Относительное спокойствие нарушил короткий, но пронзительный свист. Когда до всех дошло, что такой может издавать только падающая мина, одна из них подтвердила опасения. Первый столб земли с грохотом взмыл вверх ближе к лесу, через несколько мгновений с тем же свистом с другой стороны.

– Все с бортов! В укрытие! – раздалась чья-то команда.

Синхронно с ней и её повторами другими голосами солдаты принялись спрыгивать с бортов, а те, кому посчастливилось занять места в десантных отделениях, остались на местах.

– Рассредоточиться! Занять укрытия! – продолжали командовать голоса сквозь свист и взрывы.

Слишком частое падение снарядов сеяло панику. Те, кому не нашлось места за бронёй, метались по округе в поисках укрытий. Кто-то залегал в ближайших углублениях, кто-то пытался уместиться в воронках от уже взорвавшихся мин, а кто-то просто падал на землю, закрывая голову, в надежде пережить смертоносный дождь.

Как и все, Дима сначала растерялся и не знал, куда деться от рвущихся всё ближе и ближе снарядов. С каждым взрывом содрогалось всё тело, сознание, скованное страхом, отказывалось соображать и осмысливать происходящее. Широкие от испуга глаза то и дело врезались в новый столб земли или таких же перепуганных солдат.

– Не стой же, ну! – крикнул кто-то знакомый позади.

Снова неведомая рука цепкой хваткой схватила плечо, казалось, окаменевшего от ужаса и растерянности солдата и потянула назад. Тело поддалось усилиям, голова повернулась на обладателя руки. Глаза узнали Костю. Такого же испуганного и дёрганного, но собранного. Куда более собранного, чем множество людей вокруг.

– Давай под БТР! – скомандовал сослуживец.

Рванув Диму за собой, упал на асфальт и принялся быстрыми движениями заталкивать себя под бронированную машину. От резкого рывка напарник повалился на дорогу, но тут же вернулся в реальность от очередного взрыва. Смысл слов дошёл с запозданием, когда друг уже укрылся и выглядывал из-за колёс. После осознания Дима же принялся дёрганными, резкими движениями выполнять сказанное. Уже будучи на половину под тринадцатью тоннами стали, ощутил, как его подтягивают чужие руки.

– Костик, ты? – развернувшись, спросил отходящий от страха Дима.

– Не похож? – нервным шёпотом спросил друг. – Или контузить успело?

– Вроде, рядом не падали. – нервно осклабился Дима и застучал зубами.

– Не дёргайся, лежи смирно. Под колёса не подставляйся.

Снаружи продолжался тот же ужас. Только теперь к разрывам мин прибавились чьи-то крики. Крики и еда слышные стоны тех, кому не повезло попасть под огонь. Одного из таких бедолаг Дима заметил сам в щель между колёс. Катался по перепаханной взрывами земле, вопил от боли и сжимал ранение на ноге. Всё это под продолжающимся дождём из мин и их осколков…

– Калибр сотый, не меньше… – с нервным оскалом отметил Костя.

– Как понял? – нервной скороговоркой спросил Дима.

– Сильно осколки разлетаются. Отец в Афгане служил, артиллерист. Помню, различать научил в детстве, а я ещё отнекивался. «Зачем мне это?»… «Не пригодится!»… Вот и пригодилось…

Неожиданно резко над головой заговорил пулемёт в башне БТР-80, следом огонь открыли орудия БМП. От их грохота Дима окончательно вжался в дорожное покрытие с пляшущей от страха и нервов челюстью. Куда стреляли, зачем, по кому, какой результат ожидали – даже не думал. Заместо этого сознание заволокла сплошная пелена, подобная шипению расстроенного радио.

В один момент всё прекратилось. Умолкли орудия, пропали взрывы… Остались только крики раненых и свист спокойного, безразличного ко всему ветра.

– Кажись, всё… – прислушавшись, подтвердил Костя.

Дима дёрганными движениями поднял голову, прислушался. Когда убедился, по всему телу пробежала дрожь. Дрожь мимолётной радости, облегчения, отошедшего страха и волнения… На лице без чьего-либо разрешения устроилась нервная улыбка, обнажающая стучащую челюсть то ли от холода, то ли от напряжения. Та же улыбка появилась и у Кости, из под губ вырвался тихий смешок:

– С крещением нас, рядовой.

