Нет, я не дочь предложить хочу твоему внуку, я хочу предложить ему жизнь.
А он, значит, не имеет сейчас жизни, я правильно понял? – Рошл пытался говорить с ним на равных, не давая думать, что над ним у кого-то есть власть.
Ты, старче, помолчал бы. Я ведь могу и рассердиться, и тогда у тебя на одну руку меньше стать может, потому заткнись и слушай. В деревне твоей живет человек, звать его Кирилл. Нам бы с ним потолковать надо, а при этом не должен не присутствовать. Ни ты, ни твои селяне. А то мы и с ними потолкуем, сам знаешь, чем это кончится для вас всех.
Так ведь нет в деревне Кирилла, он уехал вчера, а приедет на днях, вот тогда и потолкуете. – Рошл был сильно удивлен, но в его голосе появилась тревога за деревню, и это слышалось отчетливо. Незнакомец перестал улыбаться, его лицо стало напоминать каменное изваяние, он добавил:
Нам это и нужно, мы с ним без него поговорить хотим, а если в нашу беседу кто вмешается, всю деревню вырежем и спалим дотла. Если не хочешь похоронить своего внука и вместе с ним всю деревню, ни одна живая душа не должна выйти из деревни завтра после полудня. Ворота закрыты должны быть, не сделаешь – один останешься. На забор вылезет кто – сгорит деревня, и вы заживо с ней. Поверь мне, старик, я ведь хочу, чтобы вы жили, и по возможности счастливо. Приду я с людьми моими, нас много будет, мы сможем любому хребет свернуть, против нас вы все равно не выстоите, так зачем вам ненужное геройство, чтобы пропасть в итоге?
А жить как после такого? – Рошл был раздавлен словами незнакомца. Он должен был принять правильное решение, вот только какое решение правильное в подобной ситуации?
Ну если жить с этим не сможешь, воля твоя, выйди нам на путь, и пусть крики умирающих внуков и дочерей не беспокоят тебя. Пусть скажут тебе спасибо те, кого ты на смерть обретешь. – Незнакомец повернулся к Рошлу спиной и пошел в лес. Не оборачиваясь, он сказал:
Подумай старик, кто они, эти пришлые тебе, и кто тебе те, с кем ты бок о бок всю жизнь прожил.
Рошл не в силах был стоять, он сел на землю, и его глаза устремились к небу. Там он надеялся увидеть ответ на вопрос, как быть. Он состарился сразу на двадцать лет и выглядел так, как будто у него впереди только одно конец пути. Корзина стала непомерно тяжела, он оставил ее там, в лесу, а сам, спотыкаясь, побрел в деревню. Увидев Рошла, все в деревне замерли – таким он не был никогда. Сгорбившаяся спина говорила о том, что она принадлежит как минимум двухсотлетнему старику. Ноги подкашивались с каждым шагом, грозя хозяину падением. Руки висели на плечах, беспомощно покачиваясь от движений всего тела, в абсолютно безжизненных глазах застыли слезы. Рошл вошел в общинный дом, уселся на скамейку и замер. К нему подошел Новах, обеспокоенный видом деда, сел рядом и спросил:
Деда, что случилось, почему ты такой, где грибы?
Рошл не отвечал, он смотрел в пол невидящими глазами, он не реагировал на слова внука. Новах повторил вопрос и взял деда за плечи. Рошл поднял голову, поглядел на внука и голосом, лишенным каких либо эмоций, сказал:
Собери весь совет, приведи всех сюда, а сам с остальными на реку иди, и не приходите, пока не позовем. – Новах ничего не понимал, но спорить не стал, он поднялся и вышел на улицу. Через несколько минут стали собираться все мужчины совета, они закрыли дверь в общинный дом, выгнав до этого всех, кто там находился. Двери дома открылись только поздно вечером, перед общинным домом собрались обеспокоенные необычностью поведения старейшины жители деревни. Из дома вышли все мужчины кроме Рошла, вид у них был такой, как будто они целый день дрова рубили без отдыха. Манурес сказал всем собравшимся:
У дальнелесцев беда стряслась, и мы решили отправить к ним на подмогу всех, кого сможем. Поэтому завтра все поедем, ехать надо как можно большему количеству мужчин, чтобы быстрее суметь вернуться.
На следующий день с самого утра к дальнелесцам отправились все молодые парни из деревни, с ними поехали пятеро взрослых мужчин. Они почти не разговаривали с молодежью, только раздавали распоряжения и торопили в путь. Как только последняя телега выехала из деревни, ворота были заперты, а все оставшиеся собрались в общинном доме и закрыли за собой дверь. Дети не понимали, в чем дело и постоянно спрашивали у матерей, что случилось. Те в ответ молчали и вытирали слезы, которые почему-то не переставая текли из глаз даже суровых мужчин.
