© Т. Р. Байкштис, 2022

Пятого мая 2003 года в 7:05 утра солнечный луч, пробившись в щель между плотными шторами, осветил полинявшие обои, скользнул по подушке, пробежал по соломенным волосам и упал на лицо Платона, который уже не спал и наблюдал, как оранжевые круги за закрытыми веками растут и множатся, будто в калейдо скопе.

В его голове крутились обрывки давно знакомого сна. В нем он дождливым осенним утром стоял под зонтом на кладбище. Перед ним – могильный камень с именем его друга и датами: «11 ноября 1982 года – 11 ноября 1998 года». Ровно шестнадцать лет. Передозировка. Сердце Платона щемила тоска, мучило чувство вины.

Это он недоглядел, не уберег Матвея. Это он слишком охотно верил словам о том, что проблемы нет. Это он полагал, что каждый в состоянии сам за себя отвечать.

Он совершил ошибку и заплатил дорогую цену, но больше таких ошибок он не допустит.

– Платоша, – раздался голос мамы в дверях комнаты, – иди завтракать.

Решительно сбросив остатки сна, Платон с улыбкой открыл глаза.

Они завтракали в маленькой светлой кухне, вокруг царили чистота и порядок. С неудовольствием Платон заметил, что у стола стала облезать кромка. «Удивительно, что только сейчас», – подумал он. Столу было столько же лет, сколько ему самому. Кромку он приклеит вечером, сейчас уже некогда.

– Ну, ты готов, сын? – спросила мать, заглядывая в его серые глаза.

– Всегда готов! Все будет нормально, ма.

Сегодня после обеда у него, студента третьего курса юрфака ЛУ, намечался важный экзамен.

После завтрака Платон, повязав фартук, помыл посуду. Средство для мойки заканчивалось, и он долил в помятую бутылку немного воды из-под крана, чтобы развести последнюю каплю – они жили скромно, и этот трюк в доме неизменно проделывался не только на кухне, но и в ванной – с шампунем и гелем для душа. Покончив с посудой, Платон умылся, надел приготовленные с вечера джинсы и футболку, кеды Адидас – предмет немалой гордости – и уже через десять минут спускался по прокуренной лестнице.

Выйдя из темного подъезда, он почувствовал, как сердце у него затрепетало, а кровь быстрее побежала по венам. Ничего удивительного – на улице стояли первые дни настоящей весны, а ему был всего двадцать один год. Солнце победоносно сияло на безоблачном голубом небе, птицы пели как оголтелые, а в воздухе пахло черемухой. У подъезда его ждал Олег.

– Здорово, братан, – подал он Платону руку.

– О! Ты как здесь? Или я время попутал? – Они обменялись рукопожатиями.

– Не попутал, меня на тачке подбросили. Уже почти час гуляю. По району соскучился, ты веришь? Еще и погода офигенная! Когда еще такой кайф словишь с утра пораньше?

Олег был в отличном расположении духа, на его лице красовалась извечная ухмылка и, казалось, ничто на свете не сможет прошибить эту броню хорошего настроения и врожденного оптимизма.

– Рано еще, – Платон посмотрел на часы. – Хотя, может, так и лучше. Пойдем, что ли?

Они обогнули угол дома и стали спускаться к реке. Слева от них потянулись пятиэтажные хрущевки и дворы с покривившимися лавками, справа отливал серебром Чертов пруд. По берегам водоема росли высокая трава и кустарник, а на небольшом островке посередине, отражаясь в спокойной воде, как в зеркале, раскинули свои кроны несколько деревьев. При виде пруда Платон вспомнил эпизод из детства. Толстого пацаненка из центра, который и ходил-то с трудом, старшие ребята взяли на слабо нырнуть с ветки. Шкет нырнул, но так ушибся о воду, что чуть не пошел топором ко дну. Платон с Олегом с трудом вытащили его на берег. Старшие даже в воду не полезли.

