– Меня не будет пару дней, – прилежно доложил товарищам Дион, взваливая на плечи рюкзак, карманы которого топорщились от канцелярии на любой вкус и цвет, – Я туда – и обратно. Встретимся на нашем маршруте.

– Будь осторожен, – улыбнулась ему Клета. На том и расстались.

«На нашем маршруте». Будто эта полоска на карте реально существовала, словно мистическая лей-линия. Но для каждого инфицированного его маршрут и маршрут его товарищей был столь же очевидным, как Солнце днём и звёзды ночью. Маршрута не могло не быть. Отсутствие маршрута означало скатывание в сумасшествие.

За прошедшие два дня Клета поняла, что непостижимым образом получила иммунитет против историй Лэса. Больше её ничто не задевало. Она лишь рассеянно угукала. Она чувствовала, что Лэс мрачнеет от этого, но не могла ничего с собой поделать.

– Самцы такие самцы, – прервала круговорот воспоминаний Хризо, – До этого ты была ему неинтересна. А теперь, как только прекратила слушать, начал ревновать.

– В самом деле? – Клета взглянула вниз. Лэс сосредоточенно перебирал припасы, гремя консервными банками и изредка чертыхаясь, когда что-то не сходилось. Это точно была не та жизнь, к которой он привык.

– Надоело. Хочу понюхать землю, – Хризолит спикировала вниз и увеличила оба крыла в размерах, впиваясь в хрустящую гальку. Клета, не имевшая особого права выбора, повисла в метре от земли, глядя, как с каждого кончика крыла выглядывает по своему, отдельному глазу цвета мяты.

Лэс ревнует. Вот это новость. Обычно он ведёт себя так, будто ему всё равно. А оказывается, нет.

Дион вернулся вчера, когда день близился к закату, полному фигурных и причудливо освещённых облаков.

– Мне надо всё переварить, – только и сказал младший из парней, но глаза выдавали его оживлённое смятение.

Уже ночью, когда компания завернулась в спальные мешки, Диона наконец прорвало:

– Я оказался прав! Они не знали, что морфокрылов можно различать по мордам.

– Ого, поздравляю! – отозвалась Клета, которую уже начало тяготить порядком затянувшееся молчание. Лэс пробурчал «О, Боже» и по-гусеничьи отполз от них, поплотнее застегнув спальный мешок.

– Чего это он? – для верности Дион даже подправил очки.

– Не обращай внимания, наверное, страдает от запора, – едко отшутилась девушка, – Ты рассказывай, не отвлекайся.

– А… Да, конечно, – Дион чуть наклонился вперёд, приглаживая непослушный вихор цвета горького шоколада, – Жаль, что ты не видела тот музей. Его оформил этот… новомодный дизайнер, Гривер. Все эти изгибы, арки, словно из суставов и сухожилий, даже стены стилизованные, жутко, но завораживает!

Клете казалось, что это ненасытное любопытство по капле вливается и в неё, прожигая пищевод и буравя кости. Дион всё рассказывал и рассказывал, тем приподнятым восторженным шёпотом, который рождается на свет, когда рядом кто-то пытается заснуть.

– … а ещё у них есть записи воспоминаний инфицированных! Они тесты проводили, Кле, представляешь?! А Путешествие… Ты меня слушаешь?

– У тебя щёки горят, а сам бледный. Ты нормально себя чувствуешь?

– Да нормально, не беспо…

Девушка протянула руку к холодному лбу:

– Не нравится мне это. Дай я принесу тебе лекарство. Вроде в аптечке есть растворимый аспирин.

– Да я отлично себя чувствую!

– Точно?

– Абсолютно.

– Ты холодный.

– Ну Кле… Кле?

Она подвинулась ближе и обняла его правой рукой, спрятав лицо за округлым плечом в ношеной футболке.

– Ты… – Дион сипло кашлянул, стараясь скрыть смущение, – Просто меня греешь, или… нашла повод обнять?

– Извращенец, – Клета с напускным возмущением пихнула его коленом в бок, не заметив ни возмущённого шипения Лэса «Вы будете спать или нет?!», ни его глубокого вздоха, выражавшего крайнюю степень негодования.

