Мы едва достигли горной гряды, с которой только начинался наш путь, а солнце уже опустилось. Разбили лагерь, скромно перекусили. Кто-то вызвался вернуться и наловить рыбы, пока мы не ушли далеко. Отец согласился, наказав вернуться с рассветом. Кроме того, он выставил караульных. На меня он так и не посмотрел.

Вопреки здоровому смыслу, я улегся в мешок прямо в костюме, побоялся, что отец предпримет новую попытку сорвать ленты. Аули лежала рядом, и мне стало спокойней. Она действительно готова на все ради меня. Такая маленькая и такая смелая. Ее смелости хватит на нас обоих.

Перед тем, как провалиться в сон, я вспомнил о Рапу. Мне стало горько. Его не ждет ничего, кроме смерти. И лучше бы она была быстрой. Возможно, смерть от метательного ножа отца была хорошим исходом, но все вышло так, как вышло. Я был ему благодарен.

А в голове стоял крик отца: «Саппалита нет!»

На третий день мужчины отказались от пищи. И, конечно, Аули. Вся еда доставалась женщинам и детям. Привалы стали чаще, длиннее. Женщины, будто нарочно, искали поводы для остановки, подговаривали детей. Те начинали хныкать, раздражать остальных. Даже куры чаще кудахтали в своих клетках. Отец скрывал негодование, которое исходило от него, как запах опасности от хищника.

Были и свои плюсы. За время привалов в горной реке нам удалось поймать несколько рыбин с розоватым мясом. Это немного успокоило отца, ненадолго сбило напряженный градус.

Вглядываясь в знакомую местность, воспроизводя прошлое путешествие в памяти, я пришел к тому, что мы не преодолели и половины пути. Самый сложный морозный подъем оставался впереди, а хныканье детей и роптание женщин уже перешло в хроническую стадию. Иногда я давал себе волю и представлял, что осталось одно лишь кудахтанье кур.

Чем дальше мы шли, тем сложнее становилось. Я держал в памяти крутые подъемы, пронизывающие ледяные ветра. День становился короче. Нам приходилось выходить с первыми лучами. К тому же я ощутил новое сопротивление – не поддаться настроению женщин, с которыми даже отец ничего не мог поделать. Он мог лишь все испортить своим напористым характером. Он и сам понимал это. Поэтому сглатывал недовольство вместе с горной водой.

Аули держалась молодцом. Питала меня своей стойкостью и терпением. Я подумал, что именно она могла бы возглавить племя. И что характером она похожа на улучшенный вариант отца. Закрались глупые мысли, будто ее могут не взять в Саппалит. Если уж я попаду туда, то она тем более. Сегодняшней ночью, во время дежурства, я решил нанести на ее одежду блестящую ленту. Отец привык к моему виду, привыкнет и к ней.

Дерзость мыслей удивила меня. Я решил, что мы с Аули важнее для отца, чем он для нас.

Ночь выдалась теплой. Удалось обойтись без дополнительной куртки. Пришлось бы пододевать ту под свою, чтобы блестящая лента оставалась на виду. Хоть в ночи ленту не видно, все равно я поступил бы именно так.

Догорели последние костры. Многие уже спали. Аули провожала меня улыбкой, которую мне почему-то захотелось сравнить с упавшим с дерева листом. Я пообещал вернуться, когда лагерь уснет. Предстояло покрыть и ее куртку лентой, сделать на шаг ближе к Саппалиту. Ленту я нашел на месте драки отца с Рапу и спрятал в рюкзаке, пока никто не видел.

Не могу объяснить, почему моя вера в Саппалит не только не ослабевала, но и крепла. Во многом ее вновь разожгло появление Рапу. И все же я, в отличии от отца, никогда не упускал нити надежды. Сколь бы тяжело мы не продвигались вперед, я ощущал приближение Саппалита. Будто мы стремились навстречу друг другу. В то же время я не помню, чтобы чувствовал нечто подобное в первое путешествие с отцом, когда мы еще не нашли комплекс у озера.

Как это частенько бывало, вместе с уверенностью появились и сомнения. Очень убедительные сомнения. Ведь если верить Рапу, Саппалит сам найдет меня через Прокси или Диву. Выходит, я представляю для них важность. Сам я не сомневался, что подойду, но зачем им искать меня? Много ли они обо мне знают? Ничего. Нужен ли я там, где есть все? Нужны ли мы с Аули? Найдется ли для нас место?

Когда мы доберемся до комплекса, обоснуемся там, что я буду делать дальше? Обматывать одежду серебристыми лентами и ждать?

