Так прошёл час, наверное, и второй. Вот она слышала Сириуса за дверью, что, судя по шуршащему звуку воды в душе, вела в ванную комнату. Вот он снова тихо проскользнул через внешнюю дверь обратно в гостиную, явно стараясь не создавать никакого лишнего шума, чтобы не потревожить её. А ей, конечно, так хотелось разбить эту дверь вдребезги, выбежать к нему и, не заботясь больше ни о чём, броситься в его объятия, такие крепкие, тёплые, бережные… И, несомненно, ей безумно хотелось вновь почувствовать ни с чем несравнимый вкус его поцелуя…
Гермиона вдруг почувствовала прилив уверенности, что сжалилась и снисходительно вернулась к своей хозяйке, теперь подталкивая ту к ещё одному сумасшедшему поступку: извиниться перед Сириусом здесь и сейчас и наконец честно ответить ему на самый главный для него вопрос. Окрылённая такой неожиданной храбростью, Гермиона вскочила с кровати и ринулась к двери.
Глубокий вдох — да, она была готова. Тихо приоткрыв дверь, первым делом Гермиона увидела перед собой пустой диван и потухший камин с несколькими слабо дотлевающими последними искрами углями. Гостиная была покрыта ночной темнотой. Не обнаружив Сириуса на диване, девушка беззвучно шагнула сквозь открытую дверь и вдруг замерла на месте как испуганный, любопытный зайчик при виде бо́льшего зверя: Блэк сидел на подоконнике у главного входа и размеренно курил трубку.
Несмотря на столько лет совместно проведённых выходных и праздников в Гриммо и Норе Уизли, Гермиона впервые видела Сириуса не в привычных для его благородной породы брюках, рубашке и жилетке, — или хотя бы в домашнем шёлковом халате, — а в расслабленных коричневых льняных пижамных штанах и сияющей под лунным светом белоснежной льняной сорочке с как обычно закатанными рукавами. Грудь на его рубашке была небрежно распахнута, обнажая многочисленные татуировки тайных символов, надписей и рун. Он откинулся на стену на подоконнике и расслабленно свесил одну руку на согнутом колене, словно поэт средневековья в ожидании музы.
В комнате пряно пахло вишней. Через открытое окно Сириус мечтательно разглядывал сверкающее в лунных лучах озеро и время от времени тяжело выдыхал клубы дыма невообразимых для обычного магла форм: шары, стрелы, корабли, пробегающие или пролетающие животные… Изредка его задумчивый взгляд на несколько секунд застывал в одной точке, а лицо искажалось в непонимании или напряжении, играя скулами, будто он пытался безмолвно сказать что-то или убедить кого-то невидимого перед собой. Когда, видимо, он наконец приходил к какому-то логическому заключению, он устало потрёпывал себя по густым волосам, будто пытался привести себя в чувство, и вскоре вновь возвращался к глубокому созерцанию ночного озера.
Гермиона чувствовала, что могла наблюдать так за ним до бесконечности. Ей казалось, что именно этим она и занималась и совсем утратила счёт времени. Ей также казалось, что она никогда не встречала настолько красивых и очаровательных мужчин, и уж тем более, к её огромному сожалению, ей не встречались молодые парни ему под стать. Ведь он, такой великолепный Сириус, сидя там, перед ней со столь романтичным мечтательным видом, как никто другой притягивал к себе каждую клеточку её существа и завораживал каждую фибру её души.
Гермиона осторожно шагнула в темноте ему навстречу. Вмиг её присутствие выдал скрип деревянного пола под ногой, и она испуганно замерла. Слегка дёрнувшись на звук её шагов, Сириус и сам замер, но не от испуга: он просто не мог поверить, что сейчас она и правда стояла перед ним. Его глубокую задумчивость словно рукой сняло, выражение на лице вдруг обрело озабоченный, возбуждённый вид. Он пожирал Гермиону почти умоляющим взглядом, будто в любую секунду ожидал особого знака, который указал бы ему верный путь. Она несмело направилась к нему и с каждым следующим шагом ощущала, как все те чувства и эмоции, которые она так упорно пыталась задавить последние несколько часов, снова пробуждались и стремительно неслись по её телу, подпирая к горлу. Стоило Гермионе ступить из сумрака, как Сириус мигом спрыгнул с подоконника и как завороженный подался ей навстречу.
Потупившись слегка смущённо, она нечаянно узрела его штаны и нашла в них своеобразный повод для начала разговора.
