— Вам не нравится? — с притворным удивлением расширила глаза Мальвина. — Я же вас не сожгла в этом сундуке. Значит, я не мщу.

Она отложила в сторону тёмно-синее платьице и принялась аккуратно складывать в сундук другие наряды.

— Как же не мстишь! Это же ты устроила нам то, что мы здесь висим и вот-вот разобьёмся о кирпичи!

— Это не месть, это воспитание! — наставительно ответила Мальвина. — Иначе нельзя. Вы же не понимаете слов! Я в этом убедилась. А там, где не помогают слова, приходят действия. Я займусь вашим воспитанием, будьте покойны.

Она переоделась в тёмно-синее платьице, затем, вытащив из сундучка расчёску, зеркальце, голубой бант и пудреницу, присела на циновку и принялась укладывать причёску.

— А если мы попросим у тебя прощения? — прохныкал Звездун, который слыл среди кукол самым малодушным.

— Ну, я же сказала, что простила вас, — улыбнулась Мальвина, собрав часть кудряшек и завязав их бантом на затылке.

— Тогда попроси Карабаса-Барабаса снять нас отсюда!

— Может быть, к ночи.

— Мы до ночи не выдержим! Не выдержим до ночи!

— Вы, деревянные, выносливее глиняных, — ответила Мальвина, — так что предполагаю, что вы ещё не то выдержите. Набирайтесь терпения и выносливости. Процесс воспитания вас будет нелёгким для нас всех, — она принялась пудрить щёки и нос.

========== Глава 13. Воспитание Мальвины ==========

Карабас-Барабас вернулся довольный, заявив, что он арендовал балаган и выступление должно начаться через два часа. И, вытащив Пьеро и Арлекино из сундука, выдал им и Мальвине по куску хлеба:

— Жрите! А то ещё окочуритесь во время представления!

Затем он засунул Пьеро и Арлекина в карманы своих штанов, взял Мальвину под мышку и, покинув сарай, зашагал широкими шагами по пустырю, затем по улицам города, по направлению к балагану.

Мальвина волновалась, как зрители отреагируют на её цвет волос и жалела, что не одела на голову шляпку или чепчик.

Однако, всё прошло отлично.

Когда она появилась перед публикой, зрители, увидав живую очень красивую куклу с бледно-синими волосами разом ахнули от восхищения и кто-то выкрикнул из зрительного зала:

— Фея! Она настоящая фея!

Мальвина нашла в себе силы не растеряться перед большой публикой, она танцевала и пела; не сплоховал и Пьеро, играя на лютне и сменял Мальвину, читая зрителям свои многочисленные стихи. Только Арлекин казался лишним на сцене. Он представлял из себя единственно зрелище — редкую живую куклу, которая пыталась то кружить вокруг танцующей Мальвины, то кивать головой, когда Пьеро читал стихи.

Но в целом, выступление кукол имело успех и Карабас-Барабас возвращался вечером с триумфом. В карманах его штанов сидели Пьеро и Арлекин, на поясе болтался отяжелевший кошелёк с деньгами, Мальвина сидела на его руках, как королева.

— Сейчас пойду в мясную лавку, куплю жареной дичи и нажрусь! — радостно говорил он. — Куплю себе шляпу с пером, новые штаны, сапоги…

— Кстати, насчёт покупок, — перебила его Мальвина. — В доме дядюшки Джоакино у меня была своя личная кровать. Здесь я бы тоже хотела иметь кукольную кроватку, перину, хотя бы одну подушку и тёплое одеяло. А то я на вашей жёсткой циновке просто все бока отлежала!

— Всё это денег стоит! — проворчал Карабас-Барабас.

— Но я-то стою больше. Видите, всего один вечер — и у вас куча денег. Я не могу спать на жёстком. По мне могут пойти трещины, я начну крошиться и рассыплюсь на черепки. А ведь вы хотели, чтобы я и других кукол обучила актёрскому ремеслу, чтобы и они обогащали вас, не так ли?

Карабас-Барабас пожевал губами и ничего не ответил.

— К тому же, думаю, Арлекино и Пьеро также нуждаются в спальных местах. Им тоже надо купить… Ну, хоть коврики. И одеяла. И нам нужны маленькие чашки, тарелочки, вилки, ложки, кофейник, чайник. Мы привыкли обедать и ужинать, как воспитанные куклы. И ещё…

Она говорила и говорила, а Карабас-Барабас только кашлял и чихал от досады, но не мог не согласиться с её требованиями. Куклы приносили доход и нужно обеспечить их необходимым.

