– А Равиль с Наташкой не придут. Дядя к ним приехал на вечер. Сегодня вообще день гостей какой-то. Корнейка к тебе, к Равилю дядя объявился, глядишь, и к нам кто пожалует.

– Ага. Зубной врач с бормашиной.

– Нарочно, да? И как, кстати, насчет сбора целебных трав для страждущих?

– На заре, утром, – Корнейка посмотрел на Санька. – Можно прямо в парке и найти, можно и в лес сходить. Её, травы, немного нужно, на один-то зубок.

– Утром, так утром. А сейчас что делать будем?

– Что можно делать в деревне вечером? Страшные истории рассказывать.

Они сели поудобнее. Земля, тёплая, весь день солнце грело, трава пахнет простором, волею. Прежде, говорят, в этих землях табуны диких коней паслись. Давно.

– Кто начинает?

– Я, – ответил Пирог. – Недавно в старом журнале прочитал. Прошлогоднем.

– У Пирога память, как у разведчика. Слово в слово помнит, – объяснил Санька Корнейке. – Давай, говори слова.

– Ну, слушайте…

Первой в деревне пропала овечка Звёздочка. Когда к вечеру баба Аня пошла за нею к трём березкам, что растут на лугу, овечки не оказалось ни у деревьев, ни в зарослях бурьяна, этим летом разросшегося необыкновенно буйно, ни в мелком овраге.

Баба Аня обошла окрестности, расспросила всех от мала до велика. Звёздочку не видели, лишь пятилетняя Таня, дочка фельдшерицы, сказала, что овечку, наверное, забрало тёмное облачко, поднимающееся из оврага. С отчаяния баба Аня даже пошла смотреть на облачко, но, конечно, ничего не увидела, одну лишь дыру, черную, непроглядную, невесть когда пробившую дно оврага. Но в дыру овечка попасть никак не могла, разве только ножка. С досады баба Аня побросала в дыру комья земли, но напрасно – сколько уж раз пытались её засыпать то ребятня, то Антон-пастух, деревенский блаженный, но всегда, спустя день-два, в крайнем случае, через неделю дыра появлялась вновь. Дождём, что ли, размывало, или ещё по какой причине.

Баба Аня съездила в район. В райотделе её милиция долго уговаривала забрать заявление, у них семь убийств нераскрытых, десять без вести пропавших за год, а ещё кражи и прочие правонарушения, потому заниматься деревенской ерундой совершенно некому. Но баба Аня заявление оставила и пообещала, если что, написать прокурору.

Вряд ли кого она обещанием напугала, милицейские в тот раз в деревне не появились, дознания не вели.

Неделю спустя не вернулся домой Колька, внук Пелагии Самохиной, отданный бабушке на лето городскими родителями. Мальчишка, даже семилетний, не овечка, из района приехала милиция. Узнали, что Колька вместе с тремя другими пацанами играл у оврага в «терминаторов». Все время он был на виду, но вдруг пропал. Ребята решили, что он просто ушел домой. Лишь к обеду баба Пелагия спохватилась внука.

Милицейские интересовались, не видел ли кто незнакомого мужчину, полного, лет сорока, на правом предплечье татуировка – якорь и змея. Особенно дотошно расспрашивали детей, но и они никаких незнакомцев, обещавших покатать на машине и угостить конфетами, не видели. Да и как незнакомцу подступиться к Ветрячкам (так звалась деревня) незаметно, если на пять верст окрест ни леса, ни рощи, сплошные поля. И пешего, и машину с юра видит каждый. Девочка Таня опять говорила про тёмное облачко из оврага, но узнав, что девочка в тот день никуда со своего двора не уходила, интереса к её словам не проявили.

Допросив двух ветрячковских мужичков, имевших некогда судимость, милицейские уехали в район.

Деревенского блаженного Антона хватились на следующее утро. Он, исправно пасший частных коров уже тридцать с лишним лет, вдруг не вышел на службу. Пошли к нему в избу, где Антон после смерти матери жил под присмотром мира. В избе никого.

В милиции поначалу сказали, что заявление о пропаже совершеннолетних принимаются после трёх дней. Может, пастух решил отдохнуть. Тридцать лет без выходных – шутка ли. Но затем кто-то решил, что пастух и есть причина пропажи мальчишки.

