– Королевское благословение! – пробормотал старик, усмехаясь и сжимая драгоценность в сухой ладони, потемневшей от старости. – А Король-то не так легкомысленен, как я полагал… И не так упрям, как о нем говорят. Что ж, это неплохо. Неплохо…

Черные крылья снова захлопали за окном, но на сей раз ворон – необычайно крупный, черный как ночь, холеный, – влетел в комнату, опустился на пол. Острые коготки его зацокали по каменному полу… и в мгновение ока он перекинулся в человека, остроносого и чуть сгорбленного, словно его спина привыкла сгибаться, да так до конца и не разогнулась. Его тучное тело было облачено в черные и синие шелка, на груди, поблескивая в неярком утреннем свете, висела массивная золотая медаль на толстой цепи, толстые икры обтягивали чулки с красивыми стрелками, круглая голова торчала поверх белоснежного накрахмаленного до неимоверной жесткости воротника.

– Господин королевский советник Барбарох, – голос Среднего Ворона прозвучал удивленно. Старик уважительно поклонился гостю, и тот покрутил головой, то ли привыкая к человеческому образу, то ли устраивая свою круглую голову поудобнее на острых краях чрезмерно жесткого воротника. – Какая нечаянная радость… Что за дело привело вас ко мне?

Особой радости, впрочем, Средний Ворон гостю не выказывал; его темное морщинистое лицо было так же сурово и хмуро, как и прежде, и тот, кого назвали Барбарохом, пожевал тонкими неприятными губами, прежде чем ответить на приветствие.

– Я прибыл, – произнес он, наконец, скрипучим старческим голосом, – чтобы поздравить вас. Кажется, в ваш дом пришла радость? Вам удалось убедить Его Величество породниться с вами? Говорят, сегодня к вечеру он прибудет сам, на смотрины. Хочет узнать, так ли хороша его невеста, как о ней говорят.

Черные внимательные глазки прямо-таки буравили старика-отца, пытаясь взглядом проникнуть в самую душу и там рассмотреть тайные планы старого Ворона, увидеть хот тень тщеславия, на котором потом можно будет сыграть, но тщетно. Старик оставался все так же спокоен, суров и немногословен.

– Это честь для нас, – ответил он сухо, – но и великое бремя. Король принял наше предложение, это верно. Он поступил мудро. Так какое у вас дело ко мне?

– Я слышал, – вкрадчиво произнес Барбарох, – что у вас еще одна, старшая дочь имеется – и она не замужем.

– Это так, – подтвердил Средний Ворон.

– А раз это так, – продолжал Барбарох своим сладким, лисьим голосом, – то, может, вы окажете мне честь и отдадите мне ее в жены?

– Анну? – изумился старик-отец. – Но Анна увечна с рождения. Кто знает, способна ли она родить детей. К тому же она хрома; а я не хотел бы, чтобы она страдала от упреков и суровости мужа.

– Я не посмел бы упрекать в чем бы то ни было родню Короля, – уважительно, почти церемонно поклонившись, ответил Барбарох. Старик отец расхохотался, на его суровом лице промелькнуло неприятное, колке выражение.

– Ах, вот отчего такое внимание к нашей бедной Анне, – протянул он, неприязненно рассматривая проныру-советника. – Но должен вас огорчить – влияния на Короля я…

– Знаю, – мягко перебил Барбарох старого рыцаря. – Знаю! Обо всем знаю! И то, что королевская невеста безумна – знаю, и то, что она не сможет замолвить словечко за свою родню перед Королем – если б ему вдруг вздумалось ее послушать, – тоже знаю. Мое замечание о королевской родне ничто иное, как дань уважению – ничего больше. Видите? Я совершенно бескорыстен; я действительно всего лишь хочу жениться на вашей дочери. В наш век чистота и добродетель настолько редки, что расцениваются мною дороже самых редких бриллиантов. Уверен – Анна будет прекрасной женой, за которую мне ни разу не придется покраснеть. Ну, так что?

Признаться, Средний Ворон был обескуражен таким напором; его разум спешно искал подвох – и не находил его.

– Ну что же, – произнес отец, – я этому препятствовать не стану. Но судьба Анны в ее собственных руках; захочет ли она ответить вам положительно? Я неволить ее не стану.

– Так это можно у нее у самой узнать, – оживился советник. – Позволите?

– Разумеется, – ответил старый Ворон.

