Пролог

— Что за дерьмо! — Андрей Николаевич Кузнецов перешагнул через лежащего на ковре у самого порога мужчину и брезгливо поморщился.

И это — лучший публичный дом в городе? Да куда Аркадий его привел?

Самого Аркадия Сергеевича Дерюгина вид пьяного клиента отнюдь не смутил. Тем более, что управляющий заведения с широкой улыбкой на не менее широком лице уже спешил ко входу — чтобы поприветствовать новых посетителей и оказать помощь тому, кто пришел гораздо раньше.

— Безмерно рад! Прошу вас, проходите! Не извольте беспокоиться, сейчас мы все уладим! Прошу вас, присаживайтесь.

Диван, на который указывал управляющий, был вызывающе-ярким.

— Амалия! — повысил голос управляющий. — Где же извозчик?

Входная дверь приоткрылась, впустив дородную женщину с толстым слоем пудры на немолодом уже лице.

— Уже у крыльца, — бойко ответила она и тоже кого-то позвала, — Лотти, подай господам кофею!

Кузнецов уже не хотел ничего — ни сомнительных удовольствий в нумерах, ни, тем более, кофе. Ему хотелось уйти из этого неприятного заведения, и он непременно так бы и поступил, если бы дверной проем не был занят в стельку пьяным клиентом, которого управляющий и Амалия, наконец, подняли с ковра и, подхватив под руки, потащили к стоявшей у крыльца пролетке.

Он смахнул пот со лба белоснежной перчаткой (в салоне было жарко, если не сказать — душно) и опустился на диван рядом с Аркадием.

— Извини, ты в Лондоне, наверно, привык к другому, — тихо сказал тот, обмахиваясь взятой со стола газеткой. — Но обычно здесь отменное обслуживание. Надеюсь, ты не…

Дерюгин вдруг замолчал, и Андрей удивленно взглянул на него, а потом перевел взгляд в ту же сторону, куда смотрел приятель.

По узкой лестнице со второго этажа спускалась девушка в темном, с глухим воротом, платье. Была она тоненькая, как тростинка, и поначалу показалась Кузнецову видением. Она шла по ступенькам, приподнимая подол платья, и смотрела под ноги.

Она была как дуновение прохладного свежего ветерка в раскаленной пустыне. И Андрей вмиг переменил свое мнение о заведении, в котором оказался. Да он готов ездить сюда хоть каждый день, если в нем есть такие прелестницы.

Подумал так и поморщился — слово «прелестница» совсем не вязалось с этой строгой красотой. Если бы он встретил бы ее за пределами этого дома, то непременно принял бы за настоящую леди.

— Сударыня, — он вскочил с дивана, сделал шаг ей навстречу, — позвольте предложить вам кофе. Или, может быть, шампанского?

Девушка вскинула голову — в огромных голубых глазах ее плескался страх.

Ему стало неприятно — никогда прежде такого чувства в женщинах он не вызывал.

Она устремилась к дверям, а он, испугавшись, что вместо этой принцессы придется коротать ночь в объятиях очередной пышнотелой Жюли или Китти, схватил ее за руку. Она отшатнулась, и из-под темной шляпки с широкими полями выскользнул длинный светлый локон. Страх во взгляде сменился ужасом.

Он выпустил ее руку — взбешенный и разочарованный одновременно. Девушка выскользнула на улицу.

За его спиной раздался короткий смешок Аркадия.

— Что, не сумел поймать жар-птицу? Руки коротки оказались?

Он стиснул зубы, пытаясь подавить овладевшее им желание:

— Ничего, еще поймаю.

Дерюгин тоже встал, подошел поближе.

— Мне кажется, она не здешнего поля ягода. Случайно тут оказалась. Может, мужа-гуляку разыскивала. Видно же — из благородных.

Он сухо осведомился:

— Разве это что-то меняет? У каждой женщины — своя цена, и каждая мечтает продаться мужчине подороже. Эта — не исключение. Только заплатить ей придется чуть больше, чем обычной мамзель.

1. Поручение

Горничная Даша разбудила ее около полуночи. Тетушка Таисия Павловна потребовала. Тетушка с нуждами и желаниями других людей считаться не привыкла. Зато уж если что самой потребовалось — вынь да положи.

