Улька не хотела беспокоить коровку, но иногда всё-таки к ней заглядывала. Аккуратно отодвигала крышку и смотрела. Божья коровка спала, спрятав все шесть лапок. Улька сомневалась, что коровка слышит, но всё-таки на всякий случай сообщала:

– До весны осталось семьдесят пять дней…

– До весны осталось пятьдесят шесть дней…

– До весны осталось сорок восемь дней…

Улька не хотела, чтобы божья коровка проспала весну и пропустила важные дела. Например, какое-нибудь жучиное собрание. Или встречу с подругой-гусеницей. Или ночной концерт сверчков.

Перед сном Улька тоже часто думала про божью коровку. Она представляла, как уютно коровка спит в маленькой коробочке. И как потом она проснётся, полетает по их квартире. Затем вылетит в окно и увидит двор. Может быть, отправится в другой город. А может, даже в другую страну. Посмотрит на мир с высоты жучиного полета. Как-то раз Улька путешествовала с родителями на самолёте и видела, какими маленькими стали дома и дороги. А потом всё внизу стало похоже на лоскутки бабушкиного одеяла, сшитого из кусочков разной ткани.

Божья коровка летела всё выше. Всё меньше и меньше под ней становились города и страны. Всё меньше и меньше становились горы и моря. И вот уже большая-большая божья коровка летает вокруг маленького земного шара. Улька засыпала.

Как-то вечером за всеми ребятами пришли родители, а Улькина мама задерживалась. Бабушка приболела, а папа был в командировке. И даже сестра была на спортивных сборах. Забрать Ульку было некому. Стало смеркаться, улица за занавесками посинела. Зажглись жёлтые фонари. Улька достала карандаши и села рисовать. Ей нравилось изображать жизнь божьей коровки. Вот божья коровка вылетает во двор. Вот встречается с друзьями и пьёт чай в кафе для жучков. Посещает ежевесеннее собрание божьих коровок. Вот прогуливается в зарослях травы. Через час Улька нарисовала божьей коровке весь гардероб, от пальто до пижамы. Нарисовала жучиные шляпки и шейные платки. Нарисовала много-много жучиной обуви, даже на каблуке, и даже зачем-то коньки, хотя непонятно, где божьей коровке было летом на них кататься. Улька нарисовала и каток, и саму божью коровку, надевшую три пары коньков на шесть лапок.

А мама всё не шла.

Ульке надоело рисовать. Она подошла к окну и стала смотреть. На улице совсем стемнело. Виднелись только освещённые серые дорожки и окна-огоньки в домах напротив. Улька подумала, что семьи в этих домах сейчас ужинают, а кто-то уже пьёт вечерний чай. С печеньем или конфетами.

Пошёл снег. Ульке вдруг показалось, что за ней больше никто никогда не придёт. И она останется в детском саду навсегда. Так и будет теперь каждый день. Она останется тут жить, будет спать на раскладушке, есть детсадовские щи и макароны, днём играть с ребятами, которых вечером будут забирать. И только Улька будет сидеть тут долгими тоскливыми вечерами и смотреть в окно. Одна. Сама не заметив, она начала хлюпать носом.

– Не переживай, – сказал кто-то рядом. – Не бывает такого, чтобы не забрали. Я сам вначале думал, что не заберут. Но всегда забирают.

Улька оглянулась. Рядом стоял Жорик. Он так тихо сидел в уголке со своим конструктором, что Улька его даже не заметила. Улька немного успокоилась и сказала:

– Спасибо.

– А что это ты там рисовала? – спросил Жорик.

– Мою божью коровку.

– Как это твою?

– У меня дома живёт. В спичечной коробке. Зимует.

– А потом что?

– А потом она проснётся, полетит и увидит весь мир.

– Прямо весь? – спросил Жорик с сомнением.

– Ну, может, не весь, но половину точно. Ой, смотри, это не твоя мама идёт?

Жорик всмотрелся в окно, развернулся и побежал в коридор. А Улька увидела, что по дорожке идёт и её мама тоже.

Первого марта Улька проснулась взволнованной. Сегодня она скажет божьей коровке, что наступила весна! Она крикнула:

– Ура!

И побежала к фикусу будить коровку.

– Улька, ну ты даёшь. Ты в окно посмотри, – сказала сестра.

За окном шёл снег.

– Хорошо, – вздохнула Улька. – Подождём ещё.

Она поставила коробочку обратно за фикус и снова стала ждать.

– До тепла осталось не знаю сколько дней…

– До тепла осталось, может быть, двадцать дней…

– До тепла осталось совсем чуть-чуть дней…

Снег шёл до самого апреля, а потом в два дня растаял, стёк ручьями и дождём. Из-за туч выползло яркое весеннее солнце. Наконец Улька достала спичечную коробку и отодвинула крышку. Божья коровка выбралась Ульке на руку и застыла.

– Наверное, думает, в какую сторону лететь, – сказала Улька папе.

– Давай поднесём её к форточке, – предложил он в ответ.

Так они и сделали. Божья коровка сначала долго прогуливалась по руке, а потом резко взмыла вверх и улетела прямо в весеннюю улицу. Через секунду её уже не было видно.

Ульке стало весело и грустно одновременно.

На следующий день в детском саду она подошла к Жорику и сказала:

– А у меня божья коровка проснулась.

Жорик поднял глаза от конструктора, подумал немного и спросил:

– И что – улетела?

– Ага, – ответила Улька. – Прямо в форточку.

– Хорошо, – ответил Жорик и больше ничего не сказал.

А через несколько дней мама забрала его прямо в тихий час. И больше Жорик в садик не ходил.

Болеть – дело противное. Но в Улькиной семье заболеть было сложно. Каждый в доме имел универсальное средство от всех болезней. Бабушка всё лечила йодной сеткой. Папа – вьетнамским бальзамом «Звёздочка». Мама – ромашковым чаем. Старшая сестра предлагала попить водички, да побольше.

Улька знала, что всех лечит Панацея. Потому что имя этой волшебной женщины часто звучало, когда применялись йодная сетка, вьетнамский бальзам «Звёздочка» или ромашковый чай. И даже когда выпивалось два стакана воды. Именно Панацея придумала все эти замечательные средства, которыми можно было вылечить что угодно.

Вот приходит Улька с прогулки и несёт на ноге награду. Добытую в смертельной схватке за тополиную ветку. Награда нашла героя, и она великолепна: переливается сиреневым, сереет пылью, выглядит устрашающе. Домой принесён синяк.

Взрослые редко могут оценить такие подвиги по достоинству. Однако помощь бойцу окажут незамедлительно. Десант спасателей вихрем захватывает Ульку и уносит на кухню. Там синяк упекают в заточение йодной сетки, сверху мажут бальзамом «Звёздочка», и уже на столе дышит паром кружка с ромашковым чаем.

Из комнаты доносится:

– И водички попей! Ускоряет обмен веществ!

Или вот папа полез на антресоль и потянул спину. Не проходит и мига, как папу разложили на диване и разрисовывают спину йодной сеткой. Мама несёт ромашковый чай, а сам обездвиженный папа упрямо тянется к тумбочке за вьетнамским бальзамом «Звёздочка».

Пробегающая мимо сестра заглядывает в комнату:

– И водички попей! Очищает организм!

Или порежет мама палец на кухне ножом, оглянуться не успеет, как бабушка ей палец йодной сеткой расчертила (хотя мама бормочет, что надо вообще-то зелёнкой), папа вьетнамский бальзам «Звёздочка» сверху намазал, а сестра торжественно несёт стакан воды.