Я отёр выступивший на лбу пот и произвёл беглый осмотр себя любимого; Переломы – точно есть, куда же без них, растяжения, налитые лимфой большущие опухоли, ссадины… В общем жить буду. Усевшись на обломок ящика, я устало уставился на Хромм. Что–то мне в нём не нравилось. То ли его чернота, то ли крепнувшая под остовом ржавая таинственность, колыхающаяся наподобие свечного пламени.
– Парень, ты не умер?
– Разве есть в природе сила, что сможет скинуть меня в могилу? – усмехнувшись, ответил я.
– Фу! Напыщенные речи ничуть не лучше заумных лекций.
– Зато предсмертный хрип хуже и того, и другого.
– Однозначно, – согласился Джейкоб. Помолчав, он добавил: – Я ощущаю толчки мощи… Она прорывается!
Между тем свечение в Хромме стало настолько интенсивным, что казалось, кристалл никогда и не был чёрным. Оранжево–красные всполохи лизали его чрево и раскаляли добела. Я поднялся, намереваясь покинуть это гиблое место, однако не успел… Измятая Громыхателем поляна, я и розовеющий горизонт стали жертвами нестерпимого жара, вплеснувшегося из Хромма. Сокрушающая волна, вывернувшая мне жилы наизнанку, уходя, родила на моей мантии и волосах пучки разноцветного огня. Весело закружившись под мои крики боли, они были вынуждены вскоре погаснуть, потому–как сырая земля не дружит с пламенем.
– Гвоздики–точилки! Я опоздала! Он сгорел! – пропел знакомый голосочек.
– Прокоптился – да, сгорел – нет, – промычал я, приподнимая ещё дымящуюся голову.
Фирджи быстро порхала крылышками и опечаленно прижимала ладошки к щекам.
– Жив? Ура! Подожди, я тебя подштопаю!
Фея принялась летать туда–сюда, рисуя в предрассветной мгле пыльцовые знаки. Лучи из Отражателя, по–видимому, послушные её невесомой пляске, обдали меня тёплым, врачующим водопадом бликов. Наконец я поднялся на ноги таким, каким был до конфликта с Яцком.
– Во–первых, спасибо за лечение…
– Это тебе спасибо! Спасибо огромное, что дал мне волю! – затараторила Фирджи.
– Пожалуйста, – кивнул я. – А во–вторых, что с ним произошло?
– Я сказала твоему кинжалу, что если Хромм перенасытиться сиянием Отражателя, то произойдёт беда! И она произошла! Кристалл выбросил излишек! Дукас не смог его удержать!
– Дукас? Что за Дукас? – полюбопытствовал Джейкоб.
– Дукас – мой брат. Он ждёт…
Фея смущённо запнулась.
– Меня зовут Калеб.
– Он ждёт тебя, Калеб, в Отражателе.
– Надеюсь, чтобы поблагодарить не словами, а как следует? Парень своей жизнью тут рисковал!
– Джейкоб!
– Твой кинжал прав. Теперь мы с Дукасом перед тобой в неимоверном долгу.
– Раз так, то плотный завтрак и чашка кофе будут приняты мною в вашем доме без возражений.
– Конечно! Конечно! Идём!
Кинув последний взгляд на поверженного Яцка, его чудовищный Громыхатель и утихомирившийся Хромм, я бодро пошагал за низколетящей феей. Пройдя сквозь штору полупрямых и косых, часто прерывающихся и изменяющих свою цветовую насыщенность зеркальных излучений, я оказался в лабиринте, собранном из разнообразных отшлифованных осколков, кабошонов, охровых слюд, пёстрых вогнутых луп и пятнистых стёкол. Коридоры так и будоражились блеском, и по мере того, как осеннее солнце поднималось над отсутствующим потолком, они ярились всё с большой силой. Я двигался медленно, практически наощупь, с трудом различая очертания оранжевого платья Фирджи. Вроде бы мы преодолели несколько длинных галерей, пару раз свернули налево и спустились по лестнице, ступеньки которой были вырезаны из яшмы. Фея прикоснулась к овалу двери и на меня снизошла благодатная полутьма. Вернее там, где я очутился, висело множество фонариков, и света было предостаточно, но после той лавины отсверков, что мучили мои глаза всего одно моргание назад, обстановка показалась мне сладостно-затемнённой. Когда я, наконец, к ней привык, то смог разглядеть, что нахожусь в помещении, декорированном под сюрреалистический лесной уголок. Деревья, мхи и даже нарисованные тучки на круглом своде – всё несло в себе избыток лимонных и соломенных штрихов. Фирджи провела меня под ветками песочного дуба, а потом увлекла за россыпь адонисов и кустарников, за которыми, утопая в мраморной основе, вращались шестерёнки и трещали малюсенькие рычажки. Над этим тикающим и гудящим механизмом парил, если так можно выразиться, фей в коричневой мантии. Он быстро носился от балки к табличке с цифрами, от тонкой матовой трубки к руническому тетраэдру, от одной непонятной штуки к другой. Его пальчики перебирали, щёлкали и нажимали до тех пор, пока широко улыбающаяся Фирджи не пропищала:
– Дукас, посмотри, кого я к тебе привела!
