Она вспомнила, что решила играть во всем на опережение. Раз решила – надо исполнять!
– Хотите, я догадаюсь, откуда вы сейчас возвращаетесь?
– Интересно, и откуда же? – опешил уполномоченный.
– Из второй городской больницы после разговора с пострадавшей Андрющенко. Девушка идет на поправку, не правда ли?
Могильников сдвинул фуражку, чтобы почесать затылок.
– Неплохо для начала. Ума не приложу. Откуда вы знаете?
– Я вас видела во сне… вернее, не во сне… но это неважно, – Вика тараторила быстро, не давая полицейскому вставить слово. – Я уверена, что Евстолия не собирается писать никаких заявлений, возбуждать всяких дел. Она просит Заривчацкого освободить.
– Фантастика, – Могильников развел руками.
– Я тоже об этом же хочу вас попросить. Дело в том, что я частично также виновата в избиении.
– Каким это образом?
Вика бросила незаметный взгляд на бывшего, который оправился от удара и закуривал очередную сигарету, не пропуская ни одного слова из сказанного ею.
– Я застукала их у себя в квартире. Во время этого самого. Уже жалею об этом. Не застукай я их – ничего бы не было. Все бы закончилось как обычный адюльтер. Выпили бы шампанского, закусили шоколадкой и разошлись.
Эдуард поперхнулся дымом:
– Тебя послушать, так он просто агнец божий.
– А застукала я их из-за звонка вот этого! – Вика с обидой ткнула в бывшего пальцем. – Не позвони он в самый ответственный момент…
Ой, врешь, конопатая! Уймись! Решила всем сестрам по серьгам? Отлично помнишь, что собиралась вмешаться, только не знала – как. А тут как раз бывший со своим звонком. Очень кстати – как ключ к замку подошел. Тебе не надо было искать повода, притворяться… Зачем же ты его сейчас топишь?
– Ладно, – бывший выбросил окурок и, взглянув на часы, направился в сторону своей машины. – Достаточно спектаклей на сегодня. Тебя до автосервиса подвезти? Тебе ведь еще сегодня машину забрать надо. Ты не забыла?
– Подвези, пожалуй, – после небольшой паузы Вика направилась вслед за ним, бросив взгляд на погоны Могильникова. – Извините, капитан. Вы ничего не видели, мы ничего не видели. Разойдемся полюбовно. Лады?
– Как скажете, – снова развел руками служивый, улыбнувшись и почесав себя за ухом. – До свидания.
Всю дорогу до сервиса Эдуард молчал, словно набрав в рот воды. Это Вику устраивало: ей было не до его приставаний. Она не знала, как себя вести со Стасом. Стоило про него подумать, как рассудок отказывался ей подчиняться. Обними ее сейчас не Эдичка, а Стас, к примеру, она бы не смогла ни рассмеяться ему в лицо, ни заехать в пах. Совершенно точно!
Это ли не доказательство, конопатая, к какому берегу надо грести и куда в конце концов приставать?! Ведь ясно же!
Ясно-то ясно, но как только она вспоминала, с каким неистовством Заривчацкий рычал, будучи утром в ее постели отнюдь не с ней, как сладострастно попискивала, закатывая глазки, эта травмированная куколка, с которой они, кажется, даже нашли общий язык потом, ясность мгновенно улетучивалась, не оставляя следа. Снова наплывал туман, в котором ничего невозможно было разглядеть.
Разве такое можно простить? Забыть? Сделать вид, что не помнишь?
Нет, похоже, приставать к этому берегу пока рановато. Хотя – рано или поздно придется.
Ясно как раз было все с Эдичкой. Он перед ней чист как стеклышко, в порочащих связях замечен не был. Вика незаметно разглядывала его скандинавский профиль, покачиваясь рядом на сиденье. Бывший, кажется, восстановился от всех утренних и дневных потрясений, обрел трезвость рассудка и больше не станет предпринимать радикальных попыток для сближения.
Ну и хорошо, его тоже можно понять…
Оказавшись за рулем своей машины, Вика почувствовала небывалое облегчение. Вот что, оказывается, надо было ей! Она и не догадывалась, что разлука с четырехколесным конем подтачивала незаметно ее силы, выводила из себя.
