— Вы очаровательны, Чио, — похвалил Дон Хуан.

— Хотите карамельного яблока?

— Немедленно, — разрешил Дон Хуан.

Ганнибал проводил взглядом голую спину и плечи Чио с перекрестьями белых сатиновых бретелей струящегося платья и чёрную спину тёмного мейстера Матуса, чьи белые волосы лисьим хвостом спускались по ней, схваченные резинкой.

— Что, доктор Лектер, действительно остановиться только на яблоках? — иронично, но приемлемо спросил Карлос.

— Канунник* вне подозрений, — сжалился Ганнибал.

Карлос хмыкнул, вместе с тем выдыхая сигаретный дым.

***

Небо над розовым садом, над Мёрдер-драйв, над Торонто и над всею Канадой WL было чёрно-синим. Луна же сияла в золотой короне отражённого свечения, затягиваясь быстрыми веретёнообразными облаками. Снег кружил, всё также не достигая самайна и голых плечей дам в розовом саду.

Беверли Катц и миссис Грэм пришли к однозначному выводу, путешествуя вкруг фуршетных столов, уставленных композициями из тяжёлых роз и фрезий, который оформился в возглас «ошалеть можно, сколько цветов».

— Столько же цветов, как на Вудстоке**, — кивнула Мелисса.

— Вы же не могли быть на Вудстоке?! Вы молоды, — удивилась Беверли, отламывая кончик самайновского хлеба, выпеченного из слоёного теста в форме высоких бычьих рогов.

— На первом-то конечно. Но вот в 1999-м, на юбилейном… — сладко улыбнулась Мелисса воспоминаниям.

— Отрыв башки? — понимающе уточнила Беверли, подтаскивая вилкой в тарелку ломтик свинины.

— Ох, милая, головы там было вообще не найти.

Обе отошли от стола, выходя под ночное странное небо и в во всех отношениях странный сад. Нашли взглядами маэстро Эйнауди, погружённого в музыку за сияющим фортепиано. Музыка разливалась, подобно дыханию самого сада, окутывая каждого гостя, не оставляя, в то же время без излишней навязчивости. Рядом с маэстро стоял Демон Хелловина, предусмотрительно удерживая поднос с бокалом вина и стаканом воды, заботясь о госте.

— Сколько стоят несколько часов от Людовика Эйнауди? — полюбопытствовала миссис Грэм.

— Что-то около стоимости двух почек, полагаю.

Обе обернулись к Мэтью Брауну. Вместе с тем подошёл доктор Сатклифф.

— Мэтью, я ведь тебя не заметила среди гостей. Очень неожиданно, — Беверли отважно улыбнулась. Браун ей подкожно не нравился. И она в самом деле не ожидала видеть того на свадьбе Лектера и Грэма.

— Привет, — сказал Браун, протягивая руку Мелиссе. — Вы миссис Грэм?

— Да, — Мелисса кивнула, забирая у Сатклиффа бокал с шампанским.

— Я Мэтью Браун. Поклонник работ вашего сына.

— М-м-м, — ободряюще сказала Мелисса. — Он знает?

— Знает, — успокоил её Браун.

— Позвольте лишить вас компании миссис Грэм, — вклинился доктор Сатклифф и, подхватив общительный локоть матери жениха, повёл ту прочь.

— Какого чёрта ты здесь, ненормальный псих? — тут же нашлась Беверли, делая добрый глоток виски, который сдёрнула с подноса проходящего тыквенного Демона.

— Грубо, мейстер Катц, — сморщил нос Мэтью Браун.

— Я не претендую на легендарное лектеровское чувство такта.

— Остынь. Он сам меня пригласил. Поэтому я здесь. И даже плюс один.

— Господь всеблагий, да кто с тобою пошёл?

— Молли Фостер, — довольный, как никто, улыбнулся Браун.

Беверли отпила ещё. Потом ещё. Молли Фостер работала в вирусологической лаборатории ФБР. Близко ни с кем из убойного не общалась. Несмотря на то Катц, что свойственно всем дочерям Евы, была в курсе подводных течений, как холодных, так и тёплых, что кружили в пенитенциаритете ФБР. И тёплый гольфстрим чувств Молли Фостер омывал симпатией Уилла Грэма, который из-за своей беспечности и поглощённости Лектером ничерта обо всём том не знал. О гольфстриме Мэтью Брауна Катц уже тоже догадывалась. А то, что Ганнибал Лектер пригласил на свою свадьбу потенциальных соперников, говорило Беверли только об одном: мейстер хочет натянуть поводки.

