Как гласит русская пословица, слово не воробей – вырвалось, не поймаешь! Отступать теперь было поздно, да и некуда. К тому же еще эти разговоры о журнале «Ветеринария» с моей статьей об осложнениях у собак после прививок и их лечении… Одним словом, попался ты, доктор, в собственный капкан…
Однако мое поспешное и совершенно необдуманное обещание подействовало на Галину Леонидовну магически. Она тут же успокоилась. Ее глаза засветились надеждой.
Я отдал записку с названиями вакцин Нонне, решив не затягивать с осмотром Жуни.
На меня вдруг нахлынуло такое чувство, словно я оказался неподготовленным к сдаче самого серьезного экзамена по клинической дисциплине. Может быть, даже не к экзамену, потому что я всегда без особого волнения их сдавал. Скорее всего, к важному испытанию – испытанию своего умения и профессионального мастерства. Мне предстояло проявить себя достаточно грамотным, правильно мыслящим ветеринарным врачом, который в случае необходимости сможет найти неординарный способ лечения одной из труднейших для отоларингологов запущенных болезней – гнойного отита. Но каким образом? Этого я пока не знал.
Однако я отдавал себе отчет в том, что риск оказаться в беспомощной ситуации и стать «крайним» был слишком велик. В любой момент хронический гнойный отит мог перекинуться на оболочки головного мозга и вызвать их воспаление. Вот что, по-видимому, так пугало всех предыдущих коллег. Если лечение хронического гнойного отита представляло для врачей сложность и вызывало неуверенность в исходе лечения, то посмертный диагноз – энцефалит, менингит или менингоэнцефалит – пуделю был бы поставлен патологоанатомами безошибочно. И наверняка все «шишки» достались бы мне. Но меня это, в общем-то, не пугало. А то, что собака принадлежит столь известным и могущественным людям и в случае неудачи могут возникнуть какие-то неприятные последствия, меня не останавливало. Год-то на дворе был не 1937-й!
Мое внутреннее состояние как бы говорило, что я спасу эту милую добрую собачку с седенькой мордочкой и чрезвычайно страдальческим выражением умных глаз, так жалобно просивших меня о помощи.
Но как помочь Жуне? Чем его лечить? Вопросы, вопросы и еще раз вопросы…
А в мыслях звучало тревожное сообщение Галины Леонидовны о том, что многолетний недуг сделал с Жунечкой свое черное дело. Животное уже несколько лет не играло в свои любимые игрушки. Пес даже отказался грызть привезенную в подарок одним крупным чиновником МИДа импортную ароматную «косточку» из сухожилья быка, с которой раньше так любил весь день забавляться.
– Какое там грызть косточку!.. Жуне-то даже мясо поглощать трудно, – высказал я свое мнение, прервав невеселые раздумья. – Любые движения челюстей тут же отдают в ушах страшной болью. Гнойный хронический отит, да еще в такой запущенной форме, представляет для ни в чем не повинной собаки уже не болезнь, а просто инквизиторскую пытку. А за столько лет безмерного тягостного терпения Жуни болезнь не только стала хронической, но и лишила малыша всякой надежды на выздоровление, – грустно подытожил я.
* * *
Во время осмотра понурый Жуня сидел, сжавшись и сутулясь, с выражением нескрываемого ужаса на мордочке. Зрачки его темно-карих глаз от страха были расширены, как будто он находился в ночной мгле, а маленькая пасть плотно сжалась, словно он боялся залаять или нечаянно тяпнуть меня за руку. Но надевать намордник или завязывать челюсти бинтом Жуне я не стал, это было бы слишком унизительно для такого умного создания. Я мог биться об заклад, что во время моей консультации собака кусать меня не станет. Тем не менее осмотр больного я проводил с особой щадящей аккуратностью, чтобы не причинить лишнюю боль. Созерцая ужасную картину, творившуюся в собачьих ушах, я представил себе муки, которые выпали на долю маленького животного. Казалось, страдания Жуни стали невольно передаваться и мне…
А как могло быть иначе, когда ты видишь, что шерстный покров со стороны основания внутренней поверхности ушной раковины сплошь покрыт как давно засохшими, так и свежими гнойными и сукровичными выделениями. А сама нежная кожа внутренней поверхности?! На ней не осталось ни одного живого места – вся экзематозная, отечная и устрашающего красно-бурого цвета. И что еще мне совсем не понравилось – ее страшно изъязвленная поверхность, которая возникла от царапанья острыми когтями и от постоянного контакта с гнойными выделениями. Но это для меня уже большого значения не имело, так как означало, что обычным способом, известным как медикам, так и ветеринарам, с применением перекиси водорода и использованием ватного тампона, накрученного на палочку, при всем желании воспользоваться будет просто невозможно.