— Как стильно… — тихо подметила она, усмехнувшись.
— Нравится? — прохрипел Сириус с усталой ухмылкой. — Я не ожидал больше увидеть тебя этим вечером… Ты что-то хотела?
Да, хотела. Она хотела повернуть время вспять, никогда не говорить ему всех тех слов о том, что им не суждено быть вместе и что всё это — просто глупая ошибка. Хотела даже признаться, закричать ему о том, как давно и бесстыдно сходила по нему с ума. Но взамен она лишь отрицательно замахала головой как какой-то китайский болванчик, а Сириус с пониманием кивнул в ответ с видом, будто причина её прихода казалась ему крайне очевидной. Пусть даже на самом деле это было далеко не так.
— Я услышала тебя ранее… в душе. Думала, ты пойдёшь спать… — осторожно прокомментировала девушка, сама не зная зачем. Слегка ироничная улыбка скользнула по лицу Сириуса.
— Нет… Как видишь, я решил немного покурить, — сказал он, кратко потягивая из трубки, дымил через нос как паровоз.
— Вся комната вкусно пахнет вишней, — вполголоса добавила Гермиона, наблюдая за густыми клубами дыма.
Всё с тем же видом задумчивого поэта, Блэк внимательно осмотрел её во весь рост и вдруг протянул ей свою трубку. Гермиона всегда была активным противником курения и никогда даже не держала в руках сигарет и прочей атрибутики курильщиков. Она помедлила с ответом, но на удивление самой себе вдруг решительно выхватила трубку из рук Сириуса и глубоко вдохнула из загубника — похоже, сегодня она решила дать выход новой, свободной Гермионе и была готова окунуться в тайный мир Сириуса Блэка с головой. На мгновение она застыла, анализируя свои впечатления, нахмурилась, медленно выдыхая поток дыма, и тут же отдала трубку обратно Сириусу.
— Ну как? — спросил он каким-то чересчур ровным, глубоким тоном, который странным, неприятным образом напомнил Гермионе былой тон Снейпа.
Сириус пристально сверлил её серебристыми глазами, снова затягиваясь из трубки, и она была почти уверена, что он испытывал её на прочность. Выжидал реакции, демонстрации того, на что она была способна и как далеко могла зайти. Она напряжённо сглотнула, пробормотала:
— Запах оказался намного лучше, чем вкус.
Сириус хмыкнул. Не подтрунивал, не подначивал, а просто хмыкнул. Казалось, теперь он даже не дышал и совсем перестал моргать, продолжая разглядывать Гермиону. Она нервно замяла пальцы рук и от его молчаливого созерцания растеряла даже самые глупые идеи для продолжения их разговора.
— Дерьмо… — раздражённо ругнулся вдруг Блэк и отбрасил на подоконник ненавистную трубку, которая никак не помогала ему удерживать распирающую бурю внутри. — Гермиона… — воспрял он с именем любимой на устах, решительно шагнув к ней ближе, но наткнулся грудью на её протянутую руку.
— Подожди… — перебила она его, хотела бы, должна была начать первой, но была не в силах совладать с переизбытком волнения. Она вновь обронила несколько мелких слёз и ринулась к нему за утешением.
— Хорошая моя… — любовно протянул он и сам хотел бы сказать ещё так много, но ком в горле не пустил слова дальше.
Он ответно загрёб её к себе так жадно, словно кто-то вот-вот отнял бы её. Заботливо поглаживал, целовал её голову и не находил себе места из-за её слёз. Что она уже успела надумать за эти несколько часов без него? Она не могла найти нужных слов, чтоб объясниться, но он разглядел ответы в её невинно чистых, влажных глазах, которые вдруг взглянули на него столь проникновенно и раскаянно, что никакие слова на свете уже не смогли бы сказать ему больше.
— Прости меня, Сириус… — судорожно прошептала Гермиона, уткнувшись взглядом ему в грудь.
Желая получше разглядеть лицо любимой и не упустить ничего, Блэк плавно взмахнул рукой, и комната зажглась десятками тусклых свеч. Он завороженно смотрел на хрупкую девушку в своих руках и не мог вынести её печального взгляда. За что же она извинялась? И чего так нервничала? Он же простил бы ей что угодно, согласился бы на любые её капризы и сам устелил бы весь этот сумасшедший мир у её ног. Не мешкая больше ни секунды, он по-рыцарски принял весь груз ситуации на себя и просто первым выдал ей всё, что успел обдумать за эти долгие несколько часов в одиночестве.
