– Что случилось, дорогая?

– Тебе не понять!

– Попробуй объяснить.

Далила, как способна, заламывает руки и как может старается смотреть выразительно, чтоб он, если не догнал словесно, то хотя бы через ощущения.

– Я не могу.

– Почему ты так подумала?

– Слишком много этих самых Почему. Слишком много рамок.

– Но ведь контракт почти свободный. Ты просто должна писать и всё.

– Просто?!!!

– Прости, я не имел это в виду.

Она про себя остановила себя, почувствовав, что ещё молекула – и они взорвутся оба, но она – наверняка. Вздыхает. Делает усилие.

– Любимый.

Агний опускается рядом с ней, комкает бумагу и прячет прочь.

– Я нажимаю да? Прости сердечно, искринка моя.

– Нет. Но всё равно заклинивает. Рефлекторно.

Обнимает, целует руки, щеки, лицо.

– Ничего не делай, если это супротив тебе.

– Так я и проигрывала всегда.

– О чём ты? Детка, просто забудь об этом разговоре. Пойдём отсюда. Чего хочешь? Что мне приготовить?

– Ничего не надо (нестандартный ответ от неё).

– Может, поспать? Я отнесу тебя.

– Нет.

Молчат.

– Всё не так. Я пересматриваю свою жизнь который раз. Я же не детская писательница. Я никогда не утверждала такое.

– Я знаю.

– Но предполагается, что все мы – дети. Нельзя писать о плохом, понимаешь?

– Я никогда не думал, что ты пишешь о плохом. Не думал и не считаю.

– Есть большое требование.

– Какое?

– Писатель должен быть КРАСИВЫМ человеком.

– Как это?

– Ну, это… Как то выражение: человек это звучит гордо. Проще мемасично говоря, нельзя просто так взять и написать.

– Но попробовать можно же.

– Нельзя писать, если ты плохой. Если ты с гнильцой. Даже если отвергнуть опыт.

– Далила, по-моему, ты утрируешь. Накручиваешь. Этот воз тебе не под силу. Сизифов труд. Не навешивай на себя несуществующих ярлыков.

– В том-то и дело, что не под силу (уныло). И самое смешное: это не то, из-за чего я бы хотела псевдо-страдать. Это навязанное. Ложное. Не моё.

– В смысле, текст?

– Даже не это. Это неважно. Самое желание навязано. Как и многое другое в этом мире. Допустим, ты хочешь детей, потому что у всех есть дети. Также с работой, со статусом, с деньгами – со всем, что угодно.

– Хмм… Думаю, не всё так плачевно. Что-то есть. Просто надо отделить зерна от плевел.

– Ах, это мартышкин труд!

– Может, собака в лени?

Побаивается, что она опять ощетинится и встанет в позу, а то и вовсе вышвырнет его куда подальше.

– Хотелось бы рассердиться, но у меня уже сил нет. Нельзя материться, нельзя богохульничать, нельзя пропускать мысли, которые могут испортить подрастающее поколение. Как будто у них нет собственных мозгов в котелке. Нельзя заниматься сексом. Нельзя цитировать без кавычек и примечаний. Как будто никто никогда не читал элементарных книжек.

– Что по твоему элементарные книжки? (с сокрытым смешком)

– Ну хотя бы Люся Синицына.

– У кого-то элементарен колобок.

– Ну хотя бы колобок.

– Насчёт секса – перебор. Откуда же всё на свете появляется?

– От любви! И точка.

– Хорошо. Кажется, я частично понял твои терзания. А как же то, что каждый занимается тем, что он может и умеет?

– Я – не авторучка! Первичнее, я просто человек, человечишка! На переднем плане: у всех так. Никто не живёт выпечкой, глиняными горшками или учительством. В приоритете: еда, сон, размножение, любовь. А не это всё. Это вторично!

– Это как пить дать. Но далее следует: ни хлебом единым.

– Именно: Далее. Далее!

– Ладно, выскочка. Не хочешь – не надо. И опять проиграй. Опять 25.

– Ты нарочно?

– Нет. Сама же сказала.

– Я не хочу крутиться в аду по кругу без конца и без начала.

