По мере отрезвления и ослабления пелены обрядоверия иноку всё более открывается просто шокирующая картина искусственности и бесплодности современной религиозности, которая всё больше напоминает ритуальное язычество и маскарад ряженых, а не духовный путь.
Этому трудно найти подходящее сравнение. Отчасти это подобно тому, как под видом восхождения на гору твои братья и единомышленники разбивают пикник у подножия горы и начинают праздновать процесс восхождения и славить альпинистов, а ты в одиночку в тайне от них поднимаешься в гору и всё больше удаляешься от их уютного и комфортного лагеря.
Вначале тебе страшно идти в одиночку и ты постоянно оглядываешься на лагерь внизу, где всегда есть еда, где тепло, уютно и комфортно. По мере восхождения разрыв с лагерем всё больше увеличивается и ты идёшь уже один. Однажды этот разрыв становится столь большим и непреодолимым, что возврат в лагерь становится уже невозможен.
Я тебе могу совершенно искренне сказать, что чем ближе ко Христу, тем меньше попутчиков, а восхождение на Голгофу и распятие – это переживание полноты одиночества и предстояния Отцу. В этом вся суть религиозных игр. Все верующие хотят только играть в христианство, подобно устраиванию кемпинга у подножия горы, но никто из играющих не хочет идти на Голгофу и осуществлять реальное восхождение, ведь это встреча с собственной смертью, а из живых никто добровольно умирать для мира сего не хочет.
– По этой причине ты и ушёл из монастыря?
– Да, – очень спокойно и с улыбкой ответил старец. – Мой учитель сказал мне тогда, что более трёх лет я не выдержу этого разрыва сердца и удаления от братии, но я выдержал пять лет и ушёл. Остальное ты и сам знаешь, сплетен и слухов обо мне тогда ходило не мало. Ты ведь и сам зашёл ко мне в первый раз именно из-за любопытства.
– И тебя не мучила потом совесть, не возникало желания как-то объяснить всё это братии и настоятелю?
– Конечно, мучила, ещё как. Ты не поверишь, мне больше всего тогда хотелось открыть всем правду и поделиться с братией и настоятелем тем знанием об исихии, Логосе и умном делании, которое я узнал от своего наставника за несколько лет общения с ним. Я уже был готов сделать это, но мой наставник меня удержал тогда и только сейчас я понимаю насколько он тогда был прав, а я наивен и глуп.
– И что он тебе тогда сказал?
– Он охладил моё горячее сердце и мой горящий нравственный разум арктическим холодом своего духовного знания и опыта. Он сказал мне тогда, что если я даже и попытаюсь открыть своё сердце братии и настоятелю, я не только не добьюсь желаемой цели, но даже потеряю те немногое, чего достиг с его помощью.
Он сказал, что во-первых, меня не поймут правильно, поскольку с одной стороны я не владею всей полнотой духовного знания, а с другой не смогу правильно донести это знание до братии и настоятеля. В итоге меня сочтут или оккультистом или еретиком или сумасшедшим и скорее всего направят на беседу с епархиальным сектоведом, которая не сулит мне ничего хорошего.
В лучшем случае я отделаюсь взысканием и епитимьей с постоянным рассуждением помыслов настоятелю, а в худшем отвержением от церкви и клеймом самочинного еретика или оккультиста.
Во-вторых, он сказал мне, что тем самым, я только ещё больше дискредитирую это священное знание и сделаю из него очередную страшилку и повод для порицания, смешав его с грязью.
А в-третьих, он сказал мне, что после понимания совершённой ошибки моё сердце неминуемо впадёт в разочарование, печаль и уныние и ему потребуется потратить очень много сил и энергии, чтобы вернуть меня в прежнее состояние духа.
– И поэтому ты решил им не говорить о своей тайной практике ?
– Да. Сейчас я уже совершенно точно и наверняка знаю, что это знание в церкви в действительности никому не нужно и даже опасно, поскольку это знание о реальной смерти страстной и чувственной человечности, а для религии важно знание о жизни и укреплении этой человечности.