Платон посмотрел на беззаботно шагающего рядом Олега. Они оба выросли в Кенгарагсе и были знакомы с ранних лет. Оба были из бедных семей, обоими в детстве никто не занимался. Платон рос без отца, который погиб, когда мальчику было три года, поэтому мать работала как проклятая. В детстве ему раздавали подзатыльники разные типы, которых она поначалу приводила домой в надежде найти Платону нового отца, а ему становилось дурно от их пьяных криков на кухне. После того как маленький Платон в отчаянии взбунтовался, напав с железным прутом на очередного «папу», мать все поняла, больше никого не приводила, и они зажили тихо и мирно вдвоем.

У Олега же с пяти лет и вовсе не было ни отца, ни матери. Был, правда, отчим – Евсеев, но отношения у них, мягко говоря, не сложились. Заброшенный всеми ребенок несколько раз стащил у своего опекуна деньги, и отчим, до этого относившийся к нему просто холодно, буквально возненавидел мальчика. Тот в ответ щедро платил ему тем же. Платону вспомнился один из дней рождения Олега, который они праздновали у того дома. Подвыпившие подростки веселились, шум, гогот, песни под гитару продолжались допоздна. Кто-то влез с ногами на старый диван и стал разгуливать по нему, отчего тот под всеобщий взрыв хохота проломился. В какой-то момент в дверях показался разъяренный отчим. Тогда у них с пасынком дошло до драки. По сути, единственным близким родственником Олега была его младшая сестра по матери Полина, которую он безумно любил.

Может быть, схожие судьбы как раз и сблизили когда-то обоих товарищей. Детьми они вместе сплавлялись по Даугаве на самодельных плотах, подворовывали в местных магазинах, забирались в чужие гаражи, зимой по льду отправлялись за приключениями на другую сторону реки и часто дрались. Обычное детство обычных дворовых детей.

Позже на смену детским забавам пришли забавы посерьезнее: они стали заниматься угоном автомобилей и контрабандой алкоголя и сигарет, в их жизни появились наркотики, а детские драки переросли во взрослые разборки «на районе», в каждой из которых их могли убить или покалечить. В те дни они и познакомились с Матвеем, переехавшим в Кенгарагс из Марупе, и вскоре с ним сблизились. Родственные души тянутся друг к другу. Они ловили кураж, рискуя и ничего не боясь. Самый дикий и самый отчаянный из них – Платон – беспечно вел друзей за собой. Целый год они гуляли по краю, пока смерть Матвея не отрезала эту часть жизни, как лезвием. Похороны дождливым утром были похожи на тяжелое похмелье после долгой попойки. Платон был потрясен и потерян. Все изменилось навсегда.

Платон замкнулся, его перестали видеть в компаниях, он исчез с улиц. К собственному удивлению, он нашел отдушину в учебе, к которой до этого был совершенно равнодушен. Дни и ночи просиживал за учебниками, забывая обо всем вокруг. Закончив школу, поступил в Латвийский университет на юридический. Ему нравилось право, его одновременная четкость и размытость. К тому же он лучше многих знал, что знание закона в жизни всегда пригодится.

Олег никуда поступать не стал, а занимал себя тем, что без устали что-то покупал и перепродавал, начиная от запчастей для автомобилей и кончая марихуаной. Последнее, насколько Платону было известно, все больше выходило на первый план, что его совсем не радовало. «Завязывай с этим дерьмом, а то сгоришь рано или поздно», – твердил он Олегу.

Два дня назад друг попросил Платона о помощи в возврате долга. «Просто поприсутствуешь при переговорах для большей убедительности», – сказал ему Олег. Платон был не в восторге от идеи, но согласился, так как знал, что сам Олег не колеблясь помог бы ему в подобной ситуации.

У реки народ кормил лебедей, которые огромной стаей окружили нисходящий в воду короткий бетонный пирс. В начале мая лебеди еще были голодны и кидались на каждый брошенный хлебный шарик, стараясь опередить юрких уток и хищных чаек – и в воздухе, и на воде царили гвалт и суматоха. Трудно было поверить, что уже через несколько недель этих царственных птиц так закормят, что они будут безразлично покачиваться на волнах в метре от куска булки. Платон присел на корточки и потянулся к крупному лебедю, делая вид, что хочет схватить того за шею. Возмущенная птица зашипела, захлопала крыльями и попыталась укусить протянутую в ее сторону руку.