– О том, Илиа, что у тебя на уме. Выкладывай.

– Меня беспокоит Хоури. Я не хочу подвергать ее риску. Хватит с нас Нагорного и его психозов. – Она остановилась, ожидая – нет, надеясь, – что Садзаки как-то отреагирует. Но единственным ответом был шум водопада и полное отсутствие выражения на лице второго триумвира. – Понимаешь, – продолжала она, едва не заикаясь от волнения, – я уже не уверена, что она на данной стадии является подходящим объектом.

– На данной стадии? – Садзаки спросил так тихо, что Вольевой едва не пришлось читать по губам.

– Я имею в виду, что она входит в ЦАП сразу после Нагорного. Это слишком опасно. Думаю, Хоури для нас слишком ценна, чтобы так рисковать. – Она помолчала, собираясь сказать самое трудное. – Наверное, стоит найти еще одного стажера, не такого одаренного. На этом промежуточном объекте я сниму все оставшиеся шероховатости, прежде чем снова заняться с Хоури, с нашим главным кандидатом.

Садзаки поднял сякухати и задумчиво поглядел вдоль нее. На конце бамбука был заусенец – возможно, след от удара по голове Хоури. Ультра потрогал его большим пальцем, пригладив к стволу.

Когда он заговорил, голос был так спокоен, что казался страшнее самого дикого гнева.

– Итак, ты предлагаешь искать нового стажера?

Фраза прозвучала так, будто сказанное Вольевой – самая абсурдная, самая идиотская чушь, которую ему когда-либо приходилось слышать.

– Только для промежуточного этапа, – ответила Вольева, чувствуя, что торопится и ненавидит себя за это, презирает за неожиданное заискивание перед этим человеком. – Пока ситуация не стабилизируется. И тогда мы снова используем Хоури.

Садзаки кивнул:

– Что ж, вроде разумно. Один Бог знает, почему мы не подумали об этом раньше. Разве что у нас было слишком много других причин для беспокойства. – Он положил сякухати, но не убрал с него руку. – Этого не поправить. Значит, остается только найти нового стажера. Это ведь не слишком трудная задача? Хоури мы нашли почти не напрягаясь, я правильно говорю? Да, мы уже два месяца летим среди звезд, и наш следующий порт – приграничный поселок, известный только картографам, но я не вижу проблем с поиском нужного человека. Наверное, желающих придется отгонять целыми толпами, а ты как думаешь?

– Постарайся быть благоразумным, – сказала Вольева.

– В чем же я проявляю неблагоразумие, триумвир?

Еще мгновение назад Вольева была напугана, но теперь она разозлилась.

– Ты сильно изменился, Юдзи-сан, – ответила она. – Не с тех ли пор, как…

– С каких именно пор?

– С тех самых, как вы с капитаном побывали у жонглеров. Что с вами там произошло, Юдзи? Что с твоей головой сделали инопланетяне?

Он странно посмотрел на нее. Посмотрел так, будто этот вопрос был очень важен, но он сам не догадался задать его себе. Разумеется, это был всего лишь обманный ход. Садзаки с такой быстротой взмахнул сякухати, что Вольева уловила лишь вихрь, окрашенный в цвет меда. Удар был сравнительно слаб, – видимо, в последний момент Садзаки все же удержал руку, но врезавшаяся в ребра бамбуковая палка повалила Вольеву. Сначала ее поразила не боль, даже не шок от удара, а колючая, холодная влажность травы и ее запах, щекотавшей ноздри.

Садзаки лениво обошел пень.

– Ты всегда задаешь слишком много вопросов, – сказал он, вытаскивая что-то из складок кимоно.

Это что-то вполне могло быть шприцем.

Силвест с замиранием сердца нашаривал в кармане флакон и был уверен, что не найдет.

И все же флакон оказался на месте. Маленькое чудо.

Внизу толпа сановников и священнослужителей втекала в амарантийский Город, медленно направляясь к центральному храму. Их разговоры достигали слуха Силвеста, хотя он успевал понять лишь пару-другую слов, пока говорившие находились в зоне слышимости. Сам он стоял в нескольких десятках метров над ними, на балюстраде, построенной уже людьми. Она крепилась к черной стене, – подобная яичной скорлупе, та охватывала весь город.