– Ад и есть такой ролинг. И если ты думаешь, что попадёшь в преисподнюю, потому что кому-то дала, а кому-то не дала, то ошибаешься. Ты попадёшь туда за то, что вообще, может быть, не замечала. Так оно и бывает зачастую. А то, что ты осознала – это просто, как ты говоришь, рамки. Стереотипное мышление. За это тоже есть отдельный котёл для глупцов. Если не знаешь, большая половина ада заполнена именно глупцами. Незнание не освобождает от ответственности. К сожалению, или к счастию.

– Так говорит дьявол.

– Не упоминай того, кто отзывается на малейший призыв. Четверть подвала заполнена именно теми, кто высказал любопытство и попался на удочку. Те же дураки.

– И как же мне спастись. Если я обложена грехами.

– Раскаяние – практически недостижимая вещь. Потому что, как упоминалось выше, непроходимая глупость. Я бы порекомендовал таким принять себя и научиться жить в этом их собственноручно построенном ареале.

– Ты говоришь обо мне?

– Конечно же, нет. Видишь, глупенькая. Как легко попасть под этот самый шаблон. В этом нет ничего плохого. Все так живут. Но если ты чувствуешь, что пластинка заезжена, придётся как-то действовать. Мне кажется, тут неважно: как, что, каким образом, плохо это или хорошо. Жизнь – есть действие. Как говорил твой отец, как говорили и многие до него. Ты будешь сопротивляться, но даже это самое сопротивление будет только движением вперёд. Нету слова Назад в этом мире. К сожалению, или к счастию.

– Я подумаю (после некоторой паузы).

– Подумай. Это ты всегда умела.

Глава 12

Хрисанф ушёл в столовую и полностью исчез там, погрузившись в тончайшие мелочи сервировки и прочей бурды, как это считала Далила. Приехал Калита, чтобы помочь горничным в приготовлении некоторых особо непростых блюд, ведь девочки, в общем-то, и не знали об таком. Если вы думаете, что Кирсановы питаются только фастфудом из магазина и пирожками на скорую руку от хозяина дома, то это, конечно, не совсем так. Там много чего из мировой кухни и всякой другой гурмании. Просто Далила во всём этом не разбирается, а автор не берёт в утруждение расписать то, в чём также не понимэ.

Не то, чтобы Агний желал расстараться для друга. Скорее осторожничал, что, возможно, на ужине будут присутствовать старшие сыновья (раз с Калитой) и даже думать страдал о том, чтобы повторилась прошлая картина со знаменитым утиным супом. Одно воспоминание вызывало у него желание бросить всё и убежать куда глаза глядят, без оглядки. Однако, он решил взять себя в руки и попробовать ещё раз.

Скорее всего, близнецы не присоединятся, а уйдут в свой гостевой домик. Айтал был бы рад отужинать со всеми, но без брата посчитает это невозможным. Айнар… Я вообще зачем сказал Арсушке, что хочу познакомить его с ними? Или их с ним? Какая муха меня укусила? Акаары быьылах (видимо, дурак). Ладно, но со Стефаном-то можно. Тем более, он знает о моих некоторых траблах, так что думаю ему будет интересно потусоваться с новым лицом. Надо расширять круг знакомств.

Хотя это было не совсем про Хрисанфа. Но он хотя бы старался. И также старался отвлечься на свечи, свечечки, тонкие изящные приборы, даже сосновые шишечки для украшения стола, чтобы не думать о Далиле и о том, что они наговорили друг другу.

Вроде бы проехало. Но всё равно осадок. Уж лучше бы она на меня наорала и побила чуток. Ну вот, легка на помине.

– Привет, солнышко! Как ты?

Далила, будучи не в теме всех этих фуфырковатых нюансов, ходила вокруг и потёрла пальцем середку большого плоского блюда, на поверхность которого муж чуть посыпал пищевой золотой блёсткой.

– Агний, к чему эти церемонии? Не думаешь, что ты в гостях у Арсена ведёшь себя, ну, как в обычных мужицких посиделках, а тут устраиваешь какое-то заморское барское застолье? Тебе не приходило в голову, что это ему будет неудобно и непривычно? Скованно.

Хрисанф действительно задумывается на секунду, но затем возобновляет свою суету, переставляя туда-сюда разнообразные бокалы. Спешит.

– Не волнуйся, крошка. Арсен довольно аристократичный, то есть его такая мизера не собьёт с толку.

Далила стукает вилкой по глубокой лазурной тарелке.