Предчувствуя, как подступает нечто глубинное, мощное, как ураган, и столь же сокрушительное, я собрала волю в кулак и сумела отвести взгляд от скрытого плотной тканью лица донны Фредерики. По вискам скатился пот, хребет заледенел от сдерживаемого напряжения. Но как только мне удалось отвернуться, дышать и думать сразу стало легче, нутряное предчувствие чудовищного откровения отступило. Я промокнула салфеткой лоб и шею на затылке, приподнялась над ступнями, давая ногам отдых. Аристократы, вот эти двое, — пугающие существа! Во время грядущей следующим вечером чайной церемонии донна и Соль задумали воздействовать на инспектора ведомства посмертных наказаний, чтобы получить от него согласие на свидание с неупокоенной Мудрой плебейской деревни. Я не сомневалась в способностях обоих, но что, если воздействие донны вызовет панику вместо предполагаемой покорности? Накануне вечером я стала свидетельницей того, как донна принимает препараты, которые обычные жрицы используют для усиления духовного потенциала, каковой и без того был у нее очень мощный. Удержит ли она могучие силы своего врожденного таланта, когда придет время произвести воздействие на светскую персону инспектора? Добавим к этому, что лично мне по-прежнему неизвестно, каким особым даром, кроме умения упокаивать не-мертвых, обладает Соль. Просто сидя друг напротив друга и ничего, по сути, не делая, эти двое способны напугать меня до холодного пота, что же случится, если они начнут действовать?! Я содрогнулась от одной только мысли об этом. И почувствовала, что донна смотрит на меня.
— Возрадуемся, любезные господа, — зазвучал ее спокойный ровный голос. Мягкий и скользящий, как прикосновение дорогого шелка к лицу, мягкий, нежный и прохладный. Таким голосом могла бы говорить идеальная кукла. — Луна приветствует нас с равнины Высокого неба. Отдадим же и мы ей дань своего почтения.
Малышки, каждая со своей стороны, отворили стеклянные дверцы ламп, и подкрутили фитили. Свет померк, подарив влажным сумеркам на прощание блеск опаленных крылышек мотыльков. Все наше маленькое разношерстное общество послушно подняло головы навстречу переливающемуся игрой первых звезд небосклону. Луна шагала еще низко, в мантии из закатных облаков, почти идеально круглая, розоватая от отблесков невидимого нам солнца.
— «Величественно по небу ступаешь ты, о Госпожа Луна», — прошелестела Лу первую строку традиционного гимна, малышки тоненькими голосками подхватили речитатив.
Соль, донна и я помалкивали: парень берег свою вампирскую легенду, и все втроем мы были заняты подготовкой ко второму этапу учебной церемонии.
— Вкус напитка, взбитого вашей рукой, Сиятельная, был совершенен, — вежливости ради все же сказала я, стремясь соблюсти дух и букву ритуала. — Сия послушница будет помнить его до конца дней.
— Благодарю за добрые слова, дитя, — с легкой улыбкой в голосе произнесла донна положенную фразу. Я покраснела, радуясь, что в темноте не видно. — Прости невольную грубость, однако не завершен, и отнюдь не совершенен. Луна еще неполна, и вкусу этого чая также не хватает малости, за отсутствием каковой совершенство — недостижимый идеал. — Изящными пальцами левой руки она деликатно, как кошка лапкой, коснулась моей ладони, второй рукой дотрагиваясь до ладони Соля в черной перчатке. — Мне необходимо ваше содействие, мои дорогие, искренность и стойкость сердец, и — самое важное — ваше доверие. Без него вкус чая всегда будет неполон, как эта луна. — Донна пожала нам руки, взглянув на меня, затем на Соля. Задержала на нем взгляд, и я увидела, как он пожимает руку ей в ответ. — Запомните эту ночь, — попросила моя Сиятельная госпожа, из пугающей богини становясь вновь обычной очаровательной женщиной. Если к аристократам применимо слово «обычный». — Запомните мою просьбу. — С этими словами она разжала пальцы, размыкая наш трехсторонний контакт.
Мы продолжали менять расположение чайных приборов в соответствии с заведенным порядком. Наблюдая исподтишка, я с удивлением заметила, что Соль и донна словно копируют движения друг друга. Они делали все так слаженно, споро, ловко, будто привыкли много лет работать вместе.