Утром они с Дионом всё ещё спали, прижавшись друг к другу, и Клета впервые за много дней не чувствовала себя…

Как бы это назвать? Учитывая Хризо, уютно устроившуюся где-то в изгибах плоти, слово «одинокая» теряет всякий смысл.

Пусть остаётся без названия, как маленькое уникальное чудо.

– Хризо, меня сейчас стошнит! – предупредила девушка увлёкшуюся компаньонку. Самка морфокрыла с упоением гонялась за волнами, вспугивая мелких крабиков, похожих на одержимых полтергейстом карамельки.

– Прости, – мимоходом бросила Хризолит, отращивая две структуры, надёжно закрепившие носителя наподобие парашютных ремней, – Так лучше?

– Сойдёт.

– Хватит уже кидать в кровь гормоны, думая об этих двоих, – паразитка бросила своё занятие, взмыв над потоками солёного воздуха, – Почему нельзя просто спариться с обоими?

– Да как можно?! – Клета аж поперхнулась от неожиданности.

– А что я сказала? Может, они оба хороши для выведения потомства. Пусть случай определит, кому суждено стать отцом.

– Тебя послушать, так чувство, будто ты спариваешься сутками напролёт.

Бесовской зелёный глаз охотно повернулся в своей орбите:

– Пока вы спите, мы можем делать что захотим.

– Заливай больше, – усмехнулась Клета, подставляя лицо ветру.

– Но вообще я бы на твоём месте поторопилась. Грядёт время выбора.

– Какого выбора? – не поняла девушка, оторвавшись от созерцания смутно наметившегося просвета между облаками.

– О, существует множество выборов, – затянула голосом форменного оракула Хризо. Она редко меняла тон голоса, так что определить, говорит она на полном серьёзе или дурачится не было никакой возможности.

– Тогда удиви меня, – бросила ей вызов носительница.

– Что, по-твоему, самое ценное у того, кто живёт?

– Эм… Здоровье? Права? Семья, дети…

– Выбор, дурашка. Самое ценное это выбор. Перестань выбирать – и будешь несчастна. Пляши жизнь под чужую дудку – и здоровье не будет твоим утешением. Заведи семью и детей по наущению, когда сама мечтала быть свободной, словно птица – и ты будешь страдать, имея хоть все деньги мира.

– Хризо, что с тобой сего…

– Да здравствует выбор, дитя человеческое, – глянцевидные и крепкие, словно щупальца новообразования из умных клеток морфокрыла плотно окутали Клету, обернувшись вокруг несколько раз.

– Ты что делаешь?!

– А ты разве не ощутила? – голос Хризолит стал резким, словно крик буревестника, – Мы ведь пришли! Маршрута больше нет!

Слова безумно ударились о барабанную перепонку и сползли по щекам тихой недоумённой вибрацией, похожей на последние шевеления вытащенной из воды рыбы.

– Как… Что… – Клета повернула голову к разбитому лагерю, чтобы увидеть, как её спутники замерли, смотря куда-то сквозь горизонт. Их движения были странно ломанными, будто невидимая сила тащила их в воду.

– Кле… Клета? – их голоса были бесцветными.

– Что с ними такое? Пусти меня к ним, Хризо! Хризолит!!

Чёрные крылья взметнулись из человеческих спин с яростью и остервенением, выпустив по фонтану крови. Клета услышала пронзительный визг, но не сразу поняла, что кричала сама. Хризо сжимала рёбра девушки, не давая сделать глубокий вдох. Где-то совсем близко, в воде, тела тех, кого звали Лэс и Дион, сморщились и начали рассыпаться.

– Что происходит?!

– Выбор. Выбор, – как заведённая повторяла Хризолит.

Крап!

Словно раздавленный орех. Скорлупа больше не нужна.

И посреди багрового марева две твари, словно спроектированные чокнутым гением аэродинамики, по чьим маслянистым телам сбегали струйки крови.

Теперь они были свободны.

Оба паразита, неловко подскакивая, двинулись навстречу Хризо, издавая протяжные скрипучие трели. Взлетели и принялись кувыркаться в воздухе, привлекая её внимание и разбрызгивая останки солёной воды и погибших носителей.

В небе чувствовалось что-то неправильное, и оно росло. Само пространство раскрывалось, степенно и грациозно, словно театральная ширма.

В Клете не осталось звуков.

Только чувства.

Не свои.