— Это укусы.

— Укусы? — Эмма нахмурилась ещё больше. — На тебя напали?

— Нет, вовсе нет.

Дайан потёр шею, накрыв ту ладонью с загривка, глубоко вдохнул и выдохнул.

Эмма ждала.

— На меня не нападали.

Эмма сделала ладонями жест «ну, и…».

— Я сам позволил.

— Мать твою, Дайан. Ты рехнулся?!

— Ты слишком бурно реагируешь.

— Лиам мне говорил, что ты ушёл с вампиром, но я думала: его несёт с переторча. О чём ты думал?!

— Эмма, иди-ка домой, — великодушно предложил Дайан, едва поморщившись и снова закуривая сигарету.

— Тебя кусал вампир!

— И что?

Эмма взмахнула руками, не находя слов. Как только справилась, уточнила:

— Ты сам позволил?

— Абсолютно, — кивнул Дайан, вдруг почувствовав неясное удовлетворение от происходящего на глазах Эммы абсурда. — Кстати, он не только укусил меня.

Эмма отяжелела в зелёном взгляде.

— Ты… мне изменил?

— Ну, не до этого, Эм.

— Почему?

— Кроме как «потому» мне крыть нечем, — Дайан загасил сигарету.

Зато тут же закурила Эмма.

— Кто он?

— Зачем тебе? Пойдёшь выяснять отношения?

— Блядь, Дайан, тебе только бы шутить.

— Это я могу, хлебом не корми. Эм, в самом деле, мне не до трёпа. Я устал.

— Отвали, нечего меня выставлять. Я не просто очередная девка с потока, и ты это знаешь.

— Чего ты хочешь?

— Ты трахался с ним?

— Блядь, Эм, нет, — досадливо дёрнул кожей на переносице Дайан.

— Слушай, я тебя прощаю.

Дайан раскрыл глаза, изумлённо оглядывая девушку.

— Ой да брось, — Эмма докурила, положила сумочку на журнальный столик. — Ты повеселился, с каждым может случиться. Я теперь тоже хочу.

Она снова приблизилась, улыбнулась и охватила Дайана вкруг талии руками.

— Слушай, Эм… не стоит сегодня…

— Не зарывайся, Дайан. Это уже грубо.

— Вовсе нет. Сойер сказал, что прикончит любого, кто до меня дотронется. И меня заодно, — мстительно выдал Дайан.

Эмма сузившимися глазами смотрела, соображая, что тут шутка, а что оскорбление. Наконец определила самое опасное.

— Сойер?

— Джон Сойер.

— Ах, Джон Сойер…

Отошла, подняла сумочку.

— Иди нахуй, Дайан Брук.

— Прости, — сказал Дайан без должного раскаяния.

— Присунь себе своё «прости».

Эмма захлопнула дверь.

«А ведь она права, — согласился Дайан, — вполне светит отправиться на хуй».

С его-то настроем, который Дайан не был в состоянии определить, но в котором технично вот только что спровоцировал Эмму на хлопнуть дверью.

Уснул Дайан в четвёртом часу утра.

Добрый старый кошмар немилосердно обнял его.

Ему снилось, что сидит он в пляжном кресле, разведя колени как шлюха. А Сойер стоит над ним, заслоняя солнце. Дайану трудно смотреть. И он закрывает глаза. Понимает, что вампир опускается между его ног, потому что холодные ладони оглаживают колени. Дайан открывает глаза. Он голый. Джон же одет в костюм и стоит, тесно придвинувшись. «Хочешь меня?» — произносит тот. «Хочу», — снова соглашается Дайан. И Сойер опять кусает его с долгими зализами. Дайан чувствует, как тянет и пульсирует в шее. Чувствует, что ему хочется большего. Ртом Джон толкается ему в шею, держит руками: крепко, с подтаскиваниями. Дайан находит рукою член Сойера. Как только сжимает тот через брюки, ощущает в ладони его толщину и жёсткость, — желание вставить его в себя становится навязчивым. Возбуждение сна оборачивается густым, тянущим, зудящим намерением. Едва выносимым. Дайан чувствует, как конец члена Джона давит ему между ягодиц, толчок… И открывает глаза.

В комнате светло. Звенит в животе и пружинно толкается в паху. Спустив руку, Дайан понимает, что кончил во сне.

***

«Топанга-Каньон-Геллери» на Олд-Топанга-Каньон-Роуд, 27 выставляла стилизованную под аутентичность керамику, ручной работы украшения, полотна и скульптуру.