Нужно заметить, что Барбарох был очень хитрым и расчетливым типом; и об Ане с Изабель он знал все – и едва ли не больше самого отца.

И то, что Анна опекала королевскую невесту – а та имела все же некоторое подобие привязанности к сестре, несмотря на отсутствие души, – и про то, что без Анны королевская невеста становилась беспокойна и шумна. И про то, что Анна тайно вздыхает по Королю и надеется, что ее вместе с Изабель заберут во дворец – тоже знал. Его шпионы не раз и не два подсматривали в замерзшие окна ее комнаты, где она коротала свои дни и молилась Духам Воронов, чтобы они подарили ей хотя бы тень счастья, о котором она мечтает. Поэтому действия его были не так бескорыстны, как он это утверждал.

Анна рисовалась ему важной знатной дамой при дворе. Она бы хранила королевский секрет – о том, что Король велел помалкивать о безумии будущей супруги, Барбарох тоже был осведомлен, – ухаживала за Королевой и шантажировала Короля. На какие рычаги давить и что говорить – Барбарох научил бы свою молодую супругу, в этом он не сомневался.

Невзрачная и убогая, она не знала ухаживаний и знаков внимания не получала. А потому Барбарох всерьез думал, что она согласится на брак сразу же, как только он предложит.

Но, к его величайшему удивлению, Анна отказала еще быстрее, чем он успел договорить, и указала на дверь своей комнаты, куда его соизволил проводить отец.

Барбарох был обескуражен; он оглянулся на указанные двери – за ними все еще не стихли шаги старого Ворона, – и снова изумленно глянул на Анну.

– То есть, – потрясенный, переспросил он, – вы мне отказываете?!

– Не сердитесь, – тихо произнесла девушка, чуть коснувшись его руки. – Но это действительно невозможно. Посмотрите на себя – и на меня…

Барбарох тотчас изобразил на лице выражение ласковое и осторожное, словно очень боялся ранить чувства девушки. Он даже приблизился к ней бочком, едва ли не прыгая, как ворон по подоконнику, и свернул голову набок, косясь на девушку хитрым круглым глазом.

– Но ваша хромота, – спешно затараторил Барбарох, почтительно кланяясь и придавая себе вид пылкий и даже отчаянный, – меня ничуть не смущает! Нет! Поверьте – при дворе много дам, и все они и мизинца вашего не стоят! Они красивы, разумеется, но лишь потому, что напудрены и разукрашены, а если…

– Да нет же, – смущенно перебила его Анна, улыбаясь. – Я вовсе не о том.

– Не о хромоте? А о чем же? – насторожился Барбарох, прервав свою льстивую песню на полуслове. Вся его елейная ласковость слезла с него, словно кожа с ошпаренной кипятком курицы, и он посмотрел на Анну с таким негодованием, словно она морочила ему голову и обманывала его.

– Но ведь вы… – бормотала Анна, пряча глаза и ужасно смущаясь. – Вы же… вы… старый!

Это слово возымело поистине волшебное действие. Барбарох отпрыгнул, словно его змея ужалила, и уставился на смутившуюся девушку круглыми, как пуговицы от штанов, глазами.

– Я живу с моим увечьем с самого рождения, – продолжала Анна, сделав несколько шагов, чтобы новоиспеченный жених мог оценить в полной мере ее ущербность. – И я к нему привыкла. Меня оно не тяготит; и мечтать это мне не мешает. И, как остальные молодые девушки, я мечтаю о семье, разумеется, и о детях. И о муже – но о молодом и полном сил. Я вовсе не хочу отдавать свою руку тому, кто предложит лишь потому, что он предложил. Нет; вероятно, тот, кто мне мил, никогда на меня не посмотрит, но это… это не повод отказываться от мечты и от возможности хоть иногда думать о нем и воображать…

«Проклятая воронья дочь! – выругался про себя Барбарох. – Дьявольская гордость! Даже самый дохлый хиляк из Великих Воронов знает себе цену – и убогие девицы не исключение, ну, надо же! Да эта уродина руки мне должна целовать за предложение, в ногах валяться!»

Однако, Анна так не думала. Чувство собственного достоинства проросло в ней крепко, и Барбарох увидел больше внутреннего величия, покоя и уверенности, чем видывал при дворе, у дам. Это взбесило его еще больше – надо же, какая принцесса! Возиться, уговаривать, убеждать – и кого?! Уродицу эту!?