— Да.

— Какой подарок ты хочешь? — сменил тему разговора Ганнибал, но руки не убрал.

— По поводу?

— Свадебный подарок.

— Я не думал об этом, — пожал Уилл плечом.

— Скажи, что ты любишь?

Ладонь Ганнибала миновала колено и снова замерла, уже чуть выше.

— Ты знаешь обо всём, что я люблю, — с усилием контролируя безразличие в голосе, ответил Уилл.

— Знаю, но бывают некоторые разночтения от тебя до тебя. Сейчас ты что любишь?

Ганнибал ухватил столик за ручки и поставил тот рядом с кроватью. Уилл прижал ладони к кровати, когда Ганнибал встал над ним коленями с обеих сторон, склонился к лицу, правой рукою охватывая под поясницу и подтаскивая ближе и чуть вверх, отрывая его от кровати.

— Уилл? — позвал он. — Ответь мне.

— Сырость, запах плесени и розовые сады, — сказал Уилл, думая только о том, чтобы Ганнибал нарушил согласие на целибат и развернул его лицом вниз.

Лектер приблизил губы к губам Уилла.

— Я всё понимаю, любовь моя. Но ты справишься.

Он разжал руку. Грэм упал в подушки. Лектер откинулся в рост на коленях над кроватью.

— Чуть не забыл, — сказал он. — Твоя мать будет у нас на свадьбе.

— Что? — не сразу понял Уилл.

— Миссис Грэм. Она нанесла мне визит.

— С чего… Какого чёрта? Откуда?

— Она читает колонку Фрэдди Лаундс, — объяснил Ганнибал. — А та просклоняла нашу женитьбу во всех мыслимых позах.

Лектер спустился с кровати, забрал остатки завтрака.

— Поторопись, Уилл. Доктор Гидеон уже расправился с медсестрой.

***

Мелисса Грэм сидела на ступеньках террасы некогда бывшим её дома, из которого она сбежала июньским утром до наступления завтрака.

Она понятия не имела о том, как её встретит сын. И заведомо волновалась. В доме беспокоились собаки, ворча с той стороны двери. И уже истёк час с лишним с того момента, как она отпустила такси. Мелисса продрогла. Она могла бы открыть двери. Но ключа в привычном месте не было. Поэтому ей приходилось дожидаться сына снаружи. Когда пикап Уилла показался на трассе и свернул на подъездную дорогу, она одновременно обрадовалась и растерялась. К тому же когда сын выбрался из автомобиля, по его лицу она не смогла прочесть владевших тем мыслей.

— Привет, милый.

Грэм остановился, рассматривая мать.

— Я довольно-таки долго тебя ждала. Пригласи меня в дом?

— Я ждал дольше твоего.

Мелисса прикрыла глаза.

— Прости меня.

Уилл обошёл мать, отомкнул дверь принесённым ключом, отступил в сторону, давая понять, что та приглашена.

Джинджер и Бакстер прошмыгнули между ними, выскочив по неотложным собачьим делам.

Мелисса и Уилл молчали, пока тот раздевался, включал электрический камин и варил кофе.

— У тебя… не слишком-то уютно, — попыталась завязать беседу мать.

— При тебе было лучше, знаю. Но при одном отце понятие уюта перестало быть обязательным.

— Прости, Уилли.

— Мам, дело не в прощении и не в обидах. Я не уверен, что обижался на тебя.

Мелисса удивлённо посмотрела на сына.

— Да. Я знаю, что с отцом у тебя не задавалось. Брак по… беременности — не самая радужная перспектива, да?

— Отец тебе рассказал?

— Нет. Я знал, что ты чувствуешь.

Уилл разлил кофе в кружки. Матери добавил сахара. Много. И молока.

— Ты поменяла фамилию.

— Да. Я вышла замуж сразу, как только твой отец умер.

— Ты следила за нами?

— Да.

— Я пытался найти тебя под девичьей фамилией.

— Шеппард. Миссис Тайлер Шеппард, — сказала Мелисса.

Уилл направился к двери, чтобы впустить собак. В доме становилось теплее от камина и присутствия людей. Собаки сели у порога. Лапы у них были относительно чистыми из-за снега. Поэтому Уилл только вытер их насухо.

— Я была у… твоего жениха, у доктора Лектера.

— Я знаю. Утром он мне сообщил.

Мелисса хмыкнула.

— После всего, что я устроила, милый, мне не полагается о чём-либо вообще тебя расспрашивать…

— Это верно, — кивнул Уилл, берясь за кофе.

— Но, как любая мать, я бы хотела видеть тебя рядом с прекрасной девушкой. Которая позже родит тебе детей.