Кирилл после очередного посещения крепости, в которой находилась его армия, ехал домой. Он пребывал в хорошем расположении духа. Все было хорошо, армия выросла почти до нужного количества людей. Подготовка, которую он проверял сам лично, была отличной, вдобавок ко всему его дочь скоро выйдет замуж, и за ней и всеми остальными его детьми будет кому приглядывать во время его отсутствия. Непонятная тревога появилась ближе к полудню. Она как то странно сжала его сердце, и так сильно, что Кириллу пришлось спешиться и немного полежать на траве, пока не прошла боль. Боль не спешила покидать его сердце, она как червь точила его изнутри, не давая расслабиться ни на минуту. Кирилл подумал, что он просто переутомился и возможно переволновался. Ведь совсем скоро ему предстоит то, для чего он собственно и пришел в этот мир. Он сел на коня и поехал домой. Через час пути его душа содрогнулась от неизвестно откуда появившейся тревоги, Кирилл поглядел по сторонам в поисках опасности. Ничего ему не угрожало, и он как-то сразу понял и сказал непонятно почему вслух:
Дети. – Он пришпорил коня так, что бедное животное от неожиданности встало на задние ноги. После чего пустилось в сумасшедший галоп. Конь мчал своего седока как ветер, Кирилл прижался к лошади и постоянно подгонял ее. Он отчетливо понимал: что- то случилось с детьми, что-то очень страшное, и со всеми сразу. Голова разрывалась от разных мыслей, сердце вырывалось из груди, пульс тяжелеными ударами бил в висках. Он не мог позволить себе опоздать. Если случится беда, он не переживет этого. Только не с ними, только не с его детьми. Пусть лучше с ним, пусть даже смерть, но только его, не детей. Перед глазами проплывали образы детей, он бешено соображал, что же могло случиться. Из глаз текли слезы, непонятно от чего – то ли от ветра, который бил в лицо, то ли от отчаяния и беспомощности.
Нилея готовила обед, она ждала отца. Она знала, что он больше всего любил с дороги, дети играли во дворе, Стартус возился в сарае. Нилея подняла глаза и увидела в окне человека, вернее разбойника. Это она поняла сразу, по хищной улыбке и жадным глазам. Она бросилась к дверям позвать малышей, но те бежали в дом, заливаясь криками, полными ужаса. Нилея впустила в дом девочек и заперла дверь изнутри. Стартус услышал крики детей и вышел во двор поглядеть, в чем там дело. Во дворе стояли два десятка, а может и больше, вооруженных мужчин, главный сидел на лошади впереди всех.
Ты, наверное, Стартус, мы пришли за тобой, ой, прости, не за тобой, а за твоей жизнью, и жизнями твоих сестер. – Главарь этой разношерстной банды поглядел на своих людей, которые стояли в ожидании команды. Некоторые даже пригнулись как бы для прыжка, вожак сказал:
Камрес сказал, что мальчишка силен, сильно сомневаюсь, но все равно имейте в виду и убейте его быстро.
Бандиты, одетые в кожаные доспехи и вооруженные мечами, с криками рванулись с места, каждый хотел нанести первый и смертельный удар. Стартус не успел ни о чем подумать, его тело подумало за него. Уклоняясь от первого удара меча в живот, он перехватил руку разбойника и вывернув ее в сторону от себя, ударил мечом того кто бежал вторым. Разбойник, в руке которого до этого был меч, взвыл от боли, держась за сломанную в запястье руку. Он не мог страдать долго, Стартус схватил его за плечи и подставил под удар топора третьего разбойника.
Все остановились, не понимая, как этот мальчишка смог такое сделать. Потом они вновь бросились в атаку, но не так опрометчиво как в первый раз. Стартус не стал стоять как статуя, он помнил слова отца не стоять на месте. Быть постоянно в движении, уводить врага подальше от того, кого защищаешь, и он уводил. Стартус бросился к забору и легко перепрыгнул через него. Разбойники бросились за ним, они снесли забор со своего пути. Стартус стоял и ждал, кто же бросится на него первым. Здоровенный мужик с грязной и слишком длинной бородой. В его руке был большой топор с двумя лезвиями, мужик перекидывал его из руки в руку, подходя к Стартусу. Разбойник ухмылялся, веря в свое преимущество. Ведь он был почти в два раза выше и шире этого мальчика, который стоял перед ним, но почему-то не боялся его. Потом он резко прыгнул вперед, нанося удар топором сверху вниз. Мальчик исчез из поля зрения разбойника, но потом он появился, вернее не он, а его правая нога, которая коснулась головы этого огромного разбойника. Разбойник по достоинству оценил удар мальчика, и в знак одобрения как мешок упал на землю без чувств. Из сломанного носа тела кровь, разбойник лежал тихо как, младенец во сне. Стартус вспомнил слова отца, вернее, слова эти прозвучали в его голове:
