Пайпер резко мотнула головой вправо и уставилась на распахнутую дверь.
– Пайпер? – обратился к ней Гилберт.
Девушка, качнув головой, схватила блокнот и принялась активно перелистывать исписанные чужими для неё языками страницы. Гилберт успел подумать, что она догадалась о чём-либо или, что было бы ещё лучше, всё же услышала голос Лерайе. Это позволило бы им в мельчайших деталях разработать план её обучения, подобрать лучших учителей и перенести из зала Истины в библиотеку особняка все необходимые книги. Возможно, это помогло бы Пайпер избавиться от чувства, что она оказалась втянута в эту историю случайно. И Гилберт, наконец, перестал бы изводить себя мыслями о собственной бесполезности.
Но Пайпер, подскочив на ноги, протянула Гилберту блокнот. Количество посланий увеличилось вдвое, и самым значимым, как решила Пайпер, была обведённая в несколько кругов фраза.
– Что это значит? – нетерпеливо спросила Пайпер, указав пальцем на обведённую фразу.
«Erzari dzer saar nua tertraust».
Гилберт нервно сглотнул и сжал блокнот в руках.
– Гилберт?
«Никому, кроме меня, не доверяй».
Перстень Гвендолин, кажется, сдавил ему палец.
Глава 8. И дар, и мощь
У Пайпер был выбор – сидеть в четырёх стенах и, изливая злость на несчастные книги, проклинать ничего не ответившего Гилберта. Или же, взяв себя в руки, явиться к нему и потребовать своего присутствия на ближайшем собрании его драгоценной коалиции.
До следующего собрания коалиции было три дня. Гилберт уверенно заявил, что перенесёт его на сегодняшний вечер. У Пайпер осталось полдня на то, чтобы придумать, как именно вытрясти все ответы.
Дядя Джон вооружился подносом с маффинами и Лукой с широкой, но немного дрожащей улыбкой, готового в любой момент предложить чашечку чая (тот едва не рассыпался в извинениях из-за того, что не успел с чаем в прошлый раз), и смог добиться своего. Они расположились в той части особняка, куда Пайпер так и не смогла попасть. На стенах просторной картинной галереи не было ни одного свободного места.
Галерея доказывала, что особняк и впрямь находится под воздействием пространственной магии. Не менее десяти метров в длину и пяти в ширину и высоту, со стеклянным куполом вместо потолка, пропускавшего яркий дневной свет. Усеявшие стены картины были огромны и, что самое удивительное, некоторые из них были живыми.
Пайпер стояла напротив картины, высотой и шириной не меньше двух метров, и следила за разворачивающейся на ней битвой. Кавалерия мчалась навстречу пылавшему оранжевым, красным, фиолетовым и зелёным гиганту, закрывшему всё небо. Разноцветные мазки медленно перемещались, позволяя коням бежать, воинам размахивать мечами и копьями, а пожару вдалеке пылать. Пайпер потребовалось несколько минут, чтобы привыкнуть к этому мельтешению, и после она смогла рассмотреть самих воинов: отливающие серебром доспехи с плащами, на которых перемешались вышитые из золота животные; мерцающее оружие, хорошо различимое даже на фоне безумной фантасмагории гиганта. Но как бы Пайпер ни пыталась, она не могла углядеть, когда кавалерия переходила в атаку или когда гигант начинал действовать. Враги мчались друг к другу без остановки, и красочные мазки помогали им в этом, осторожно, так, что Пайпер совсем не замечала ни начала, ни конца.
Пайпер не нашла никакой таблички радом с картиной и, сглотнув, спросила у дяди Джона:
– Что здесь изображено?
– Войска эльфов пытаются остановить впавшего в безумие элементаля, грозящегося уничтожить границу их королевства, – отчеканил он.
Пайпер испытывала смешанные чувства, и картина здесь была ни при чём.
Она хотела поговорить. Правда хотела, но не могла начать. Перевернувшийся с ног на голову мир вызывал тысячи вопросов, если не больше, а Пайпер не находила в себе сил, чтобы озвучить их. Ещё вчера она была готова до смерти забить Гилберта книгами, лишь бы он дал ответ. А сейчас, оставшись один на один с дядей Джоном, которого она знала лучше всех, она ни к чему не стремилась.
По крайней мере, раньше она думала, что знает дядю Джона.
