Хотя о том, что не всем легендам можно верить Веня скоро убедился сам, благодаря забавному случаю. Один раз, они на машине поехали на базу, получить кое-что по мелочи. В очереди, в разговоре обычно первый делом узнают, кто откуда. Когда Веня сказал откуда он, его собеседник только и смог сказать:
–Да ну на!.. А ты знаешь там у вас, за южным портом и угольной базой, хабзайка есть, на мотористов учат?
–Ну да. Если с центра едешь вдоль побережья, тогда дорога прямо, а налево, от берега вглубь, отворотка большая на промзону, я там и живу.
И поведал тогда ему служивый этот историю про Венин родной город, где жил-поживал он столько лет, а всей правды жуткой не знал.
Был он как-то у них проездом. И позвал его к себе в гости заехать одноклассник, невесть как попавший учиться в эту самую хабзайку и живший при ней в общежитии. Ехал он к нему днём на автобусе. Вид из окна был невесёлым, но, как говорится в песне «мёртвые с косами вдоль дорог стоят», такого не было.
Встретились они с приятелем, начали они отмечаться, злоупотреблять, а тот его сразу предупреждает: «Если напьёмся и кто позовёт догоняться, ты ни-ни, как стемнеет из общаги без меня не ходи». Ну, пока суть да дело, отметили крепко. Начали рано, клюнул он носом и проснулся уже часов в одиннадцать вечера. Друга нет, все спят бухие. И спросить не у кого, как утром автобусы ходят. А утром поезд у него, не то чтобы рано, но и добираться непонятно, как и сколько.
Подумал, вещи схватил, да и почапал. Думает: до вокзала доберусь, там всё веселее, видеосалоны тогда ещё в моде были, да и наливали пассажирам в кафешках не стесняясь, в любой время, в любую тару. Хоть в мыльницу.
Стоит он на остановке значит. Машины едут, но не подбирают. Он вроде и выглядит не как бомж, но и люди, может по делам своим торопятся, а может знают, что наверняка не по пути. Бог их знает, может просто говнюки, и такое бывает. Но потом даже два такси с зелёными огонёчками проехали. Странно.
А в третьем таком такси, дверь метрах в двадцати до него не доезжая, распахнулась и шофёр крикнул во всё горло, словно духов отгоняя, и не снижая скорость:
– Запрыгивай на ходу, я тут останавливаться не буду!»
Тут рассказчик сделал паузу, словно ещё раз переживая откровение, накатившее на него в тот момент. Запрыгнул он, на автомате почти, в машину и вспомнил предупреждение друга своего, а по спине прошёл нехороший холодок и остаток хмеля вышибло на раз. Изловчился он и дверь захлопнул.
А водила всю дорогу поглядывал на него, словно зомби у кладбища подобрал, а не пассажира на общественной остановке. И по приезду на вокзал взял с него очень по-божески и жест на прощание сделал, как показалось этому бедолаге, будто перекрестил его.
Веня, конечно, хотел убедить его, что всё не так плохо на самом деле. И что просто совпало, может с той самой угольной базы зэка какой сбежал в то самое время. Но даже Нурмагомед, знавший его, как облупленного, посмотрел тогда на него как-то по-особенному, то ли с уважением, то ли даже с опаской.
Такие вот городские легенды.
Но вернёмся на наш склад.
Ещё, например, удивительно было Вене, почему сапоги, не побывавшие в употреблении согласно ведомостям и находящиеся у них на хранении, были в таком состоянии, словно в них отходил уже не один призыв. И самое главное проверяющие, посещавшие склад, как и прапорщик, не замечали этого удивительного факта.
Но это уже относилось к талантам самого прапорщика, а Веня списал это на особенности своего восприятия. Мы же с вами помним садик и беседу с мамой о том, что надо иногда делать вид, что ты что-то забыл.
Ну и, конечно, скидку надо было делать на то, что после радушного приёма Нурмамедом этих самых проверок, в их убогой каптёрке, с режущим глаз и не вяжущимся к обстановке, богатым столом, с яствами неведомо откуда взявшимися у простого прапорщика, редко кто мог уйти на своих двоих.
Был представитель маленького народа гор, название которого Веня так и не запомнил, горячим и вспыльчивым, но на самом деле отходчивым, добрым, и щедрым. Судя по всему, как появлялись у него деньги легко, так же легко и уходили.
