В Такао дедушка и бабушка души не чаяли, Суга, видя это, тоже баловала Такао и потакала ему во всём, а потому, решил Конно, верный способ добиться расположения Юкитомо — это завести дружбу с мальчишкой. Кроме того, молодому холостяку иногда требуется помощь заботливых женских рук, например, починить одежду. Нужно упрашивать служанок, и вообще унижаться однако всё решается молниеносно, если за Конно просят Томо или Суга. Томо с её холодной чопорностью оставалась для Конно непостижимой загадкой, неприступной скалой, но вот Суга… За сомнамбулической медлительностью движений и вялостью речи угадывалась некая тень несбывшихся желаний, тщетных надежд и разбитых амбиций.

— Не понимаю, почему барышня Суга не съедет

отсюда и не поселится в собственном доме, — заметил он как-то в разговоре с Маки. — Она бы осталась наложницей господина, но при этом стала госпожой и хозяйкой!

Маки только головой покачала.

— У нёс на такое не хватит духу. Она молчаливая, замкнутая, угрюмая… Что ни говори, она попала сюда пятнадцатилетней девчонкой и провела в этом доме без малого двадцать лет. У неё нет такой хватки, чтобы вить из хозяина верёвки. А кроме того наш хозяин всегда делает только то, что считает нужным. Вряд ли он отпустит женщину, которая столько лет была его собственностью. Особенно теперь, когда он начал стареть. Бедная барышня Суга, у неё нет ребёночка… Как подумаю о её будущем, просто сердце от жалости разрывается!

Вскоре после этого разговора Конно начал обращаться к Суге как «госпожа Сиракава» и именовать её «молодой хозяйкой» в разговорах с домочадцами. Когда он, словно бы невзначай, впервые назвал её так, Суга обомлела от страха. Она широко распахнула глаза и открыла рот, словно хотела что-то сказать, но, судорожно сглотнув, не ответила ничего. От внимания Конно не ускользнула вспыхнувшая на её лице мгновенная радость.

— Конно-сан, хозяину не нравится ваше синее кимоно. Он говорит, что оно полиняло. Я и купила для вас отрез хлопковой ткани. Я велю Ёси сшить для вас новое кимоно, носите себе на здоровье!

Голос у Суги звучал уныло и удручённо, словно ей было в тягость исполнять волю хозяина, на самом же деле это она вложила идею в голову Юкитомо.

— Конно-сан очень часто выходит на улицу вместе с маленьким господином Такао. Он выглядит просто ужасно в этом поношенном кимоно… Оно даже на локтях протёрлось! Но ведь ничего не скажешь, верно? Ведь он всего лишь слуга… — посетовала она между делом, нахмурив брови.

— О чём ты только думаешь, женщина! — проворчал Юкитомо. — Сделай то, что считаешь нужным, — пусть выглядит прилично. Он живёт в нашем доме, и ты должна больше заботиться о репутации семьи.

То, что Конно стал величать Сугу хозяйкой, мало что изменило в её положении. Прочие слуги и приходящие торговцы по-прежнему обращались к ней «барышня Суга». Да она и сама понимала, что не должна допускать такого.

Тем не менее слово «хозяйка» в устах Конно ласкало слух, наполняя Сугу немыслимым счастьем. Да… Как ни лелеял её Юкитомо, до тех пор, пока она живёт под одной крышей с законной женой, не суждено ей открыто купаться в лучах любви и заботы. Она обречена быть в тени Томо, и следить за малейшим её движением.

Конечно, ни Юкитомо, ни даже Томо не подозревали, какая тоска, отчаяние и бессильная ярость сжигают Сугу. И лесть Конно, словно

червь, проникала в самое сердце.

Видя, что Суга начинает оттаивать, Конно стал беззастенчиво говорить гадости о Томо, нашёптывая их на ухо Суге. Но чем яростней нападал на Томо Конно, тем упорней защищала её Суга. Она буквально упивалась собственным благородством и превосходством от мысли, что она не такая вздорная, как все наложницы. Это была увлекательная игра, и Суга даже не поняла, когда перешла черту, и дистанция между нею и Конно стала опасно сокращаться.

