– Пф. Не зря Ваша дочь тоже зовёт меня «папочкой».

Всё. Немая сцена. Пялятся друг на друга, показывая зубы. Чемпионат по демоническим улыбкам, совмещённый с игрой в «гляделки». Хана, это на час, если рычать не начнут.

– Он так шутит, – с нажимом произнесла Чарли, – Это такая шутка, пап!.. Пап?

– Всё в порядке, милая, – они повернулись к девушке одновременно, и принцессе ада остро захотелось отвесить Радиодемону пинка.

– Ладно, ладно, я всё. На сегодня хватит. Обещаю, – Ал снова расцвёл в своей шельмоватой улыбке.

– Очаровательно, – процедил сквозь зубы Люцифер, – Будем считать, что раунд по остроумию остался за тобой, Бэмби. А теперь – раны.

– Да, папочка, – Аластор обнажил шрамы, пока Чарли на заднем плане разыгрывала красноречивую пантомиму, как отрывает лорду голову.

– М-да. Я подозревал, что дело плохо, но чтобы настолько… С другой стороны, чудо, что ты вообще выжил. Тебя отделал Кезеф, – пришёл к выводу Люцифер, отмеряя следы копья пальцами, – А что ты сотворил, кстати, чтобы так его настропалить? Тоже шутил?

– Вроде того: попробовал создать брешь в рай с помощью ангельского пера.

– Да ты, верно, чокнулся, – даже отшатнулся Люцифер.

– Это был эксперимент.

– Но зачем?!

– Разве это не очевидно? Проверял теорию Вашей дочери. И да, Чарли, – Радиодемон перевёл взгляд на девушку, – Несмотря на то, что барьер прорвать возможно, никто из живущих здесь не в состоянии подняться наверх. Мне жаль, милая.

– Ты это… – Чарли тёрла пальцами виски, уговаривая себя не орать, – …понял ДО или ПОСЛЕ того, как выбесил того ангельского Терминатора? Подумай хорошенько, от твоего ответа зависит, зарою я тебя в фундамент по самые рога или нет… Ну?

– Дорогая, ты не так поняла. Мы привыкли думать, что существует лишь два пути. Ад и рай. И всё. Но мы никогда не видели полной картины, в том числе и я.

– Так ты… – Люцифер даже потёр подбородок, – Совершил нечто вроде ритуала?

– А теперь оба живо объяснили мне, в чём дело! – Чарли так разозлилась, что даже выпустила когти и рога, – О чём вы вообще?» Что это за самцовые игры?!

– Милая, я бокор, – мягко взялся за пояснения Ал, – Чёрный шаман магии вуду. Это означает, что мне положено путешествовать по мирам, невидимым глазу. Но со временем делать это стало не так-то просто: моя оленья сущность в состоянии усваивать базовые галлюциногены и даже наркотики. И теперь, когда мне требовалось достичь пограничья, чтобы увидеть новые пути, я оказался в крайне затруднительном положении. Увы, все, кто равен или хотя бы приближается ко мне по могуществу, так или иначе связаны со мной клятвой не причинять зла ни мне, ни тем, кто со мной. Так что да, выходит, я, как говорит современная молодёжь, выбесил небеса, дабы меня измочалили до полусмерти… Извини.

Чарли издала стон, полный осознания тщетности попыток понять мужчин и их приступы неконтролируемого героизма.

– Яблочко моё, а я бы на твоём месте к нему присмотрелся, чуть не подох во имя твоей идеи, – как раз к месту выдал Люцифер, – А как успехи, кстати? Получилось что-то?

– Сэр, я джентльмен!.. Чёрт, Вы не об этом, да?

– О, как перепугался, – разразился хохотом владыка ада, тут же развеяв гнетущую атмосферу в номере, – Дорогая, да он прелесть, просто кривляется. Так что там с поиском, Бэмби? И откуда ты взял ангельское перо?

– С пера и начнём, – кивнул ему лорд, – Хорошо, что вы оба здесь, поскольку вы не представляете, какая долгая история у этого самого пера и идеи о множественности миров… Вы готовы?

– Я всего-то правитель ада, куда мне торопиться. Посидим, выпьем по чашечке кофе, – сострил Люцифер, оглядываясь в поисках стула, – Я весь Ваш, дети.

– У меня есть рассказчик получше, – двинул ушами Аластор, – Должно быть, теперь мы связаны. Она под отелем. Я отведу… Я правильно тебя понял, Амат? Ты желаешь встретиться?

