— Как вы меня назвали? — удивление было неподдельным и, оторвавшись от губ, снова всмотрелся в черты.

Нет, ошибки быть не могло, я видел это лицо на одном из балов. Более того, танцевал с этой леди. Наверное, и не запомнил бы молоденькой герцогини, если бы она не позабавила меня в тот вечер.

Я оказался на балу в инквизиторской форме, после задания, и явно там не к месту. Хоть по рождению и граф, но светские приемы не для меня, не привык. Да и люди не радовались такому гостю.

Когда шел по залу, ловил разные взгляды: настороженные, испуганные, возбужденные и томные, но всех их объединяло одно, они держались в стороне, словно наблюдая за красивым, но опасным зверем.

А потом за спиной раздался мелодичный голос: «Вы танцуете, милорд?».

Едва сдержался тогда, чтобы не рассмеяться. Когда повернулся, и девчонка увидела красные перчатки, закрывавшие руки по локоть. Зрачки в невероятных глазах расширились, она даже тихонько охнула. А эта реакция была типичной.

Только вот маленькая леди быстро взяла себя в руки, улыбнулась вполне искренне, по крайне мере пыталась, и протянула дрожащую руку, упрямо вскинув подбородок.

Я улыбнулся воспоминаниям, действительно забавно вышло, девочка оказалась достаточно смелой, и танцевала хорошо.

— Эмилия Винтерс. Дочь герцога Винтерс. Я на память не жалуюсь, — повторил я уверенно. Хотя и странно было видеть ее здесь.

Девушка, явно вопреки своему желанию, опустила глаза и произнесла тихо, но четко, словно отрезала каждое слово:

— Тогда, лорд инквизитор, вы знаете, что герцог умер, а я больше не вправе называться этим родом.

До чего бесцветно она это произнесла, аж скулы свело. Не вязался этот образ с воспоминаниями о светлой леди. Что же могло случиться с «золотым» ребенком?

— А его дочь, стало быть, оказалась в сиротском приюте при монастыре. Печальная участь для… подобной вам, не так ли? — в голосе невольно проскользнула насмешка.

Сдержаться оказалось труднее, чем думал. Все же не любил я тщеславную аристократию, что боялась слуг церкви, но не принимала в свои ряды, даже если происхождение позволяло. Они всегда явно давали понять, что терпят нас только из-за страха.

Эмилия непонимающе округлила глаза, и вдруг нервно оглянулась. Переливы ее серых глаз потемнели, как небо перед дождем.

— Я должна идти.

Насмешливо приподнял бровь. Эту фразу хотел произнести я, покидая жилой этаж.

— Идите, миледи, и сделайте вид, что этой встречи не было, — добавил, все еще надеясь, что девушка не болтлива.

Эмилия бросилась прочь, прижимая к груди ладони и не оглядываясь.

Глава 3

Эмилия

Дыхание отказывалось восстанавливать ритм. Я пробежала через все служебные помещения склады и кладовки, к мастерским на заднем дворе, зная, что там есть выход из замка.

Воздуха в легких не хватало, отчего хватала влажный холод, тянувшийся сквозняком. Остановившись, согнулась от боли в боку, борясь с желанием рухнуть тут же и беспомощно взвыть.

Задерживаться здесь нельзя. Я ведь убийца. Настоящая прокаженная! Ощущение бурлящей крови, что мчалась по венам и несла с собой нечто темное, к груди, откуда затем прорывалась наружу. Я едва могла удерживать зло внутри себя.

Паника нарастала, стоило лишь подумать: у меня проснулся дар. То, чем пугают детей. Страшные сказки о превращении в мага и приходе жуткого инквизитора. Никогда не воспринимала их в серьез, ведь я ничего плохого не делала.

Раньше.

Было страшно смотреть на свои руки, которые то и дело светились в районе пропавшей метки. Каждому жителю королевства при рождении ставилась особая отметина, при прохождении таинства запечатывания. Она подтверждала, что ребенок не обладает даром. Считалось, что этот обряд защищает от скверны, открывает человека Создателю.

А меня вот не защитил. Откуда взялась эта сила?

Да, магия не была абсолютным злом. Посвящённые в церковный сан наделены благодатью и вправе ее использовать, потому что давали высшие обеты. Простые же люди, не перед кем не обязывались и не сковывали свою волю, а потому не могли пользоваться силой. Она нечиста и опасна.