Поскольку первым и последним её мужчиной был человек, старше её почти на тридцать лет, Суга привыкла играть роль маленькой девочки. Вечная женщина-дитя не способна на материнское чувство к юноше, моложе её на десять лет. По сравнению с Юкитомо Конно был чересчур легковесным, несерьёзным, в нём не хватало мужской основательности. Поначалу он был ей так безразличен, что Суге и в голову не приходило сравнивать его с Юкитомо. Но постепенно Конно, откровенно недолюбливавший Томо, добился желаемого: его невзрачная физиономия и тщедушное тело стали необъяснимо притягивать Сугу. Конно знал, что Суга страдает хроническим геморроем, обострявшимся со сменой сезонов. Сугу лихорадило, eе мучили страшные боли, но ещё сильнее страдала она оттого, что не могла никому пожаловаться на мучения. Конно был на короткой ноге с соседским аптекарем и как-то принёс Суге сбор диковинных китайских трав, о которых та слыхом не слыхивала. Улучив момент, когда вокруг никого не было, Конно тайком сунул ей подарок. Сколько Суга ни пыталась отдать ему деньги, Конно так и не взял их, отталкивая купюры белыми пальцами.

— Не нужно, не нужно, — твердил он, — а то узнает наша императрица, опять будет злиться, так что никому не рассказывайте!

Позволь себе кто-то другой подобную выходку, Суга бы непременно вспылила, потому что во фразе Конно содержался намёк на то, что Юкитомо недостаточно любит её. Однако Конно это сошло с рук. Суга бережно пересыпала травы в банку и принимала отвар, внимательно соблюдая инструкции.

— Как-то странно пахнет… — дразнил её Юкитомо. — А это, часом, не средство от женских болезней?

Суга наивно улыбалась и говорила:

— Мне это прислала жена брата, сказала, что хорошо помогает при моей болезни. Как же оно называется… Совсем запамятовала!

В такие моменты в уголках её рта проскальзывала мимолётная, призрачная улыбка, придававшая Суге почти зловещее обаяние. Это была самая страшная месть, которую она могла позволить себе в отношении Юкитомо.

Между тем в доме на Цунамати Мия почти каждый год производила на свет божий очередного младенца. Никто не мог с уверенностью сказать, что среди её пятерых детей нет отпрыска Юкитомо. Митимаса в своей невменяемости не задумывался о том, какие отношения связывают жену и собственного отца. Однако благодаря необходимости держать происходящее в тайне, на него золотым дождём изливались милости Юкитомо. Последние годы Юкитомо был великодушен, как никогда прежде, ведь дом в Цунамати стал для него тайным любовным гнёздышком.

Суга кривила губы в горькой усмешке, наблюдая в течение пяти лет, как вспыхивает в глазах Юкитомо жадный блеск вожделения. Суга опять становилась желанна! Но всякий раз приступ новой любви случался лишь после первого утреннего недомогания Мии и заканчивался с появлением на свет очередного младенца. Суга упорно пыталась убедить себя в том, что таковы все мужчины, однако не могла совладать с унынием. В результате её механизм защиты дал сбой, и она не смогла осадить Конно, к которому не испытывала никакого влечения.

— Ай! — стоявшая в зеленоватой тени дерева Суга съёжилась и потрясла головой.

— Что случилось? — на крик Суги подскочил Конно.

— Не знаю… Ой! На спине! Что-то по мне ползёт! Конно-сан, скорее, взгляните, что там такое!

— Может, букашка?

— Ужас! Гадость какая… Щекотно…

— Сейчас… Простите меня, пожалуйста… — Конно запустил руку за ворот кимоно Суги и провёл ладонью по пухлой белой спине. — Сейчас посмотрим… Где — здесь?

— Нет, ещё ниже… Жжёт! Да-да, вот здесь!

— О… Да это всего-навсего гусеница.

— Какая мерзость!

Не помня себя от отвращения, Суга оттолкнула руку Конно и передёрнула плечиками.

Конно со смехом бросил на землю гусеницу и раздавил ногой.

— Да на вас лица нет! Прямо побелели вся… Ну чего вы так испугались? Это всего лишь гусеница, подумаешь!

— Противно же… Говорят же — «мерзкий, как гусеница!» — Суга вскинула руки, поправляя причёску, словно страшась обнаружить на шее ещё одну гусеницу. По телу Конно пробежала чувственная дрожь. Его возбудила не столько болезненная красота лица Суги и глубина её глаз, в которых вспыхивали голубоватые искорки, сколько ощущение прохладной и влажной кожи.