В промежуток между землёй и днищем БТРа показались ноги в перепачканных ботинках, по ушам ударил знакомый крик:

– Отделение, к машине!

Голос принадлежал Стасу. Тому самому сержанту, с чьей помощью он попал под этот обстрел. Часть Димы винила в пережитом его, вторая часть, более разумная, – самого Диму и его резкие решения на почве эмоций.

Когда у ног сержанта показалась чья-то рука, он испуганно одёрнулся и отпрыгнул в сторону. Поначалу она показалась ничейной. Когда высунулся её обладатель, испуг отошёл и пришло облегчение.

– Костя, бляха… – с ошалелым взглядом и смешком выдохнул Стас.

– Я не «бляха», я живой. – отозвался тот и выполз, протягивая руку кому-то ещё под машиной. – Вылазь.

– Диму не видел? – обеспокоился командир.

– Радуйся, вовремя увидел. – слегка улыбнулся Костя.

В выползающем перепуганном солдате в грязной от пыли форме командир отделения узнал своего старого друга, руки потянулись к второму плечу выползающего. Дима не успел ничего понять, когда его под обе руки выволокли на свет и поставили на ноги, а затем что-то массивное обхватило его плечи с нервным смехом.

– Живой, гадёныш! Живой! – едва не скуля от радости, проговорил сержант.

– Живой-живой. – ошарашенно закивал Дима, оглядывая окружение после обстрела.

«Верно у него предчувствие было… – подумал тогда Дима. – А кто это хоть был? Молодой-старый? Рядовой-командир? Стрелок? Гранатомётчик? Снайпер? Может, лежит уже там, на поляне… Без руки, ноги, с перебитой шеей… Или катается ещё…»

Когда руки друга отпустили плечи, внимание всех тут же привлёк голос лейтенанта. Он бежал со стороны блокпоста и повторял с одной и той же громкостью:

– Оказать помощь раненым! Ищите раненых! Командиры отделений – к КПП! Остальные – у транспорта! Раненых оставить на обочинах!

Стас взял одной рукой за плечо Диму, второй – Костю, подтянул к себе и скомандовал:

– Стойте у машины, ждите указаний. Раненых к вам будут подтягивать, так что помогайте. Сумка с медициной в машине есть, что с ранами делать – знаете.

Ближайшие пол часа растянулись до неприличия. От увиденных картин порой накатывала тошнота и отвращение, а только за ними приходило сожаление и сопереживание раненым. Взгляд невольно цеплялся за стрелка, которому оторвало ногу по колено, за такого же рядового, спину которого исполосовали множество осколков, за истёкшего кровью радиста с уничтоженной радиостанцией…

В какой-то незамеченный момент отвращение к крови и ранениям пропало, а крики и стоны стали столь же привычны, как ветер. Брала радость за того пулемётчика, которого два товарища тащили под руки и за ноги, дабы не вывалились кишки из перебитого живота; за того ефрейтора с перетянутой ногой, потемневшей от его же крови; за контуженного снайпера из их отделения, которого уводили куда-то в сторону… Радость за то, что есть счастливчики, которым удача приказала жить дальше. И они выполняли этот приказ, однако каждый со своим уровнем покладистости и тяги к этой самой жизни.

Вскоре прошёл пересчёт выживших, а ещё через десять минут вернулся понурый Стас, как и все командиры отделений к своим машинам.

– Все на борт! – скомандовал он и забрался сам.

– Какие новости? – поинтересовался Дима, усаживаясь рядом.

– Хреновые. – без энтузиазма и каких-либо эмоций отозвался Стас. – Потеряли только на въезде в карантин двадцать три насмерть и одиннадцать ранеными… В итоге едут шестьдесят четыре…

– Задача та же? – поинтересовался с другого края Сергей.

– Да, только теперь усложняется.

Когда колонна сдвинулась с места, Дима заметил, насколько сильно поредела рота. На головных машинах ситуация была не такой страшной: по одному отделению на борту точно было. О задней и центральной части, которая попала под основной удар, такое сказать было трудно: где-то ехало всего пятеро, где-то – трое… Всего на одном бронетранспортёре удалось начитать восемь человек.