И я стала одной из прокаженных, что само по себе смертный приговор, но еще и убийство.

Когда пробегала через прихожую комнатку осмотрелась. Взгляд привлек висевший на крючке тулуп и огромные валенки. Оставаться в альконе было нельзя, красное одеяние слишком яркое в белоснежной зиме.

Путаясь, я рывками стащила платье через голову, оставшись в одной нижней сорочке из светло-серой шерсти, затолкав алькон в шкаф под тряпки, и набросила тяжелый овечий тулуп, в котором утонула. Из рукавов торчали лишь кончики пальцев, и то если потянуться. Зато тепло почти до щиколотки, которые были надежно закрыты от ветра и снега.

Решив, что валенки тоже не будут лишними, прямо в своих закрытых туфлях вскочила в них, сразу почувствовав себя в ловушке. Убежать, если погонятся, с таким якорем точно бы не получилось, но на это и не надеялась. Единственным моим шансом было покинуть монастырь незамеченной. Все равно пойманную преступницу надлежит казнить.

Но я не хотела умирать. Создатель, за что ты так со мной! Забрал отца, дом, мою прежнюю жизнь, но я не сломалась. С покорностью приняла твою волю, радовалась малому. Но и это отбираешь. Я хочу жить, просто жить, в тишине и покое. Зачем же послал эту силу!

Магию всегда называли ошибкой Создателя. Говорят, он так любил своих детей, что захотел их приблизить к себе, послав им чудеса, но дар оказался больше чем Создатель планировал. И вот увидев, что человек грешен и слеп в своих поступках, понял ошибку и отправив на землю дар инквизиторов, чтобы ее исправить.

— Проклятье! — прошипела, когда длинная овчина зацепилась за гвоздь на проходе.

Я выскочила во двор, где мелькали рабочие. Деревенские выполняли свои дела и не особо внимательно разглядывали друг друга. С виду я теперь ничем не отличалась, а потому незамеченная прошла мимо.

Сразу же не пожалела, что утеплилась. Даже сквозь сбитую шерсть пробирался мороз и щипал.

Из-за угла донеслось конское ржание, но там же были слышны голоса и звуки падавшего с лопат снега.

— Давай, еще вот с этой стороны и можно ехать.

— Скажите матери-настоятельнице, что дорога свободна.

Прижавшись спиной к стене, я выглянула.

Высокая почтовая карета, вся облепленная снегом, с зашторенными окнами, была запряжена тремя гнедыми лошадьми. Кучера на вожжах не было, видно отошел проконтролировать процесс расчистки.

Глухой гул и последовавший за ним скрип оповестили, что все готово к отправлению.

Сердце бешено застучало. Это был мой шанс. Почтовая карета поедет к ближайшей станции, там же я смогу скрыться незамеченной.

Прошмыгнув возле топтавших снег лошадей, обошла спокойно стоявших лошадок и, рискуя потерять валенки, запрыгнула на багажные места, где стоял большой сундук для вещей.

С трудом, но смогла открыть высокую незамкнутую крышку и шустрым ужиком юркнула внутрь, придерживая, чтобы не было грохота. Мне повезло, вещей лежало мало, видимо, что всю почту доставили, а тут валялись чьи-то пожитки и инструменты. Иначе из-за бумаг не смогла бы пролезть.

Нашарив в углу грубую мешковину, притянула ее к себе, накрывшись с головой, и свернулась калачиком в углу. Оставалось лишь ждать и надеяться, что судьба заведет в дружелюбное место, откуда удастся выбраться живой.

Подумалось, что стоит помолиться, но тут же откинула эту идею. Создатель явно больше не слышит меня или наоборот, насылает беды. Уж лучше оставаться одной. К тому же, я привыкла, что никому нет до меня дела.

Сквозь толстое дерево звук искажался, слов и голосов не разобрать. Я слышала громкий окрик, свист, однотонное бормотание. Затем все стихло. Ежесекундно ожидая, что крышку убежища откроют, а меня выволокут наружу, Я дрожала и искусала губы в кровь. Во рту стоял солоноватый металлический привкус.

Было страшно думать о том, что произойдет, когда карета остановится. Или меня найдут. Вообще даже предполагать, что дальше делать не могла. Поэтому решила запретить себе думать.