В массовой религии есть запрос только на душевное совершенство, на духовное запроса в религии давно уже нет. Эту задачу решает только путь совершенной веры, а это путь исихазма или тайной схимы.
– Отче, я всегда хотел понять как связаны между собой схима и исихазм и связаны ли они как-то вообще ?
Старец засмеялся и немного успокоившись ответил:
– Прекрасный вопрос на духовное знание и рассуждение. Да, схима имеет отношение к исихазму и самое прямое. Схима – это высшая ступень монашества и официальный чин перехода на эту ступень в рамках церковного института, а исихазм – это особая форма духовной жизни, которая предполагает всю полноту проявления возможностей человеческого духа.
Схима возможна только в рамках официального института церкви, как официальный чин и обряд пострига, а исихазм возможен практически в любых условиях и для любого человека, чьё сердце и дух готовы к самому трудному и тернистому пути внутреннего делания даже вне рамок официальной церкви, а под крышей единой Церкви Христовой Небесной.
– А в чём тогда состоят различия между схимой и исихазмом? – переспросил бывший монах.
– Институт схимы – это обряд возведения в высший духовный сан. Схима результат обрядового мышления и томизма официальной идеологии Римской Церкви, стремившейся от её создания всё вогнать в рамки законничества, томоса и формальной обрядовости, а исихазм – это сама суть духовно-аскетической практики анахоретства и духовного делания подвижников и отцов – пустынников Египта, Палестины и Малой Азии.
Схима – это обряд и регламентированный чин пострига по церковному закону, а исихазм – это естественное следование закону Логоса, как высшего закона Духа. Проще говоря, в официальной церкви можно быть схимником по обряду не будучи при этом исихастом по сути и наоборот, можно быть исихастом по сути, не будучи при этом схимником по обряду и чину. Так понятно?
– Да, так понятнее, а почему тогда ты мне предлагаешь тайный постриг в схиму, а не исихазм в миру ? Мне кажется с исихазмом было бы всё гораздо проще.
– Проще, – с улыбкой ответил старец, – но не в твоём случае, мой друг. Ты церковный человек в прошлом до мозга костей пропитанный церковной обрядовостью, которая у тебя заложена вместе с официальным религиозным образованием, поэтому ты не сможешь стать тайным исихастом в миру, поскольку для этого у тебя нет духовной свободы, а вот схимником стать возможно и сможешь, поскольку это больше соответствует твой модели религиозного мышления.
Как бы тебе это объяснить попроще. Для тех, кто изначально шёл путём и традицией религиозного чудоверия, любое осознанно волевое усилие над собой – это едва ли не грех «своеволия», поскольку в жизни обрядоверующих всё должно осуществляться только лично Богом без участия воли человека и по установленному чину и обряду.
А в исихазме почти в точности наоборот, всё достигается благодаря самопонуждению и воле самого человека, которую он проявляет сам и вполне осознанно благодаря знанию мистического богословия христианства, закона Логоса и учения отцов о нетварных энергиях.
– Ты хочешь сказать, что моё обрядовое мышление для всего требует обряда и ритуала ? – переспросил молодой человек.
Старец ехидно засмеялся и с улыбкой ответил:
– Именно так, честно говоря. Всю значимость становления на путь исихии и умного делания в миру ты можешь ощутить своим сердцем только тогда, если это будет сделано не условно, а по форме обряда тайного посвящения в великую схиму, причём, обряда по сути и благодати. Понимаешь?
– Да, понимаю. Значит, схиму можно считать обрядом введения в исихазм?
– В какой-то мере да, – не совсем уверенно ответил старец, – хотя, такая постановка вопроса для меня неожиданна, но и схима и исихазм – это путь умерших для мира, у которых уже фактически не остаётся серьёзных мирских целей и задач.
– А между схимниками и исихастами есть разница и если есть, то в чём она заключается ?
– У исихастов больше внутренней свободы чем у схимников в силу отсутствия обрядового мышления, жёстко привязанного к внешним обрядам и ритуалам. У схимников этой внутренней свободы меньше, поскольку они, как и ты, очень сильно во всём зависят от института церкви, формального благословения и обряда. Так повелось испокон веков и никто уже не изменит этой закономерности и традиции.