При первом же легком прикосновении пальцами к нижней части уха Жунечка начал дрожать мелкой дрожью. А из страдальческих глаз обильно потекли слезки. Словно извиняясь за свою собачью несдержанность, он тут же своим бархатисто-нежным языком начал усиленно лизать мою руку, в то же время как будто выражая благодарность за то, что я, в отличие от предыдущих врачей, стараюсь не причинить ему резкую боль.
– Не волнуйся, Жунечка, не волнуйся. Все будет хорошо. Вылечу твои ушки, непременно вылечу, – успокаивал я пуделя.
И он, как ни странно, понял. Перестал дрожать и только внимательно следил за моими действиями, время от времени издавая короткие жалобные стоны.
Глядя на нас, дамы дружно отметили: Жунечка не сделал ни одной, даже слабой, попытки спрыгнуть с журнального столика, на котором я его осматривал, и убежать от меня прочь. Как я уже сказал, он только внимательно следил за моими руками и время от времени смотрел прямо в глаза, словно считывая в них свою дальнейшую судьбу. Я же в свою очередь не отводил взгляда. Жуня, по-видимому, отлично понимал мое внутреннее состояние. И, наверное, от этого был послушен и чрезвычайно сдержан в своих эмоциях. А может быть, умный и сообразительный пес за такое щадящее обращение с ним мне просто дружески подыгрывал.
Наблюдая за осмотром своего любимца, Галина Леонидовна тихо роняла слезы в промокший носовой платок. Она мне потом призналась, что была крайне удивлена поведением своего любимца. То, как Жуня вел себя во время осмотра, ее страшно поразило и тронуло.
Ко всем предыдущим докторам Жуня был нетерпим. Как только врач бесцеремонно брал его за ухо и поднимал ушную раковину для осмотра, он сразу же начинал душераздирающе верещать и грозно щелкать зубами, пытаясь избавиться от бинтовой повязки – импровизированного намордника. А уж когда начиналась чистка ушей от скопившегося гноя перекисью водорода – сплошной лязг зубов и жалобный поросячий визг, насквозь пронизывающий чувствительное женское сердце хозяйки.
Страшная боль, исходящая от воспалившихся ушей, эхом отдавалась и в сердце самого больного. Со слов Галины Леонидовны, однажды, при очередной процедуре лечения ушей, Жунечка, перестав истошно вопить, вдруг резко обмяк и, словно подкошенный, упал навзничь. Его маленькое тельце похолодело, а розовый язык в один момент превратился в синий, как у чау-чау.
Благо, что ветеринар оказался из питомника КГБ. Опытный врач не растерялся и не запаниковал. Он быстро снял с челюстей собаки тугую завязку и открыл окно для доступа свежего воздуха. Пес вскоре пришел в сознание и самостоятельно задышал. Молодость взяла свое. Собака хотела жить.
Вот на этом инциденте лечение Жунечкиного отита и закончилось. Пудель не выносил боль, а ветеринарные врачи, вроде бы крепкие люди, не выдерживали столь сильных нервных потрясений. Пес в любой момент мог умереть. Случись это с любимой собакой Генерального секретаря ЦК КПСС во время лечения – строгий партийный выговор, не говоря уже об исключении из рядов… По мнению партийных докторов, риск был слишком велик… А расставаться с «хлебной карточкой», как они называли партбилет, было крайне нежелательно. Это означало – прощай отдельная квартира за счет государства, поездки за границу за казенный счет, вне очереди покупка авто, почетное звание заслуженного ветеринарного врача и многое другое. Вот и остался бедный Жунечка без врача и лечения – один на один с гнойным отитом, который с каждым годом и месяцем становился все более и более тяжелым.