Сид протянул руку для приветствия, но Корт проигнорировал ее. Он понимал, что все, происходившее после его прибытия в Гданьск, – головорезы, черный лимузин, самолет, оружие и обстановка, – все это было предназначено для того, чтобы продемонстрировать власть над ним. Иногда мелкие люди с большой властью пользуются ею непропорционально ради компенсации своих воображаемых недостатков. Все это было ему знакомо, но приходилось отвечать огнем на огонь и восстанавливать господствующее положение.

– У нас был договор. Он не предусматривал личных встреч. Вы нарушили договор, и это мне не нравится. Вы не можете произвести на меня впечатление третьесортными ублюдками с золотыми цепями и вонючими подмышками. Я пришел добровольно лишь потому, что заявляю о выходе из нашего договора.

Молодые охранники вокруг Корта не понимали его слова, но, судя по его разгоряченному тону решили приблизиться и вопросительно поглядывали на хозяина. Тот остановил их поднятой рукой, а потом махнул пальцами, разгоняя их по углам. Они подчинились. Корт слышал их шаги, затихавшие за его спиной.

Сидоренко не сводил глаз с Корта. Он медленно опустился на свое место за столом и отпил глоток красного чая из пиалы, украшенной сусальным золотом. Корт было подумал, что он испугался, но следующие слова русского босса прозвучали спокойно и без видимого напряжения.

– Вы когда-нибудь видели человека, заживо сваренного в кислотной ванне?

– Это риторический вопрос?

– Речь о моем коллеге, – Сид махнул рукой, словно отгоняя прочь опасения своего гостя. – Я его не трогал. Это случилось вскоре после залоговых аукционов, – думаю, в 1993 году. Я держал команду бухгалтеров и юристов, которые работали на одного московского воротилу. Он не был олигархом и не блистал умом. Но он больше всего любил деньги и силой выбил себе долю в нескольких торговых сетях, а потом начал запугивать или убивать совладельцев. Как бы то ни было, он решил, что один из его подчиненных выводит средства из его легальных учреждений, и пригласил нас на сходку в своем загородном доме под Одессой. Там нас поджидали очень крутые ребята; некоторые местные спецназовцы подхалтуривали на службе у этого кретина. Нас, девятерых человек, отвели в амбар, раздели догола и приковали к железнодорожным шпалам. Два дня нас избивали и обливали холодной водой. Дело было в октябре, и самый пожилой из нас, – адвокат, – умер в первую же ночь. Во вторую ночь наш работодатель пришел в амбар и сказал, что если один из нас признается, то спасет жизнь остальным. Никто не ответил. Избиения продолжались еще двенадцать часов.

Пока Сидоренко говорил, Корт осматривал комнату.

– На третий день умер еще один. Не помню его лица, но если не ошибаюсь, он был специалистом по нормативному праву. Наш работодатель пришел еще раз и повторил свое предложение. Опять-таки, никто не сознался. Я был уверен, что он убьет всех, но, к счастью для остальных, он испытывал глубокое недоверие к евреям. Когда он смотрел на нас, валявшихся в грязи и крови, то заметил, что один был обрезанным. Натан Булычев. Он решил, что этот еврей и есть обманщик, поэтому приказал принести большое деревянное корыто, стоявшее на улице. Корыто наполнили растворителем для свинцовых белил, – это мощная кислота, – и он велел нашим спецназовским палачам зачерпывать ее и поливать бедного Натана. Это продолжалось около часа. Его кожа покраснела, потом пошла пузырями и начала отваливаться, отчего он вопил и корчился от боли. Нас заставили смотреть. Наконец, когда палачи устали работать ковшами, они взяли крюки для обметывания стогов сена и вонзили их в руки и ноги Натана. Они подняли его и швырнули в кислотную ванну. Все мы, его бывшие друзья и коллеги, хотели только того, чтобы он поскорее умер, – ради себя и ради нас. Он издал крик, который я никогда не забуду, и продолжал кричать, пока его расплавленное лицо не ушло под кислоту и больше уже не поднималось. Чудовищное зрелище.

Корт понимал, что Сид получает удовольствие от своего рассказа. Он не знал, что сказать, поэтому заметил:

– Похоже, что кража у этого человека была не лучшей идеей.