«Пизда Молли Фостер и Мэтью Брауну», — элегантно, но хмуро сообщила сама себе мейстер локации. Допила виски, отставила пустой стакан на поднос тыквенного Демона, что появился по потребности, подхватила шелестящую юбку и отправилась разглядеть поближе плюс один Мэтью Брауна.

***

Уилл достаточно быстро потерял мать из зоны видимости, напомнил себе, что из них двоих старше — она. И пустил всё на самотёк. К тому же Зеллер и Прайс нашли его, окружили, трогая за руку, и оттёрли от гостей намертво, в чём опередили Блум и Вёрджер. Те остановились на подходе, не успев добежать до Грэма каких-то шагов пять и угрожающе прошлись взглядами по патологоанатому и ониксовому мейстеру, слушающему души.

Уилл не сопротивлялся, потому что с Джимми и Брайаном это не работало. Беспардонные и дружелюбные, хотя Уилл был уверен на все сто, что себе на уме, Джимми Прайс и Брайан Зеллер получали удовольствие от личной жизни Грэма по полной. А теперь они вожделели белого золота и алмазных копей. И, по большому счёту, весь Грэм им нужен не был. Единственно что его левая рука, на безымянном пальце которой обернулось роскошное, переливающееся в огнях самайна бриллиантовое совершенство.

Зеллер и Прайс стиснули руку Уилла с обеих сторон и молча изучали.

— Так и предполагал, — наконец откинулся Зеллер, отступая и вытягивая сигареты из кармана брюк.

И Уилл, и Джимми сделали глазами «что?» и тут же «ну же».

— Твой муж прошил в него заклинание.

— Какое? — Прайс был совершенно очарован сказочными реалиями мейстерской обыденности.

— Хороший вопрос, Джимми. Мне лестно, что ты считаешь меня способным разбираться в работе Лектера. Но я на такое не способен.

— Ты просто видишь, что есть заклинание? — уточнил Грэм.

— Слышу, — Зеллер выпустил сигаретный дым. — В твоём кольце свеженькая душа.

Джимми и Уилл пялились на мейстера безотрывно.

— Чья? — странно спросил Уилл. — Ты слышишь — чья?

Брайан перехватил бокал шампанского у тыквенного Демона, выпил до половины, затянулся, тепло ответил Грэму взглядом.

— Нет, Уилл, имени я её не слышу, — великодушно солгал Зеллер.

Джимми с таким откровенным недоверием закатил глаза, что Уилл не счёл нужным что-то добавлять от себя.

— И совершенно точно не знаю, каково целеполагание твоего обручального кольца. Лектер говорил?

— Вероятно, что сюрприз, — Уилл отнял у Зеллера сигарету, затянулся, вернул.

— Скажешь мне, если не против? Когда узнаешь? — улыбнулся Зеллер.

— Нет, не скажу, — улыбнулся Уилл.

Зеллер цыкнул.

— Всё верно, умный мальчик Уилл Грэм. Нельзя трепаться другим мейстерам о том, что делает для тебя твой собственный. Это чревато.

***

— Они пытались рассмотреть твоё кольцо ещё раньше, но я не позволил, — довольный собою и угощением заявил Джек Кроуфорд.

— Как ты видел, своего Прайс и Зеллер всё-таки достигли, — сказал Уилл и проглотил, кажется, первый кусок за весь долгий день. Официально кусок преподносился общественности как куриная печёнка с травами. Но он был чертовски вкусным, так что имел право быть тем, кем угодно.

— С кем танцует моя жена? — наконец спохватился Джек.

— Это давний пациент Ганнибала. Рэнделл Тир.

Кроуфорд нахмурился, но скотч многое сгладил.

Тыквенный Демон Хелловина приблизился и глухо произнёс:

— Прошу поторопиться, мистер Грэм. Танец жениха и жениха.

Мелисса и Роберт Грэмы здорово постаралась с привитием определённых музыкальных вкусов сыну, разве что происходило всё это сравнительно недолго. Ровно до того утра, как Мелисса сбежала с Тайлером Шеппардом. Но жизнь в трейлерных парках с двумя хипповатыми родителями и специфичное мировоззрение окружающих Уилла соседей, равно как и сам кочевой образ жизни, раскрыли перед тем всю прелесть и бунт рок-эн-ролла. Не говоря уже об альтернативных течениях в музыке. Что говорить, зачастую вся его затворническая жизнь с выстроенными им же самим ограничениями заключалась в любимой музыке и книгах.

Сам Ганнибал любил классические этюды и композиторов. Но, как показали многие жизни, Уилла Грэма он любил гораздо больше и сильнее, нежели классические этюды. Поэтому песню выбрал Грэм. И та стала совершенным отражением отношения Уилла к мужу, равно как и Ганнибала к тому.