– Правильно, дитя, – раздался могучий голос, и по стенам номера поползли иероглифы, зелёные, словно тина, – Не бойтесь. Я сама перемещу вас к себе. Прямо сейчас.

– Матушка! Если вы так и будете зависать у каждой Соты, мы в жизни не получим инструктаж!

– Прости, Эрелим, – уже привычно улыбнулась своему воспитаннику Анахита, – Ты ведь знаешь, спящие люди завораживают. Ничего не могу с этим поделать.

Соты. Специальные боксы, в которых спят чистые сердцем, удостоенные небес. Ангелами не занимаются душеткачи: крылатая порода должна самостоятельно окуклиться и возродиться уже в новой форме. Иногда на это уходят считанные дни, а иногда…

Первое, что поняла Анахита, переродившись, так это то, что вечное блаженство рая – это безмятежный сон в сотах. Потому что остальных ждёт…

Нет, она не жалуется, всё не так уж и плохо, правда. Пьёшь воду из облаков, ешь лёд и снег, кутаешься в крылья, поёшь песни во славу Бога и неистово молишься за солдат пограничья, которые приходят из ада покрытыми кровью и… непостижимо другими.

Анахита не была биологом, но ей хватало ума осознать, что с ангелами что-то проиходит из-за пересечения барьера между мирами. У тех, кто ходил на чистки постоянно, изменился голос, а в заострившихся чертах ликов появилось что-то птичье. И – утрата цели. Живут себе от чистки до чистки. Их поведение напоминало ангелице охотничьих ястребов деда, согласных сидеть в тесных клетушках и чистить когти, лишь бы в положенный срок их выпускали убивать кроликов.

Сколько сот она прошла, пока не занялась наставничеством Эрелима? Сотни? Тысячи? Пура знает, как делать свою работу, и секретами не делится. Говорит пару слов грешникам время от времени – да и всё. Обет молчания, гору разговорить легче.

Один из смотрителей сот, ангел с лежащим на плече хвостиком пшенично-русых волос, взглянул на неё с тревогой. Поняв, в чём дело, Анахита шустро улыбнулась. Снова себя не контролирует, влетало ведь уже за печальный вид! Ангел не должен печься о себе и своих былых горестях. Наверное, поэтому ей поручили наставлять Эрелима: чтобы забросила этот бессмысленный поиск непонятно кого.

Но даже сейчас, когда соты время от времени перемещали, женщина не могла отказать себе в слабости и проходила мимо, словно бы невзначай вглядываясь в улыбающиеся во сне лица.

Сын. Эрелим говорит, что, возможно, ей только кажется, что он был, но Анахита лишь упрямо мотала головой в ответ. Черноволосый мальчик, похожий на неё. А раз она мать, наступит день – и она узнает своего ребёнка. Вот так вглядится в чьё-то лицо – и узнает, непременно! Каким бы он ни был, молодым или старым…

– Матушка Анахита! – судя по тону, терпение Эрелима испарялось почище росы на солнцепёке.

– Прости, милый, я снова задумалась. Ты о чём-то рассказывал?

Эрелим подавил вздох:

– Прошу Вас, сосредоточьтесь, это важно. Скоро будет инструктаж перед вылазкой. Видели, что они сотворили с Кезефом?

«Видела», какое неподходящее слово. Грозный клёкот раненого воина было слышно на мили окрест, как и всполохи огня от его здорового крыла. Кезеф намеревался рвать и метать, и горе тому, кто встанет у него на пути. Даже Анахита испытывала священный ужас перед таким уровнем негодования. Печалиться – смертный грех, а вот крыть свой отряд трёхэтажными воплями, выходит, можно? Снова эти мысли, негоже ангелам из числа переродившихся судить старших по чину, созданных совершенными по образу и подобию Бога!

– Эти твари – ровно звери, кусаются и царапаются, – тем временем продолжал рассуждать Эрелим, смахивая со лба волнистую прядь волос, – Никакого благородства. И нам предстоит иметь с ними дело, матушка. Обещайте слушать внимательно!

Анахита покорно кивнула, прикрывая улыбку кончиками пальцев. Иногда непонятно, кто здесь чей наставник. С другой стороны, неудивительно, что Эрелим такой серьёзный: всё же прошёл военную выучку и принял участие во Второй Мировой войне. Там и погиб, но знаний это не отменяет.

– Нам выдадут копья и маски, – в который раз решил пояснить юноша, – Копья для того, чтобы сражаться, а маски – чтобы грешники нас не разглядывали, как и мы их. Вы же знаете, матушка, что душеткачи изменяют их облики до неузнаваемости, верно?