Шура набросила на ночную рубашку шаль, скрывшую ее с плеч до пят, и помчалась в тетушкину комнату.

Таисия Павловна восседала в кресле у окна с какой-то бумагой в руках. Двери скрипнули, и тетушка отвлеклась от чтения и взглянула на племянницу поверх державшихся на кончике носа очков.

— Соизволила-таки подняться? — скрипуче спросила она. — Когда надо, вас не дозовешься.

Шура не сделала попытки оправдаться. Тетушка возражений не любила.

— Верещагин телеграмму прислал, — сообщила она, и листок в ее руке заколыхался. — Прибывает сегодня ночным поездом. Он загодя в письме разрешения спрашивал у нас остановиться. Я, конечно, разрешила — кто же знал, что он так неожиданно…

Верещагин был дальним родственником покойного мужа Таисии Павловны. Купец не последней руки, с приличными капиталами и двумя дочерьми на выданье, на старшей из которых — Катерине — тетушка имела намерение женить своего любимого племянника и старшего брата Шуры Кирилла.

— Поезд прибывает через три часа — к этому времени твой непутевый брат должен быть дома. Николай Константинович — человек серьезный, набожный, кутежей не одобрит. Мы с ним помолвку обсудить хотели. Только если он узнает, где Кирюша ночи проводит, ни о какой свадьбе и речь не пойдет.

Шура согласно кивнула — за гуляку Верещагин дочери выйти не позволит. При том приданом, что он дает за Катей, от женихов и так отбою нет.

Тетушка положила телеграмму на стол, направила на племянницу скрюченный ревматизмом указательный палец.

— Одевайся, поедешь за Кириллом. И чтобы через два часа он здесь был, в своей постели.

Шура побледнела, замотала головой.

— Да что вы, тетушка! Да где же я его ночью найду?

Таисия Павловна хмыкнула:

— Будто не знаешь, где. Если не на Морской, то на Набережной.

На Шурином лице белый цвет сменился пунцовым. На Морской находилось игорное заведение, где ее брат пару раз в неделю просаживал тетушкины деньги. Он бы и чаще туда ходил, да Таисия Павловна денег давала мало. На Набережной же и вовсе был публичный дом, которого Кирюша тоже не чурался.

— Вы шутите, тетушка? — от волнения язык у нее заплетался, и слова выходили неразборчивыми, как у малого ребенка.

Таисия Павловна сурово свела брови у переносицы:

— Да какие шутки, милая? Будущий тесть вот-вот на пороге будет, а твой братец с распутными девками хороводится. Ежели он Катерину Верещагину упустит, другой такой невесты я ему уже не сыщу. Так что хватит спорить — бери извозчика и поезжай. Каждая минут дорога.

— Я не могу, тетушка, и не просите, — слёзы уже катились по щекам, капали на разноцветную шаль.

— Эка барыня, — скривилась Таисия Павловна. — А кого я еще пошлю — Аграфену или Дашку? Еще не хватало, чтобы слуги знали, где Кирюша ночами ошивается. Они язык за зубами держать не умеют — тут же Верещагину всё выложат.

— Да будто они не догадываются, где он по ночам бывает? — удивилась Шура.

— О догадках болтать не будут — побоятся напраслину на хозяина возвести. Мало ли — может, он у приятеля какого иной раз ночует. А если знать будут — не утерпят. Вот и выходит, что, кроме тебя, ехать некому.

Шура метнулась к Таисии Павловне, опустилась на колени, принялась целовать морщинистую руку.

— Не невольте, тетушка! Мыслимое ли дело — девице в такие заведения заходить?

Та оттолкнула ее — не грубо, но решительно.

— Тебе сколько лет-то, Александра? Восемнадцать! Не ребенок уже, много чего понимаешь. Другие в твои годы замужем давно. Не убудет от тебя, чай, если на минутку в игорный дом заглянешь, записочку брату передашь. А то извозчика попроси — он за лишнюю копейку не откажется.

2. На пороге

Так она и поступила — сунула денежку извозчику и просьбу выдохнула — так и так, дескать, брата непутевого из игорного дома забрать нужно. Порадовалась еще, что на улице темно, и возница не видит ее заалевших от стыда щек.

С игорного дома начать решила, потому что он казался ей хоть чуточку, но более приличным заведением, чем дом публичный. Хотя извозчик не одобрил и его.