Дайан Брук в самом деле заканчивал обучение в Колледже искусства и дизайна в Пасадене, и несколько его работ в технике «бисквита» были рекомендованы для выставки и внесены в летний каталог. С чем Дайана поздравляли, но сам он не особо обольщался предполагаемому успеху.

Джон Сойер, снова завернув в галерею по настоянию Сьюзан Хоуп, понял, что именно принял за отзвук обожжённой земли в запахе Дайана Брука. Как понял и то, что по иронии или в символичном ключе купил его настольную скульптуру «Свет материнства», ещё до того как узнал о существовании мальчишки в клубе «Sweet baby’s». Целомудренный и дремучий звук белой глины впитался в руки Дайана.

Спровоцировали покупку не сентиментальность и не архетипичные влечения в тёмном внутреннем мире Джона Сойера, а странная, оживающая линия колен, локтей и шеи матери, что, сидя, удерживала на вытянутых вверх руках младенца. Белое матовое сияние глины населяло обнажённых мать и ребёнка абсолютными невинностью и мощью.

— Послушайте, мистер Сойер, вы хотите, чтобы «Свет материнства» отправилась в Ливерпуль как можно скорее. Но я, в свою очередь, хотела просить вас об одолжении, — Сьюзан и просила, и кокетничала одновременно.

— Именно? — сдержанно поинтересовался Сойер, рассматривая всё ещё не убранную скульптуру.

— Позвольте оставить её ещё на некоторое время для выставки. Дайан Брук, кажется, открытие сезона. Он предоставил всего две работы: и обе куплены.

— Я не помню, какой была вторая.

— «Нетопырь» в чёрном бисквите с ферродобавками. Абсолютная противоположность классическим линиям этой группы. Там, скорее, идеальная эклектика. Вот, посмотрите, — мисс Хоуп взяла с витрины каталог, уже проложенный закладкой на нужной странице, чтобы раскрыть его для Сойера.

— Кто купил? — спросил тот.

— Я не могу вам сказать, простите.

— Мисс Хоуп, оставьте мои контакты покупателю. Я хочу, чтобы он со мною связался.

— Я попробую, мистер Сойер, — Сьюзан взглянула вампиру в лицо. — Хотите выкупить вторую работу Дайана Брука?

— Хочу.

— Полагаю, можно связаться с ним самим. Возможно, что он изготовит для вас такую же, если форма сох…

— Я хочу первую «Нетопыря», мисс Хоуп, — отрезал Джон.

Сьюзан смешалась от резкого и нетерпеливого тона, закрыла каталог.

— Я оставлю ваш номер тем, кто купил «Нетопыря».

— Тем?

— Пара, брат с сестрою. Тоже вампиры, — кивнула Сьюзан.

Сойер досадливо двинул ртом. Он нутром чувствовал, что почти знает, кем были покупатели второй фигуры. Марк и Ио Кэлпи, близнецы, ставшие первыми детьми мисс Аддамс. В то время как сам Джон был её вторым дитя. И последним.

Если создательницу Сойер не видел уже давно, то Марк и Ио удручающе часто навещали его и в Ливерпуле, и, что было для него неожиданностью, вот теперь. Ничего хорошего их близость в себе не несла. Равно как и его для них.

Долгое время близнецы были единственными спутниками и детьми мисс Аддамс. И то, что она вдруг совершенно спонтанно, в несвойственной ей манере, обратила зарвавшегося и скучающего британца, разделив с ним свои образ жизни и тайну, но который положил несколько первых лет обращения на то, чтобы воспринимать волю и желания создательницы в штыки, чем огорчал мисс Аддамс невероятно, — вот это взбесило Марка и Ио. Они ревновали до алой пелены перед глазами и не могли взять в толк, с чего мисс Аддамс возится с неблагодарным и своенравным Сойером.

Джона Сойера они тоже бесили по многим причинам. Высокомерные, коварные, хитрые, не спускающие с него глаз, следящие за ним и не упускающие ни единой возможности, чтобы уязвить.

Близнецы любили мисс Аддамс пуще своих чёрных душ. И в те годы, что Джон пытался избавиться от её опеки и заботы, подрывая авторитет Виктории в глазах окружающих, Марк и Ио едва удерживались на острой грани, чтобы не разорвать Сойера, выпотрошив и обезглавив.

Мисс Аддамс была чертовски терпелива и милосердна. И однозначно против обезглавливания Джона Сойера.

Со временем Сойер осознал, что за дар она преподнесла ему. Со временем он к той изменился. Вот только Марк и Ио со временем были не в ладах. Запрет создательницы на причинение неисправимого вреда друг другу среди своих детей был обязывающим и нерушимым. Но пакостей, злых и досадных, он не исключал.