Это был день его свадьбы.

Он многократно видел храм в компьютерных имитациях, но сам так давно здесь не был, что почти забыл, насколько огромное это сооружение. С виртуальными моделями всегда так – как бы точны они ни были, исследователю не отделаться от мысли, что это все же не реальность. Сейчас Силвест стоял под крышей храма и смотрел вверх, где в сотнях метров над головой сходились косые каменные арки, и не чувствовал ни головокружения, ни страха при мысли, что эта многотысячелетняя конструкция прямо сейчас рухнет ему на голову.

В это второе за свою жизнь посещение Погребенного Города он испытывал унизительное чувство собственной незначительности.

Яйцо, в котором покоился Город, было само по себе колоссальным до абсурда, но оно, по крайней мере, являлось продуктом вполне узнаваемой зрелой технологии, хотя увлажнисты этот факт предпочли игнорировать. Город же, заключенный в яйце, выглядел как плод горячечного воображения фантаста пятнадцатого века. Особенно поражала крылатая фигура на шпиле.

Чем дольше смотрел Силвест, тем сильнее ему казалось, что все это создано ради одной цели – отпраздновать возвращение отлученных.

Может, и не было смысла ломать над этим голову. Но, по крайней мере, рассуждения о Городе позволяли Силвесту отвлечься от предстоящей ему самому церемонии.

Чем дольше он смотрел, тем лучше понимал, вопреки своему первому впечатлению, что эта крылатая фигура – и вправду амарантиец, точнее, помесь амарантийца и ангела, изваянная скорее ученым, чем художником. Этот скульптор очень хорошо представлял, что влечет за собой появление крыльев. Если смотреть обычными глазами, лишенными специальных оптических устройств, эта фигура поразительно похожа на крест. При увеличении же крест превращается в амарантийца с мощными распростертыми крыльями. Эти крылья были покрыты разными амальгамами, каждое маховое перо горело на солнце своим собственным цветом. Как и в любом изображении земного ангела, крылья не заменяли руки, а были третьей равноправной парой конечностей.

Только этот ангел был куда реальнее других, которых доводилось видеть Силвесту. Правда, кому-то могла показаться абсурдной такая анатомическая правильность. Скульптор не просто присоединил крылья, он слегка изменил физическое строение тела. Руки, предназначенные для работы, переместил чуть ниже по торсу, а также слегка удлинил. Грудная клетка стала шире; бросалась в глаза похожая на ярмо часть костно-мышечной системы, раздвинувшая плечи. От этого-то «ярма» и отходили крылья, что придавало фигуре почти треугольную форму, напоминавшую воздушного змея. Шея была длинной, а голова – вытянутой, очень похожей на птичью. Глаза, посаженные в глубокие костистые глазницы, глядели вперед, хотя, как и у всех амарантийцев, бинокулярность зрения была ограниченной. Ноздри над верхней челюстью были широко раскрыты, будто для того, чтобы обеспечить приток к легким воздуха, необходимого для работы крыльев.

Но не все в фигуре казалось правильным. Допуская, что масса тела этого ангела равна массе тела среднего амарантийца, приходилось признать, что даже такие мощные крылья не способны обеспечить полет. Так зачем же они понадобились? Для украшения? Неужели отлученные подверглись радикальной биоинженерии только для того, чтобы обременить себя чудовищно непрактичными крыльями?

Или у них была какая-то другая цель?

– Возникли сомнения? – оторвал чей-то голос Силвеста от размышлений. – Вам уже не кажется, что это была удачная мысль?

Силвест отвернулся от балюстрады, обращенной к Погребенному Городу:

– Похоже, мне уже поздновато высказывать сомнения.

– В день свадьбы? – Жирардо усмехнулся. – Отчего же, Дэн. Вы еще не сели крепко-накрепко на мель, в любой момент можете дать задний ход.

– И как бы вы к этому отнеслись?

– Полагаю, что очень плохо.

Жирардо был в накрахмаленной парадной одежде, щеки слегка покраснели от несомых ветром песчинок. Он взял Силвеста под локоть и увел от перил.