Дукас тут же прекратил мельтешение и, издавая звуки, отнесённые мною к степени «крайнего восхищения», бросился меня обнимать и целовать.
– Ты! Ты! Вернул мне мою драгоценную гаечку! Да! Мою Фирджи! Мою Фирджи! С этого радостного дня я – твой страстный обожатель! Да!
– Мне так неудобно дышать, – просипел я.
Переполненный эмоциями фей сжимал ручками мои ноздри всё крепче и крепче.
– Ой, прости! Да! Естественно! Знаешь, ведь это всё я! Да! Я тебя привёл сюда! Да, да! Я! Сюда! Обоюдная помощь! Да! Но ты, конечно, осчастливил меня больше! Да! Несравнимо больше!
– Отсюда поподробнее! – потребовал Джейкоб. – Что значит – ты? И про какую такую обоюдную помощь ты говоришь?
Воззрившись на кинжал гномов, Дукас восторженно воскликнул:
– Вот каков он! Твой «Улавливатель» и мой «Передатчик»! Или твой «Передатчик» и мой «Улавливатель»! Неважно! Он – клинок! Да! Зачарованный на разговор клинок! Именно его эфирная структура, попавшая в объектив Искателя, случайно привлекла моё внимание! И ты здесь! Благодаря ему мы осуществили свои желания! Да! Мы!
Прежде чем я, насупившись, успел что–то сказать, вклинилась Фирджи:
– Дукас, Калеб ничегошеньки не понимает! Расскажи ему всё с самого начала!
– Прекрасная идея, сестрица! Прекрасная! Заодно и ты послушаешь всю историю целиком! Только! Только! Так, не так!
Дукас молниеносно дёрнул за рычажок, и из скрытой ниши выкатился гигантский палевый эллипсоид. Обогнув вербу, он, чуть дрожа, остановился между мной и феями. Ажурные стенки треснули, явив под собой мягкий стул и накрытый скатертью стол, укомплектованный изысканным сервизом и едой.
– Так! Так! Как надо! Прошу не стесняйся, всё для тебя! Да!
Фирджи верно подметила – сбивчивая болтовня Дукаса, намекающая на то, что ему принадлежит некая роль в моём походе, довольно–таки удивила меня. Пробудившиеся во мне подозрения и предположения, настойчиво призывали напитать их информацией, поэтому я, после того как удобно устроился и налил себе ароматного чаю, не преминув при этом наложить на фарфоровую тарелку картошки с овощами, промолвил:
– Я весь во внимании.
Дукас спланировал на край блюдца, подхватил оливку и, взмыв на уровень моих глаз, экспансивно зажурчал:
– С чего бы? С чего бы? Да! Фирджи и я, мы славная семья, мы – брат и сестра! Да! Всю свою жизнь мы занимаемся тем, что следим за Жёлтой Башней Отражателя! Да! Ты сейчас в ней! Это она! Да! Здесь мы латаем агрегаты, клеим битые колбы, смазываем маслом гайки, перенастраиваем положения зеркал! Всё в этом роде! И в чём суть? Да! В одну из крайне дождливых ночей в шпиль, что прямо над нами, сиганула молния, и параболический экран – Хроникёр, главный распорядитель светового перемещения в Жёлтой Башне, вышел из строя. Фирджи – виртуоз ремонта, а я мастер-корректировщик, поэтому мудрёный и сложносоставной Хроникёр, требующий к себе особого светотехнического подхода, отправилась чинить она. Однако каких–либо положительных результатов ей достичь не удалось, да, а всё из–за того, что оплавленный край шпиля, как назло притягивал и проецировал молнии аккурат в надсводный проем, ведущий к поломке. Путь наружу был закрыт! Да! Жуть! Катастрофа! Добросовестность на пару с ответственностью, талдычившие мне губками Фирджи, что бесперебойная работа линз превыше всего, потолкали мою ненаглядную сестру на крайне опасный шаг. Хоть я и уговаривал её дождаться прекращения ненастья, она, вопреки всем моим увещеваниям, покинула Отражатель через Спектральный Зоб, чем, к нашему общему горю, нарушила заповедное правило…