Уилл рассмеялся, чем удивил мать. Более того он продолжал смеяться, не в силах собраться. И не понимая, как объяснить матери, что у него есть ребёнок. Его собственный и от Ганнибала. И стоит ли объяснять вообще.

— Уилли, — укоризненно напомнила о себе Мелисса.

— Прости, мама, — Уилл сделал глоток.

Собрался.

— Ганнибал прекрасен. Лично для меня он прекраснее любой девушки.

— Вы давно знакомы?

— Кажется, что сотни лет, — не соврал Грэм.

— Он хорошо воспитан. И у него есть вкус. И, похоже, деньги.

«А ещё он тёмный мейстер, убивает, ест людей и ебёт меня до множественных оргазмов. Но этого я тебе сказать не могу», — сам себе напомнил Уилл.

— Да, он хорошо воспитан, — согласился вслух.

— Ты будешь счастлив?

— Уже.

Мелисса давно не получала такого однозначного ответа.

— Мам, у меня есть братья или сёстры?

— Да. Рейчел. Работает метеорологом на Аляске.

— Ух ты.

— Вы похожи с нею.

— Мы похожи на тебя.

— Да, — улыбнулась мать.

— Ты хочешь быть на моей свадьбе?

— Да. Очень. Мне бы очень хотелось, если ты позволишь.

— Это единственная причина, по которой ты появилась тут?

— Да, милый.

Уилл, едва сузив глаза, просмотрел мать.

— Мама.

— Прости.

— В чём дело?

— Я сбежала от Тайлера, — вздохнула Мелисса.

Уилл опустил голову.

— На этот раз с кем?

— О, нет! — возмутилась мать. — Ни с кем. От него. Он совсем слетел с катушек. Когда Рейчел уехала от нас, всё стало портиться. Я боюсь за свою жизнь. Можно, я поживу у тебя?

— Да. Но он знает, где ты можешь быть?

— Вполне возможно. Он вернётся через четыре дня из рейса. Меня дома не найдёт…

— Ты заявляла в полицию? Есть протокол о нападении?

— Нет.

— Мама, это плохо. И безрассудно.

— Не укоряй меня. Просто приюти на время.

Комментарий к 28

*Согласно Оксфордскому словарю фольклора, Самайн был праздником одновременно для всех народов Британских островов и прочно ассоциировался со смертью и сверхъестественным. В то же время нет никаких доказательств того, что в языческие времена праздник имел какое-либо особое значение, кроме сельскохозяйственного и сезонного. Традиционно считается, что восприятие Самайна как тёмного языческого праздника, связанного с мёртвыми, обязано своим появлением христианским монахам X—XI вв., писавших о нём спустя примерно два столетия после утверждения Дня всех святых и примерно через 400 лет после принятия Ирландией христианства. Приходится в современном исчислении на 31 октября — 2 ноября

========== 29 ==========

Ганнибал Лектер уговаривал Уилла о том, что сам заберёт доктора Гидеона. Возможно, что даже с остывающего Пола Коррадеса, не допуская дальнейших игрищ Абеля Гидеона с колумбийскими галстуками, Фрэдди Лаундс и Фрэдериком Чилтоном.

Сам же Уилл стоял на том, чтобы позволить сумасшедшему доктору Гидеону распотрошить Чилтона на потеху если не публике, так к удовольствию самого Грэма. Потому что, побывав сегодня в кабинете Чилтона и насмотревшись на непуганую физиономию того сверх меры, Уилл лютовал. Стоило Уиллу заметить доктору Чилтону, что тому повезло избежать публичного унижения посредством бегства Гидеона, скрыв от сладострастно жаждущих провалов и падений коллег и просто заинтересованно охаживающей маньяков толпы обывателей свою некомпетентность и преступную тягу к манипуляциям, так Фрэдерик Чилтон недвусмысленно подался через стол в его сторону и, ведя плечами, отбился: «И поэтому теперь вы унижаете меня в частном порядке». Грэма перевернуло, когда он однозначно схватил стремление Чилтона к определённому роду девиации, связываемой в представлении того с Уиллом Грэмом.

«Чего я дёргаюсь?» — справедливо спросил сам у себя Уилл, стоя у окна, пока мейстер, причиняющая благо, Алана Блум перелаивалась с мейстером прозрачных очевидностей Фрэдериком Чилтоном в попытке каждого перетянуть на себя трещавшее по швам испачканное одеяло сознания сбежавшего Абеля Гидеона. Дёргаться было излишне. Внимание, что демонстрировал к нему доктор Чилтон, ничем не отличалось от внимания, которым пытался оглушить его доктор Лектер. Разве что терпеть проявление симпатии от Ганнибала было мучительно приятно. А от Фрэдерика Чилтона — мучительно омерзительно.