– Захочешь пить или есть, подходи к нам, накормим, напоим…

Гошку жгло от злости. Мало того что этот гад писклявый ткнул его ногой, так ещё и разговаривает так, будто генерал со своим солдатом. Эх, дать бы ему по морде… Но – нельзя. И этот, Венька, змей ласковый: «Приходи, бедненький, подадим, так и быть, чего-нибудь из оставшегося…» Умеет ущипнуть. Что же им ответить?

Гошка встал.

– Дядя Василий, – крикнул он, – можно, я пойду искупаюсь?

Василий вскочил и подошёл к ним.

– Давай. Я постою на берегу, посмотрю. Если понадобится, помогу.

Они прошли по мосткам. Гошка осторожно слез по ступенькам в воду, подержался за перекладину, отцепился и поплыл по-собачьи, задрав голову высоко над водой, сопя и отдуваясь. Генерал насмешливо глядел на него, потом оттолкнулся, красиво прыгнул в воду, вынырнул и, сильно загребая, сделал круг в воде и подплыл к Гошке:

– Ну как, москвич? Не утонешь? Глаза-то не таращи, вывалятся.

Гошка оглянулся. На берегу рядом с Василием стояла Таня, прижав кулачки к подбородку, и смотрела на него. В глазах её были страх и жалость.

«Меня жалеет, – весело подумал Гошка. – Забыла, наверное, что я в бассейн ходил».

Банкир Венька, склонив голову набок, с интересом глядел на них.

– Да не бойся ты, – продолжал Генерал. – Окунись с головой, может, перестанешь воды бояться и по-настоящему плавать начнёшь. Вот, смотри…

Он подплыл к Гошке и, положив руки ему на плечи, с силой вогнал его в воду. Таня вскрикнула, Василий побежал по мосткам и прыгнул в воду. Гошка привычно ушёл на глубину, развернулся под водой и, ухватив Генерала за ноги, дёрнул вниз. И с радостью увидел перед своим лицом его глаза, выпученные от изумления и страха. Генерал беспорядочно дёргал ногами, пытаясь выбраться, но Гошка цепко держал его, не давая подняться. Потом отпустил и даже подтолкнул вверх, всплыл и сам, в несколько взмахов подплыл к лесенке и вылез из воды. За ним из воды выбрался Василий. Генерал Кешка, кашляя и мотая головой, вылез вслед за ним и лёг на доски. Таня уже стояла на мостках и с изумлением глядела на Гошку. Василий улыбался.

– Ты что сделал, сволочь! – заорал, отдышавшись и придя в себя, Кешка. – Ты же меня чуть не утопил! Ты же умеешь плавать. Чего выкобенивался?! Почему не сказал?

– Извини, – огорчился Гошка. – Я испугался, когда ты стал меня топить. Очень уж неожиданно. Ухватился за что смог, а это оказался ты. Не сердись. Ты ведь сам сказал, что мне нужно только окунуться с головой и я научусь плавать. Вот я и научился.

Генерал опять закашлялся. Гошка даже почувствовал некоторое раскаяние.

«Может, не надо было его так?» – подумал он.

Генерал отдышался, встал, глаза его сузились.

– Ещё пожалеешь, Гога Московская, – тихо выдохнул он. – Здесь тебе не Москва, здесь Сибирь.

Раскаяния больше не было, прежняя злость снова вспыхнула в Гошке.

– Посмотрим, Кекешка Генеральская, – ответил он.

Венька опять отвернулся, чтобы скрыть злорадную усмешку. Таня улыбалась во весь рот и хлопала в ладоши.

– Ты почему сразу не подошёл ко мне? Идём к нам. Я маме и папе уже всё про тебя рассказала, и ты им нравишься. И то, что ты, когда пришёл, сразу не побежал к нам, тоже им понравилось. Пошли.

Василий хлопнул Гошку по плечу:

– Учился плавать? Вижу, что можно за тобой не следить. Просто будь осторожен и далеко не заплывай. Ладно?

Гошка кивнул.

Танины родители Гошке тоже сразу понравились. Они не спрашивали, кто его папа-мама, как он учится, с кем дружит и что там случилось в воде. Они просто улыбнулись, когда Таня подвела к ним Гошку, сразу налили ему стакан сока и дали бутерброд с вкусным мясом, которое оказалось копчёной олениной.

