разочаровалась она.
– Прикольная штучка! – ввязался в разговор молодой человек. – Я бы взял.
– Вам–то зачем? – поинтересовалась девушка как бы неожиданно для себя самой. Она казалась безучастной, но в голосе ее проявился некий нюанс, позволявший в том усомниться.
– Ну, как: тут балдеешь, а здесь руки свободны, можно курить.
– Как же ВЫ от ЭТОГО балдеть будете?
– Ну да, ну да. Я это в принципе сказал, как возможность. Вероятность. Что, мол, руки свободны. Я курить люблю!
– Тогда вам надо в табачную лавку.
– Так я только оттуда.
– Вот как! И зачем же?
– Так я не только курить люблю.
– По–моему, анекдот был такой, – напомнил Славик. – Про парня, который курить любил, и не только курить.
– Анекдот – фигня! – отрезал парень. – В жизни все круче. Жизнь есть жизнь.
– Да, – согласился Славик. – Жизнь это…
Окончание фразы повисло в воздухе, да и не требовалось продолжения, подразумевалось, что присутствующим оно известно.
Кружение противоположностей возобновилось. Космические волны, волны эфирные, воздушные плавно набегали друг на друга и, смешиваясь, готовили коктейль под названием «Жизнь», который подавался всем за счет заведения, и который был круче любого анекдота о жизни. Время от времени девушка расцветала букетом вопросов:– А это что? Хочу! Сколько стоит? Дорого…
– Прикольная штучка! – вторил ей эхом противоположный. – Я бы взял.
И не было совершенно никакой уверенности в том, слышала ли девушка свое эхо или его отголоски. Поначалу так и было. Потом, в какой–то момент, Славику показалось, что на миг, на половинку–четвертинку взмаха ресниц замерло, приостановилось ее вечное бесконечное движение. Чуть насторожилось ее ушко – как бы насторожилось. Дальше совершенно естественным жестом руки она отвела от ушка мешающий ей слышать золотой завиток, наклонила головку, хороня росинку улыбки на лепестках губ… А потом она бросила на него взгляд. Этот мимолетный, незаметный, словно единичный кадр, словно подводный выстрел взгляд просто обвалил, обрушил Славика в бездну тоски и разочарования. Он понял, что только что, миг назад была пройдена точка невозврата, что идти этим двоим дальше и не возвращаться сюда никогда, а ему… ему пока оставаться на месте и готовиться к неизбежности вечерней встречи с женой. Впрочем, так оно и лучше. К черту. К черту!
А дальше… А дальше было вот что…
Ангел материализовался возле одной из витрин и, начертав пальчиком в воздухе знак вопроса, спросил:
– А вот это, шоколадненькое, что?
«Шоколадненькой» оказалась игрушка из кибер–кожи для сильного пола.
– У–у–у! – разочарованно надула губки девушка.
– А вам и не надо, – хохотнул парень. – У вас свое имеется, надо думать, не хуже… Я бы взял…
Противоположности стремительно притягивались, скорость сближения была столь ошеломительной, что у Славика – Славика! – закружилась голова.
Ангел поднял глаза и распахнул их бездну. Не ангел перегнулся через ее край и заглянул в самую глубину. А потом, оттолкнулся от земли и, легко и непринужденно, устремился вниз… а, может быть, – вверх? Он решил выяснить это самостоятельно и немедленно. При этом он увлек за собой и ангела. Или это ангел увлек его… Не важно – они кубарем летели в бездну вместе. Они смеялись и пели при этом.
– Ловлю вас на слове, – сказала девушка. – Теперь вы должны, просто обязаны взять.
– А сколько стоит? – спросил юноша.
– Дорого! – не отвела взгляда она. – Очень дорого. Быть может, для вас – слишком дорого.
– В таком случае, не могу не взять.
Он подхватил ее под руку, и, не проронив больше ни слова, они унеслись из магазина. По направлению, надо думать, к приглянувшейся им бездне.