«Впрочем, — тут же подумала я, — в столице они могли обучаться у одного и того же мастера».
И вообще вдоволь насладиться обществом друг друга. Если только рассказ Лу не выдумка. Если только он хотя бы немножечко правдив, и тогда это меняет все дело. Но ведь первоначально Лу собиралась изложить свою историю в присутствии Соля, значит, ее откровения не были тайной для него. И что бы он отвечал, вздумай я задавать ему вопросы по существу рассказа? Опять обозвал бы его сказочкой?.. Глядя, как аристократы зажигают на подставках новые благовония, я не без досады подумала, что роль немого Солю очень подходит. А на месте плебеев я называла бы его «Темным», ибо речи его, едва отверзает он уста, темны для простых людей вроде меня. Пускай уж лучше молчит. Заодно и слова грубого от него не услышишь, какая-никакая, а радость.
Пока мы выкладывали на маленькие тарелочки сладости, девочки и Лу затянули «Второй гимн луне». Я не сразу сообразила, что изменилось. Детские голоса сделались слабыми, сонными, а голос вампирки зазвучал с той же энергией, какую обрел после таинственного поцелуя с Солем.
Я покосилась на малышек, сидящих рядышком, увидела, что Лу, сняв очки, тянется к Фейно и глаза ее светятся алым, как два уголька. Донна смотрела туда же, недоумевая, а мой сосед по комнате вдруг вскочил, шагнул к Лу и повалил ее, упираясь локтем в горло. Вампирка зарычала, попыталась бороться, яростно, как дикий, попавший в западню зверь, длинные клыки блеснули в свете почти полной луны. Она смазала Солю по лицу, сбросив очки, и попыталась цапнуть его за руку, навалившись на которую, он вжимал ее в землю. Парень сунул в ее раскрытый темный рот кулак свободной руки, вампирка сжала на нем зубы, прокалывая перчатку и кожу. Донна мелодично ахнула, девочки, прижавшись друг к дружке, отрешенно глазели на небо. В бледном свете луны струйки крови, скатившиеся к белому запястью аристократа, казались черными, словно налитыми собственным мрачным огнем. В запах благовоний, трав и чайной гущи вмешался терпкий винный запах, благоуханный и душный, как знойный вечер перед грозой.
Вампирка захрипела, конвульсивно дернулась, пытаясь выплюнуть вжатый ей в рот чужой кулак, и затихла, вытянувшись. Соль убрал локоть с ее горла и, приподнявшись над ней на одной руке, пристально вглядывался в лицо. Лу, не двигаясь, пробулькала что-то жалобное, лишь тогда аристократ медленно вытащил кулак у нее изо рта. Та сразу закашлялась, шипя и плюясь, будто змея, по ошибке укусившая ежа. Соль, оттолкнувшись рукой, пружинисто встал на ноги, грозно нависнув над Лу, ошеломленно мотающей головой у его колен.
— Луна, — сказал Соль донне, прижавшей к скрытому тканью лицу руку, — почти полная. Несытые, они теряют контроль над собой в это время, а способность к гипнозу возрастает. Непростительно, — он пнул успевшую сесть вампирку башмаком в плечо, и она плюхнулась на землю, жалобно скуля, — было забыть об этом.
— В первый раз вижу ее в таком состоянии, — если донна и была взволнована, голос этого не выдал. Взяв с подноса свежий платок, она величественно встала, шагнула к Солю, опускаясь на колено возле прокушенной руки. — Позволь, — сказала она решительно, и потянула перчатку с его пальцев. Соль сделал шаг, упираясь подошвой правого башмака вампирке в живот, та лишь дернулась, как раздавленный червяк.
— Не о чем беспокоиться. Прожорливой твари досталось больше.
Сиятельная жрица, не слушая его, вытирала кровь с ранок от укусов.
— Кора, воды, будь добра, — не глядя на меня, приказала она.
Я схватила с подставки котелок, радуясь, что вода в нем остыла, и поспешила преподнести его донне, чтобы она обмакнула платок. Лу под ногой Соля выглядела жалко: алый блеск в глазах потух, губы почернели, кожа натянулась на лице, превратив его в старушечью личину. Не смея шевельнуться под стопой аристократа, она могла лишь кашлять и глухо ворчать.