На этот раз приехали с собакой, большой, свирепой овчаркой. Собака уверенно взяла след от избы пастуха и прямёхонько потянула к овражку. Милицейские довольно переглядывались —угадали. Миновав берёзки, собака начала спускаться в овраг – и вдруг остановилась, уперлась лапами в землю и дальше идти отказалась. Крупная дрожь била её, она скулила, словно и не овчарка, а безродный щенок.

Уже без собаки обследовали овраг, но ничего не нашли. Постояли у дыры, гадая, откуда взялась, но мысль, что в ней может пропасть мальчишка, не говоря о взрослом пастухе, казалась нелепой.

Наказали смотреть повнимательнее, ещё раз напомнили о незнакомце с татуировкой, с тем и уехали.

Спустя два часа завиднелась новая машина. То был Колькин отец, Владимир Некипелов, муж дочки Пелагии Самохиной, Валентины. Сама Валентина отдыхала где-то в Австралии. Владимир Некипелов, в прошлом кандидат физико-математических наук, уже десять лет как ушел из «ящика» и открыл собственное дело. Поначалу торговал компьютерами, а сейчас в городе у него три магазина, ресторан и парк такси. Богатый, а скромный, машина простая, «Нива».

Некипелов спокойно, без криков и ругани, расспросил тёщу, поговорил с деревенскими и уехал назад, пообещав вернуться.

В районе он посетил милицию и прокуратуру, а потом побывал уже в прокуратуре областной. Захватил в городе необходимые вещи и обернулся в Ветрячки до полуночи.

Наутро Некипелов ходил по деревне, говорил с каждым, что думают о случившимся. Не обошел и малышей, те хоть и ростом невелики, а глазастые.

Оказалось, что он и награду объявил, сто тысяч рублей. Люди, конечно, засуетились. Каждый лопух обошли кругом трижды. Сто тысяч – большие деньги. Весь район превратился в следопытов. Вдруг что и найдётся?

Нашлось в другой деревне, Лопатках. В отдаленной посадке обнаружили полузакопанный труп пятиклассницы, пропавшей весною, но утверждать, что здесь прямая связь с исчезновением Кольки, милиция не бралась. Некипелов же расспрашивал Таню насчет тёмного облачка. Таня сказала, что несколько раз днем видела, как облачко выползало из оврага, а один раз проглотило курчонка. Она думает, что это дыхание дракона, спящего под землей. С тех пор она там не гуляет. Боится. Нет, облако не чёрное, а гораздо темнее. С корову, только без ног.

Некипелов девочке поверил. Во время работы в «ящике» всякого насмотрелся.

Дыру он обследовал с помощью зонда-телекамеры, что используют спасатели – он и одолжил её у приятеля из МЧС. Ход, не более вершка шириной, шёл сначала вертикально вниз, а через три метра поворачивался под углом в сорок пять градусов к югу. Дна зонд, а был он восьмиметровый, не достиг. Собрав снаряжение, Некипелов вернулся в деревеньку. У Дорониных купил петушка, принёс назад в овраг, привязал за лапку к колышку и стал ждать.

К полудню петушок забился, захлопал крыльями, пытаясь сорваться с привязи.Воздух над дырою слегка дрожал, это часто бывает в жару, но в прибор ночного видения ясно различалось облачко, похожее на амебу. То одну ножку выпустит, то другую. Поднявшись над дырою, оно поползло в сторону несчастного петушка. Секунда, другая, и петушок оцепенел. Оцепенел – и стал исчезать прямо на глазах!

Некипелов выстрелил дуплетом. Серебряная дробь завязла в пустоте, ни одна дробинка не пролетела сквозь невидимую цель.

Словно вздохнул дракон – низко, тяжело, волна смрада прокатилась по оврагу. В прибор видно было, как облако ползло к дыре – рывками, теряя горячие, яркие капли. Некипелов перезарядил ружье, но облако успело скользнуть в дыру. Когда он подбежал к ней, намереваясь выстрелить вслед, да было поздно. Дыра сомкнулась, словно и не было её никогда.

У колышка объявился петушок – мертвый, опаленный, местами обугленный. От него до места исчезновения облачка Некипелов подобрал две дюжины шариков, очень напоминавших обсидиан.

Ни Кольки, ни пастуха отыскать так и не удалось.

В соседнем районе с поличным был задержан маньяк, но на время ветрячковских исчезновений у него оказалось неопровержимое алиби.