Колокольчик над дверью пел почему–то удивительно долго. В конце концов, Славик сообразил, что не колокольчик то вовсе, а – ангелы, и что поют они, похоже, непосредственно в его голове. Песню пели они какую–то странную, была она столь волнующа и пронзительна, что сделалось ему вконец невмоготу. Он затряс головой, освобождаясь от постороннего на нее воздействия. И вытер лоб от обильно проступившего на нем пота. Он испытывал эмоциональный подъем, душевный шок и физическое изнеможение, все сразу, ему было и хорошо и плохо одновременно, словно это он самолично только что нырял в бездну и был извергнут оттуда против своей воли насильственным образом. Он был потрясен и поколеблен. Его ценности, принципы и устои подверглись испытанию, и он вовсе не был уверен, что они устояли. Сказать по правде, ему даже захотелось забросить их, ценности, куда подальше. Тем более – принципы. Пусть, пусть предстанет перед ним ангел с платиновыми волосами и проворкует, наклонившись доверительно: «Хочешь? Задорого?» И он скажет осипшим от жажды и решимости голосом: «Хочу! Беру! За любую цену!» И последует за ангелом, в бездну неба или в иную бездну, потому что не нырнув, не изведаешь ее, не испытаешь, не испытав – не постигнешь, куда ведет сей изгиб судьбы – вверх или вниз.
Славик снова достал из кармана мокрый уже от пота китайский носовой платок, вытер им увлажнившиеся глаза, высморкался, сделал задержку дыхания, резко выдохнул и нормальным уже человеком принялся подбивать кассу. Жизнь продолжалась, как и прежде, но ощущение от проносящейся мимо него на огромной скорости какой–то ее части было неожиданно новым и пьянящим. Но более всего возбуждала мысль, что все еще в его воле – наблюдать за ней как бы со стороны, или же, оседлав, унестись с ней вместе туда, где все, несомненно, иначе и лучше. Да, он был хозяином своей судьбы.
Оторвавшись от кассы, Славик оглядел пустой магазин и улыбнулся широкой хозяйской улыбкой.
Папиками не рождаются
Чаще всего девушки и женщины – если кто–то различает между этими существами хоть какую–то не условную разницу – заходили в магазин и, замечая за прилавком Славика, сразу делали вид, что совершенно случайно ошиблись дверью, попали не туда (а куда – туда?) и вообще не вполне понимают, что происходит.
При этом в разговор они не вступали, бегло осматривали экспозицию, фиксируясь взглядом на самых волнующих ее местах, и бегло же покидали помещение. Или же на вопросы: «Чем вам помочь? Что показать?», – ответствовали: «Спасибо, сама все увижу!» И у всех без исключения во взглядах читалось: помочь не сможешь, а что мне надо – не твоего ума дело.
– А чьего же ума это дело, – встречным вопрошающим хуком мысленно отвечал Славик каждой такой умнице, – если на нас двоих один лишь ум, да и тот, естественно, мой?
Ну, пожалуй, тут он несколько преувеличивал свой умственный потенциал, хоть и был выпускником зоотехнического факультета аграрного техникума, но, в общем, не слишком далеко блуждал от истины. Нет, Славик не был гендерным террористом или женоненавистником. Нет, отнюдь, женщин он любил. А так же любил он девушек – если, опять же, кто–то улавливает тут существенную разницу. На этой почве у него с женой даже периодически возникала напряженка. Но больше всего он любил и ценил равноправные отношения, и когда в магазине появлялась женщина или девушка… ну, в общем, кто–то из них, все равно, тем более что разницы–то практически и нет, с которой можно было поговорить, он с радостью это делал. Он с удовольствием делился своими знаниями, познаниями, навыками и опытом, обстоятельно и подробно отвечал на вопросы и бывал просто счастлив, когда девушки или женщины, ну, вы знаете кто, его понимали. И ни разу он не допустил, чтобы служебные отношения переросли во внеслужебные, тут его жена как раз была не права, зря она предавалась фантазиям даже более буйным, чем у самого Славика.