Когда срок службы Вени подходил к концу, стал он его уговаривать остаться на сверхсрочную, прапорщиком: «Ты не понимаешь, на гражданке сейчас анархия. А мы с тобой такие дела тут будем делать, вах, всё будет у тебя! Квартиру служебную сделаем тебе, чего ты там на севере своём забыл? Маму сюда перевезёшь.»
Он даже выбил Вене краткосрочный отпуск, чтобы тот посоветовался с мамой. Но Веня вернулся с твёрдым желанием вернуться на гражданку, а Нурмамед, вопреки опасениям Вени, не стал сетовать, что тот обманул его надежды, и сказал только: «Мама это святое, береги её.»
Был он человеком душевным. Пел он песни, когда занимался своими нехитрыми складскими делами, на своём гортанном языке в полный голос. Как-то раз, он долго рассказывал о том, как красивы, неведомые Вене горы на его родине. Веня, конечно, знал об альпинистах, о восхождениях, об Эвересте, Килиманджаро и Памире, но никогда не понимал, что заставляет людей забираться, рискуя жизнями, на эти самые горы.
Уходил на дембель он по гражданке. В его гимнастёрке и парадке, да и в сапогах наверняка ещё кто-то походит, подумал он. Нурмамед подарил ему, сняв со своей руки, электронные часы Casio, ставшие модными в то время.
– Будешь в Ленинграде, заходи в гости не стесняйся. Тут тебе всегда рады. А уеду домой, напишу тебе. Приедешь к нам – я тебе покажу, как красивы горы, как гостеприимен наш народ. Вино, шашлык… Минералка прямо из земли ключом!
Двери автобуса закрылись, и Веня проводил взглядом оставшегося на остановке кудесника склада воинской части 40311.
А дома его встречал Макар. Да не просто Макар, а Макар 2.0!
За два года, что Веня топтал, так сказать, кирзовые сапоги, Макар сделал огромные шаги. Но, обо всём по порядку.
Бокс!
Это определяющее слово.
При чём ту бокс, скажете вы. И вы, конечно, будете… не правы.
Бокс, бокс и бокс. Три раза бокс, как три раунда в этом самом боксе.
Первый раунд. Бокс.
Макар, как и сказал в тот памятный день, когда они с Веней чуть не стали обедом для собаки, пошёл на занятия по боксу. И делал большие успехи. За год он сделал то, на что другим требовались два, а то и три года тренировок.
Тренер отмечал его раскованность и нацеленность на атаку. В Макаре не было инстинктивного страха. Наставник, конечно, бывало ругался за то, что его ученик нарывался и иногда его даже присаживали "отдохнуть" на настил более опытные спарринг партнёры, но в то же время он понимал, что это всё были ребята, с которыми его ученик, по-хорошему, и не должен был ещё встречаться на ринге. Причём, спустя пару месяцев тот возвращал им должок с лихвой.
Через полтора года, на весеннем чемпионате города среди мальчиков, он занял второе место, уступив лишь перворазряднику с гораздо лучшей техникой. А осенью, после спортивного лагеря, его взяли на соревнования в Ленинград, и он снова проиграл только в финале, и то, явно из-за предвзятости судей.
С ним боксировал тоже Николай, долговязый парень из Ленинграда. Их бой так и прозвали: Два Н. Во-первых: два Николая, а во-вторых: два нокдауна. Причём сначала на настил присел Макар. Судья отсчитал положенные секунды. Соперник посчитал, что победа над, почти на голову ему проигрывавшим в росте, провинциалом, у него в кармане. И на последних секундах в нокдаун послал своего соперника уже Макар.
Многие говорили, что спас его только финальный гонг, хотя он и прозвучал раньше, чуть ли не на двадцать секунд. Этот бой принёс Макару звание кандидата в мастера спорта.
Второй раунд. Бокс.
Вы не подумали, а почему это Веня пошёл в армию, а Макар его встречал оттуда. Опять же бокс! Ещё не начала утихать радость от серебра на таких крупных соревнованиях, как на комиссии в физдиспансере врач констатировала значительное ухудшение зрения у юного спортсмена. Вердикт был однозначным, занятия прекратить!