Размышляя, я представил, как мне вновь придется каждый день видеться с людьми племени, с отцом. Я не смогу уйти, мне не хватит смелости, а он будет давить. Попытается подцепить меня ответственностью. В очередной раз у него ничего не выйдет.

Что, если отец умрет? Племя не пойдет за мной, а я не поведу племя. Тогда мне придется уйти. Я не смогу оставаться среди этих людей. Отправлюсь с Аули неизвестно куда в поисках Саппалита? А потом мы набредем на джанат и будет слишком поздно?

Не лучший ли это исход?

Но все вопросы казались мелочью, по сравнению с главным, тем самым, что шел позади, как предводитель.

Что, если Саппалита и вправду нет?

И отец был прав? И Рапу оказался тем, кем его все и считали – сумасшедшим?

В висках закололо так, будто я получил по голове кувалдой. На несколько секунд я ослеп. Нащупал на поясе фляжку с водой. Вылил часть на лицо, часть в рот.

Боль начала отступать. Вместе ней пришли галюны. Мне показалась, что грудь несколько раз сверкнула. Я помотал головой и внезапно похолодел. Понял – это никакие не галюны. На мою куртку упал свет, который и ослепил меня. Я посмотрел по сторонам. Могло показаться, но, похоже, за одним из бугров я заметил движение, едва заметное мелькание. Скорее всего горный хищник сверкал глазами.

Первым делом я хотел позвать Рома. Широкоплечий с жирным шрамом от угла рта, вместе со мной ему выпало нести караул. Он сидел в противоположной стороне и дремал, опершись руками и головой на биту.

Низ спины закололо. Я не стал будить Рома. Побоялся выглядеть трусом. Но за крюком вернулся. Посмотрел на спящую Аули. Я должен защищать ее. Я не могу отступить.

Отец говорил: что человек, что зверь чувствуют страх. Если ты достаточно силен духом, тебя не тронут. Попытаются запугать рыком, криками, ругательствами, но первыми не нападут.

Я расправил плечи. Как следует продышался, стараясь вместить в легких воздуха больше, чем хватало места. Крюк прирос к руке, покрылся потом и заскользил.

Приближаясь к бугру, я услышал звук – прерывистый и стремительный – как будто кто-то махал большущей палкой. Промелькнула мысль: не лучше ли позвать кого-нибудь? Промелькнула и затихла, вытесненная оглушающими ударами сердца.

Я знал, что после бугра идет спуск вниз, не резкий, но и не плавный, покрытый плотной крошкой, похожей на глину. Вспыхнула мысль – подползти к краю. За ней другая – встретиться лицом к лицу с оскалившейся мордой зверя, где мои рефлексы, безусловно, проиграют. Внезапное появление может испугать хищника, он отпрянет, а у меня появится возможность напасть первым или позвать на помощь, если я не смогу справиться.

За несколько метров до возвышенности я присел, двигался на корточках, не опуская головы. Услышанный ранее звук раздавался громче, отчетливее, совсем рядом. Крюк готовился взлететь в воздух при малейшей опасности. Я попытался разглядеть что-либо по сторонам, но распознал лишь ломаные очертания гор и холмов, сливающихся с ночным затянутым небом.

Наконец я решился. Вскочил на бугор и чуть было не заорал от напряжения. Мой взгляд уткнулся в темную фигуру человека с телом лошади. В тот же момент в лицо мне ударил слепящий луч света. Я закрылся руками, едва не продырявив собственную голову крюком, развернулся и собрался бежать. Что-то ударило меня по плечам. Я коротко вскрикнул. Затем грудь стянуло так, что я не мог даже хрипеть, даже дышать. Меня рвануло назад. Помню, как больно ударился задницей. Боль прокатилась вдоль спины. За ней последовала новая резкая боль в затылке. Тусклый свет звезд померк, стал частью черноты.

Надеюсь, мой крик кто-нибудь услышал.

Наш пост находился на западной вершине. Сколько я ни пытался заметить его снизу, так ничего и не вышло. Он будто бы скрывался за невидимой, зеркальной стеной. Две утепленные палатки, в каждой по небольшой печке, фонарю, чтобы подать сигнал об опасности, спальные мешки да одеяла – ничего лишнего. И, конечно же, еда, которой я до сих пор не мог насытиться, сколько бы ни съел. Для предупреждения об опасности в светлое время, имелась куча хвойных веток и стволов, подожги которые, и воздух наполнится густым плотным дымом.