Сид пожал плечами и потянулся за чаем.

– Кстати, Натан был совершенно ни при чем, – деловитым тоном заметил он. – Это я присвоил деньги и потом воспользовался ими для собственного бизнеса. Наш работодатель отпустил всех остальных. Его убили в Москве в 1994 году, пока он примерял новый костюм в ателье.

Корт вздохнул.

– Есть ли смысл в этой истории? Если есть, то я его не понимаю. Или я просто должен был испугаться? Но я не испугался.

– Смысл в том, что я даю вам понять, кто я такой. Я могу быть вашим другом. Я хочу быть вашим другом. Но если вы приходите ко мне домой и говорите так, как сейчас, если вы не проявляете уважения, то я могу стать вашим врагом. Не тешьтесь мыслью, что мои обходительные манеры позволяют вам презирать меня в моем собственном доме. Я прошел долгий путь, чтобы стать таким, как сейчас. Чтобы добиться успеха в России, нужно в равной мере обладать двумя качествами: мозгами и жестокостью. Тот бандит, о котором я говорил, был жестоким мерзавцем. Его убийства производили должное впечатление, но потом, когда он пошел в ателье без охраны… Безусловно, ему не хватило ума осознать последствия своей жестокости. Другие люди, – к примеру, бухгалтеры вроде меня – втянулись в преступные схемы, потому что у них были мозги для достижения успеха, но в условиях жесточайшей конкуренции, государственной коррупции и кровожадной охоты за деньгами… умных счетоводов сметали с доски еще быстрее, чем жестоких кретинов.

Тогда я понял, что рядом нет никого достаточно умного для бизнеса и достаточно решительного для продвижения вперед. Мозгов мне было не занимать… это я знал. Но жестокость? Для развития этого качества понадобилось определенное время.

– Значит, вы стали бросать людей в кислоту?

– Нет, я хорошо обхожусь с моими работниками. Если вы еще не догадались, то большинство из них – это национал-социалисты. Они избивают иммигрантов для потехи. Судя по цвету вашего лица и волос, они думают, что вы с Кавказа… так что здесь нет ваших поклонников. Нет, я не угрожаю им: я даю этим молодым людям жить по-своему, распоряжаться в этом доме и очень щедро плачу им.

– Золотыми цепочками?

Сид непринужденно рассмеялся.

– Ха! Нет, не золотыми цепочками. Они получают свое жалованье в евро. Раньше были доллары, но время не стоит на месте. Я понимаю, что вы рассержены. Мистер Грэй, вы можете сто раз повторить, что больше не хотите работать на меня, но обещаю, что у меня есть самые лучшие предложения, которые придутся вам по вкусу.

На стене слева от Джентри висела огромная картина в массивной позолоченной раме. В зыбком свете на него смотрело квадратное лицо Сталина с пронизывающим взглядом.

– Славная картина, – заметил Корт и опустился на неудобный деревянный стул с высокой спинкой.

Сидоренко покосился на портрет, как будто только сейчас заметил его.

– Да. Я уважаю властный дух, который она внушает.

– Вы не производите впечатление человека из старой гвардии.

– Что вы имеете в виду?

– Коммуниста. Я думал, что все криминальные миллиардеры – это капиталистические свиньи, как и остальной цивилизованный мир.

Сидоренко захохотал с разинутым ртом, булькая остатками чая в горле.

– О да, я свинья, но без идеологии, – он снова посмотрел на портрет. – Конечно, дядюшка Джо[4] был ужасным человеком, но он сказал одну из самых блестящих фраз: «Смерть решает все проблемы».

– «Нет человека, нет проблемы», – поправил Корт.

Сидоренко одобрительно улыбнулся.

– Разумеется, вы должны это знать. Это же декларация вашей миссии, разве нет?

– Нет.

Сид пожал плечами.

– Значит, оперативное кредо? – он не стал дожидаться ответа. – Сталин, Романовы, Великая Отечественная война, современный феномен русских скинхедов и националистов. Как видите, у меня есть склонность к самым ужасным вещам. Я сторонник жестокой власти. Человек, обладающий способностью причинять смерть и несчастья ближним, более могуществен, чем богатый и знаменитый добрый человек.