– Чаю? – дрогнувшим голосом предложил Лука, замерший рядом с Джонатаном.
– Можно мы поговорим наедине? – спросила Пайпер, посмотрев на мальчишку. Она надеялась, что её улыбка не была расценена им как звериный оскал. Пайпер не понимала, почему Лука побаивается её, хотя в глубине души догадывалась. Она не хотела, чтобы он, как самый болтливый и знающий достаточно много, в её присутствии из-за страха не мог и двух слов произнести. Её не радовала сама мысль, что кому-то её скромная персона может внушать ужас.
– Если вам что-то понадобится, – пропищал Лука, отступая к ближайшей двери, – зовите.
– Ты не мог бы не караулить под дверью? – натянуто улыбнувшись, попросила Пайпер.
– Я не буду караулить под дверью, – Лука недоумённо похлопал глазами. – Моя клятва связала меня с магией этого особняка, так что я всегда узнаю и услышу, если кто-то позовёт меня.
– А-а, – протянула Пайпер, чувствуя, как нарастает неловкость. – Этого я не знала.
Лука хотел добавить что-то ещё, но, захлопнув рот, быстро кивнул им и скрылся за дверью.
– Прекрати применять на нём магию, – как бы вскользь упомянул Джонатан, посмотрев на неё.
– Я не применяю магию, – огрызнулась Пайпер. – Я ей вообще не владею.
– Владеешь, – настойчиво возразил он. – Для того, чтобы взять её под контроль, ты должна принять её и признать её существование. Пока ты отказываешь сделать это, ты не будешь чувствовать магию так хорошо, как маги, феи или эльфы, но будешь неосознанно её использовать.
– Как я могу чего-то не чувствовать, если это во мне?
– Прямо сейчас ты чувствуешь свою печень? Или, может быть, лёгкие, желудок? Они внутри тебя, но ты их, конечно же, не чувствуешь.
– Это плохое сравнение, – немного подумав, сказала Пайпер. – Конечно же, я не могу их почувствовать. Это глупо. Я смогу их почувствовать только в том случае, если я очнусь во время операции и запущу руку себе в живот. Но это уже мерзко.
– Твоя магия во многом схожа с внутренними органами, – взяв маффин и протянув его племяннице, сказал Джонатан. Пайпер отрицательно покачала головой, покосилась на картину, находившуюся недалеко от Джонатана, но всем своим видом показывала, что готова слушать дальше. Искатель добавил: – Магия живёт в тебе с рождения, но по причинам, которых я не знаю, не проявляла себя.
– Мы всё ещё сравниваем её с внутренностями?
– Оставь ты уже эти внутренности, – фыркнул Джонатан. – Мы говорим о магии в том виде, в каком она всегда и была у сальваторов.
– Только у них? – удивилась Пайпер. – У магов иначе?
– Если кратко, маги черпают силу из внутреннего источника, которым им дарует Геирисандра. Она вправе в любой момент забрать или опустошить этот источник. Иные маги используют свою жизненную силу. И только сальваторы, связав с себя с сакри, не могут потерять свой источник. Ну, если не умрут, конечно.
– Как оптимистично.
Иными словами, у неё есть неисчерпаемый источник сил, расстаться с которым она сможет лишь в том случае, если умрёт. Но у Пайпер в голове не укладывалось: как кто-то может обладать столь безграничной мощью? Чтобы магия, да без ограничений? А если сальватор использует эту силу отнюдь не для того, чтобы спасти кого-то или что-то?
– И никаких ограничений? – всё же спросила Пайпер, посмотрев на дядю.
– Конечно, ограничения есть, – кивнул тот. – Сальваторы не могут бесконечно использовать свою силу. То, что у них нет строгого лимита – это правда. Но есть множество особых случаев, о которых я, увы, не знаю. Тебе следует спросить об этом у Сиония или Стефана.
– Обязательно, – ответила Пайпер, пожалев, что не взяла свой уже наполовину исписанный блокнот.
Значит, ограничения всё же есть. Насколько Пайпер поняла, пожизненная связь с сакри вполне могла сравниться с ситуацией, в которой оказывались маги. Есть источник, есть магия и, конечно же, есть ограничения, но у сальваторов они не такие жёсткие, как у магов. Сакри не могут по своему желанию лишить сальваторов магии или опустошить сосуд, откуда они черпают силы. Или всё же могут?