– Скорее всего, дребезжит цепь, – сделал заключение усатый начальник сервиса, когда она заплатила все по счету. – Некритично, ездить можно.
– Можно-то можно, – возразила автолюбительница, подгоняя кресло под свои – «миниатюрные» – размеры, но я по утрам, пока прогреваю двигатель, бужу всю округу.
– Кто-то громкой музыкой будит, – развел усатый руками, совсем как Могильников полчаса назад, – а вы, стало быть… неповторимым этим шумом. Мы можем заменить цепь, но не факт, что после замены…
– Нет уж, поезжу еще годик, там посмотрим.
Хватит, ей так хорошо за рулем! Свою машину она больше никому не отдаст! Стоило отдать – и на тебе! Куча приключений на голову!
Только выехала на проспект – запиликал сотовый. Запыхавшийся Антон сообщил, что ждет сегодня их с отцом у себя, причем – безлошадных, чтобы скромно отметить рождение сына.
Отказаться было никак нельзя.
Весь следующий день был заполнен суетой до отказа. Только к вечеру, собираясь уходить с работы, Вика вспомнила про Стаса. Несколько секунд смотрела на сотовый, но так и не осмелилась позвонить.
Всякий раз, когда потом собиралась сделать это, перед глазами начинала маячить элегантная ножка с болтавшимися на ней трусиками, в уши влетало постанывание и похотливый кабаний рык.
Надо выждать, протянуть время, – твердила она себе.
Конопатая, уймись! Сотовый у него наверняка конфисковали на время. Так что связь у вас исключительно односторонняя. Он может позвонить, ты – нет. Если хочешь к нему – беги в отделение, тебя пустят!
Она и хотела сбегать, но что-то удерживало. Нужен был веский повод – например, избитая пискуша без сознания. Она безоглядно тогда полетела разбираться. А сейчас что?..
Нет, сейчас она не побежит.
Как назло, Стас не звонил.
Видимо – не хотел.
Ушла вся в заботу о новорожденном внуке, у которого нарастала понемногу желтуха. И мать, и ее малютку перевели в отделение патологии новорожденных. Антон, Эдуард и она – когда порознь, когда вместе – периодически навещали счастливую родильницу.
Как могла, Вика успокаивала сына, твердя, что желтуха новорожденных – часто встречающееся осложнение, с ним сейчас медицина борется вполне успешно, поэтому расстраиваться молодому папаше не следует.
Как-то поинтересовалась у бывшего самочувствием избитой Андрющенко: перевели ее из реанимации или нет.
Ответ обескуражил: ее не только перевели, но и выписали.
– Выписали, кстати, – прозвучало как приговор в суде. – Сегодня.
Эдуард стоял в ее кабинете возле раскрытого окна.
– Что значит, выписали? – Вика растерянно оторвала глаза от монитора, сняв антибликовые очки. – У нее такие гематомы…
– На ней все заживает как на собаке, – невозмутимо сообщил бывший, не отрывая глаз от того, что происходило за окном. – Кстати, я узнавал, сегодня выпустили и твоего этого… Отелло. Так-то ему пятнадцать суток полагалось, но за хорошее поведение, видимо… Да и ты о нем наверняка похлопотала, опять же… Как его? Заривчацкий, кажется?
– Ни за кого я не хлопотала, – не чуя под собой ног, Вика поднялась из-за стола и медленно подошла к окну. – Больно надо!
– Значит, просто за хорошее поведение. Такое тоже случается.
В следующую секунду она разглядела за окном на скамье в парке целующихся любовников. Коренастый брюнет обнимал хрупкую пискушу. Знакомый мохеровый шарф норовил вот-вот упасть в грязь, но Стасу, похоже, было не до него.
Вика кое-как устояла на ногах. Быстро отвернулась от окна и прислонилась к стене. Резко почувствовала нехватку воздуха.
– Скажи… ты знал?! – навзрыд кое-как выговорила она, потом повернулась к Красильникову, схватила за лацканы халата. – Ты знал, знал и молчал! Потому что… тебе выгодно, на руку это все! Ну, ты и…
– Для меня это такой же сюрприз, как и для тебя, – он с трудом расцепил ее пальцы, усадил в кресло, налил из сифона воды. – Честное слово. Ну клянусь тебе! Не веришь?