Ему пришлось в тот же день приобрести для Мальвины кровать и постельные принадлежности; коврики и одеяла для Арлекина и Пьеро; кукольную посуду, кое-какие средства гигиены, продукты питания и ещё — шнурки, которые ему тоже велела прикупить Мальвина. Всё это он покупал под её руководством, заходя то в одну лавку, то в другую, скрипя от жадности огромными квадратными зубами.

Когда они вернулись с покупками в сарай, куклы, подвешенные на гвозди, плакали. Видимо, они всё это время лили и лили слёзы, так сильно, что кирпичи под ними были мокрыми. Карабас-Барабас довольно потёр огромные руки: он любил чужие страдания.

Мальвина подумала было, что с них хватит, что пора снять их с гвоздей и даже решила посоветовать Карабасу накормить их овсяной кашей, но куклы сами всё испортили. Увидав кроватку для Мальвины и постельные принадлежности, они принялись возмущаться и кричать наперебой:

— Смотрите-ка, ей опять лучше всех! Ей уже купили самую настоящую кровать! Такой у неё не было даже в доме дядюшки Джоакино! Она будет на ней валяться! Эх, жаль, что мы залили ей чернилами только волосы! Надо было испачкать ей рожу чёрной краской, чтобы она не могла отмыть, чтобы осталась страшной навсегда! Уродкой!

Мальвина повернулась к ним:

— В таком случае, вам придётся провисеть здесь до утра! А я-то надеялась, что вы раскаиваетесь!

Куклы опять пустили реки слёз.

Она, Пьеро и Арлекин получили от Карабаса-Барабаса по большому куску жареной рыбы на новых кукольных тарелках и съели их, сидя на циновке.

Затем разбрелись по спальным местам: Карабас — растянулся на циновке, Мальвина улеглась в кроватку, а Пьеро и Арлекин — на ковриках, укрытые одеялами.

А деревянные куклы провисели всю ночь на гвоздях и так измучились, что им казался раем их сундук, где они сидели в темноте, в духоте, на голых досках. К тому же, они так были голодны, что им мнилось, что они сейчас умрут. Им хотелось только, чтобы сняли с гвоздей их затёкшие в неподвижности тела и дали что-нибудь поесть.

Но утром Мальвина не спешила просить за них Карабаса о помиловании, а сам Карабас не торопился миловать, потому что, в отличие от Мальвины, жаждавшей перевоспитать гадких кукол, был просто жесток и любил, когда кому-то было плохо.

========== Глава 14. Другого выхода нет ==========

Пробудившись утром, Мальвина поняла, что куклы на гвоздях уже не плачут — они так устали от своего положения, что уснули прямо подвешенные на гвоздях. ” — Пока результатов моего воспитания не видать, — удручённо вздохнула Мальвина. — Но со временем им придётся стать хорошими воспитанными куклами или… Сгореть в очаге. У меня нет выхода! Маэстро Джоакино дал им жизнь не для того, чтобы мир пополнился ещё несколькими негодяями. Только сегодня я им ещё дам возможность стать хоть немножко лучше. Но для этого мне необходим помощник. Мне нужен слуга! Кто-то должен стирать мои платья, охранять меня, делать то, что я говорю, пока Карабаса нет рядом.»

Когда Карабас пробудился, первое, что он спросил у Мальвины это то, когда и как она намерена обучать танцам и пению других кукол.

— Для начала я хочу заставить их работать, то есть прислуживать, — ответила кукла.

Огромные квадратные зубы Карабаса-Барабаса обнажились в довольной улыбке:

— Прислуживать? Го-го, мне это нравится! Мне никто никогда не прислуживал!

— Для начала снимите с гвоздя вот эту куклу, — Мальвина указала на Прозерпину, начавшую уже пробуждаться от сна. Карабас-Барабас охотно подчинился, поставил Прозерпину на пол, а сам уселся на табурет, ожидая, как Мальвина заставит её прислуживать ему.

Прозерпина едва могла стоять на ногах, так сильно они у неё затекли. Мальвина усмехнулась:

— Я вижу, голубушка, ты нуждаешься в хорошей разминке, — холодно произнесла она. — Отлично. В ведре осталось совсем мало воды. Возьми-ка вот этот кувшин и сходи за водой. Здесь, возле сарая протекает небольшой родник, вот там и набери.