Пока он жевал, Танькина мама, Ольга Петровна, уже приготовила второй такой же, и Гошка сам не заметил, как съел и его. Он вспомнил мамины указания перед походом в гости: не набрасываться на чужую еду, будто тебя дома не кормят, есть не торопясь, локти не растопыривать, откусывать понемногу, не вести себя, как троглодит… Гошка не знал, кто такой троглодит, и на всякий случай не спрашивал: вдруг окажется, что это нечто ужасное или обидное. Он растерянно поглядел на Ольгу Петровну, а она улыбнулась и сказала, что больше всего любит гостей, которым нравится угощение и они этого не скрывают. И Гошке сразу стало легко и свободно.

Танька всё это время с восторгом рассказывала, как Гошка уделал гадского Кешку, который хотел над ним поиздеваться. А в результате сам оказался в полном позоре. И ещё был назван Генеральской Кекешкой.

– Я когда увидела, как Егорка плывёт, решила, что он врал про бассейн. Обидно за него стало – ужас как: зачем врал? Тут Кешка его в воду с головой, р-раз – и утопил! Я от страха даже закричала, а Кешка, гад, смеётся, как гиена. И вдруг он – бульк! – и нет его, только круги расходятся. А когда всплыл, руками по воде хлопает, кашляет, головой мотает. Тут всплыл и Егорка и, как торпеда, раз, два – и у мостков. Вылез и даже дышит спокойно, будто и под водой не был. И тут я поняла, что он Кешку так заманивал и Кешка попался! Уй, как здорово! В школе всем расскажу! Великий пловец Кекешка! Будет знать. А то надувается, будто уже генерал. Жаль только, что Венька, как всегда, оказался в стороне. Скажет что-нибудь, вроде бы и ничего такого особенного, а подумаешь и поймёшь: сказал гадость.

Танькин папа, Алексей Михайлович, слушал, смеялся и время от времени говорил, что девочкам не следует употреблять такие энергичные выражения. Таня на секунду останавливалась и продолжала в том же духе.

Гошке было хорошо с ними, но он вспомнил ещё одно мамино наставление, очень важное: из гостей уходить, когда хозяевам ещё чуть-чуть не хочется тебя отпускать. Он встал, сказал: «Спасибо большое, пора домой, а то дед уже, наверное, волнуется» – и пошёл.

Таня догнала его:

– Егор, папа сейчас тихо говорил маме, но я услышала. Он сказал, что Кешка может нажаловаться отцу, а его папаша какой-то важный чиновник, и у твоего деда могут быть неприятности.

– А чего он делает здесь, этот чиновник? Такие ведь отдыхают где-нибудь за границей…

– Папа сказал, что он сначала незаметно едет за границу. А потом возвращается и всем рассказывает, что лучший отдых на родной сибирской природе. Ты скажешь деду?

Гошка задумался. Нагружать деда не хотелось. А промолчать – может быть хуже.

– А ты как считаешь?

– Наверное, лучше сказать, – неуверенно произнесла Таня.

– Скажу, – решил Гошка. – Ну, я пошёл? До завтра…

– Погоди. Кешка тебя возненавидел, Егор. Ты и на речке тогда над ним верх взял и здесь перед всеми опозорил. Он теперь будет тебе устраивать всякие подлости. А придумывать эти подлости будет Венька. Я тебя буду охранять.

У Гошки потеплело в груди.

– Мы будем вместе друг друга охранять, – сказал он и побежал домой.

Ужин прошёл в молчании. Но вот дед отодвинул тарелку, взял всей ладонью свой вечерний стакан чая в подстаканнике и поднял глаза:

– Ну, как день прошёл, внук?

Гошка вдохнул, выдохнул и стал рассказывать. Дед слушал молча, нахмурив брови. Тётя Тоня сидела выпрямившись, на её лице было удивление и озабоченность.

– И Танька мне передала слова её отца, что Кешка нажалуется своему отцу и у тебя могут быть неприятности, – выпалил под конец Гошка и уставился на деда.

Дед молчал, глядя в стол. У Гошки начало сосать под ложечкой. «Не успел приехать, как напортил деду», – мелькнула мысль. Но вот дед поднял голову.

– Молодец! – сказал он и поцеловал Гошку в макушку. – Не дал этому мелкому негодяю оседлать тебя. Поставил его на место. А за меня не бойся. Биостанция подчиняется Академии наук, мы нужны чиновному отцу этого мальчишки больше, чем он нам. И место отдыха с семьёй с даровым жильём на хороших харчах терять ему ой как не хочется. Попросился когда-то, мы пустили, терпим его, а можем и выгнать. Правильно, что ты рассказал это мне, и передай моё спасибо этой девочке Тане. Я её знаю, хороший человечек. С характером. Ответственная, если что-то обещала, сделает. Животных любит, и они доверяют ей. А их не обманешь. И её родители славные люди. И учёные настоящие.