– Эй, Рэджи, малыш! Гляди-ка что у меня есть! – Мэт вытянул из заднего кармана потертых джинсов припасенный кукурузный початок, загодя честно выломанный на фермерском поле, и показал еноту – Лови!

Рэджи молитвенно протянул к нему передние лапки, выпрашивая подношение. Он давно уже перестал быть диким, хотя и прирученным тоже не был, жил в будке у бара с его именем, и обирал прохожих. У каждого свой бизнес. Он жертвовал бару имя, бар пропитание в виде объедков. Но это враки. Рэджи на его памяти ни разу не опустился до подобного. Клянчить да, сам бог велел и симпатичная мордашка, а объедки нет. Схватив прямо в воздухе подачку, енот благодарно застрекотал и полез на будку, с которую было видно длинное во всю стену окно, открывавшее вид на Колд-Лейк.

Мэт хлопнул дверью, и окунулся в благодатную атмосферу сигаретного дыма, бойкого кантри, перестука бильярдных шаров в самом углу, да горстки завсегдатаев у стойки. Сегодня там восседал Отис, заросший до самых ушей рыжей бородищей, в засаленной кепи натянутой до самых глаз, и замызганной жилетке.

– Говорю тебе, своими глазами видел, что б мне провалиться на этом месте! – размахивал он руками.

Бармен как раз наполнял очередной стакан пивом и ухмылялся покачивая головой:

– Скажи еще, век самогону не видать. От тебя же на милю несет, вчера небось гнали на берегу, вот и …

– Ну было дело, врать не буду – ершился Отис тряся неопрятной бородищей – так я же меру знаю. Да и что мне будет от пинты то? Так, глаза лишь замазать.

– Здорова Бен, здорова Отис, что ты тут заливаешь? – спросил Мэт облокачиваясь на стойку.

Заказ он делать не спешил, успеется, куда спешить, а вот посидеть в приятной компании, да побалагурить.

– Отис на озере кита видел! – хохотнул кто-то от бильярдного стола – белочка была, койот говорящий был, теперь за китом дело стало.

– Думаешь не влез бы в озеро? – поддакнул другой – озеро то у нас знатное, и рыбы полно!

– И что бы жрал там, этот твой кит? Он же рыбу не жрет, он этими питается, ну как их, креветками, во!

Бармен подвинул пивной бокал Мэту, бутылочное он держал только для заезжих туристов, местные пили только пиво, да самогон, производимый тут во множестве и в каждом сарае. Чем не бизнес? Местные копы трясли только особо наглых, зная, какой навар приносит городку сей благодатный бизнес, подрывающий монополию корпораций и славящийся на весь штат.

– Ты у Ника спроси, он все знает – важно протянул кто-то – наш Ник на весь мир прославился историями про Армагеддон. Говорят, сегодня к его студии даже киношники подъехали, эфир будет.

– Да толку от них. Сигнала то нет! Как посбивали вояки со страху собственные спутники, так и с концами, а старое аналоговое то еще не запустили. Да и интернет только локальный пашет, даже у янки нет его, а про Европу и прочую дырищу и говорить нечего! Подлодки кабель видать перебили и все, и фиг его знает, че там в этих Европах Африках твориться, только с пароходами вести и получаем. Самолетами, которые может стояли в защищенных бункерах, никто теперь лететь не рискнет, или свои утырки из ПВО свалят, или русские в Европе.

– А как же старые радиостанции? Разве ими нельзя? Вон Ник даже спутник уцелевший законектил.

– А что они, тю-тю, давно уж отжили свое, а те что есть, не могут установить связь из-за ЭМИ вспышек. И это только вспышки, а что было бы, если выпущенные пентагоновскими придурками ракеты по-настоящему повзрывались? Одно большое пепелище! Поговаривали, что русские через спутники сигнал какой-то дали, обезвреживающий, чтобы их тоже ракетами не накрыли под шумок, и что тут началось! Все начали сбивать на орбитах все что крупнее жестянки. Пару шаттлов сбили, с той поры ни один больше не потыкается. А кому же охота что бы его в приступе паранойи сбили свои же?

Прозвучал звук чокающихся пивных бокалов:

– Ну, значиться, что бы подольше чинили. Налогов меньше. Раньше то компании компьютерными сетями обслуживались, а сейчас курьерами инфу передают, прям как в старые добрые времена.

– Ври больше! А как же Ник то наш на весь мир вещает свои истории-побасенки? Напридумывал жути.

– Не скажи – отозвался от стола могучий детина – только из штатов дальнобоем пригнал. Про Йеллоустон это правда, сам видел. Огненная гора что Ородруин, только камни летят и дым все заволок. Штат, конечно не провалился, да и пролива че-то не видать, но страшно, ребята все это. Третий день от страха не просыхаю!

– А че? Много там зараженных этих, условных? – обернулся от бильярдного стола лохматый индеец.

– Хватает. Только они давно уж не заразные. В первое время были, а потом сплыли, от пепла что ли? У нас на берегах какой-то умник приказал резервацию для них устроить. Вышки, проволока под током, все дела.

– А че их содержать, кормить поить то? Мутировавших? Не люди уже и человеческого в них давно уже нет.

Мэт легонько тронул за локоть прикорнувшего прям на стойке Отиса:

– Так расскажи, что ты там увидел то, на озере, а то все эти россказни про зараженных мне в печенках уже.

Отис выдохнул могучий сивушный дух и Мэт понятливо пододвинул ему пивную кружку.

– Ну? – поднял он бровь, когда кадык на горле Отиса заглатывая пиво перестал ходить вниз-вверх.

– Пристроились мы значит на берегу, сети поставили, все дела. Сам не знаешь, что ли?

Мэт понятливо кивнул и поскреб пальцами щетину. Рыба, ясное дело, самогон в бидоне зреет.

– Под утро это было – тяжело опустил голову на руки повествователь и благодарно отрыгнул …

Отис поворочался на жесткой подстилке, чувствуя сосновую шишку, которую ночью, под завершение технологического процесса не удосужился вынуть. Где потреблял, там и рухнул без задних копыт. А все из любви к клиентам, от которых отбою нету. Товар мол свой, непременно пробуем на себе, как для себя гоним. Голова была ясная и ни капельки не болела – знак качества, че уж там! Ноги сказали нет, во рту всю ночь еноты гадили, а трубы пылали адским огнем. Постанывая, кое как поднялся на карачки, и сим проверенным способом выполз из палатки. На полянке все указывало на удачное окончание дегустации, закопченный алюминиевый бидон с «Aqua Vita» стоял цел и невредим возле потухших углей, а вот воды обычной не было ни капли. Горький стон раздался из уст. Цепляясь за ближайшую сосну принял вертикальное положение, постоял минуту, принимая нелегкое решение, схватил ведро и пустился в направлении проблескивающей утренней глади озера. По мере продвижения хмель улетучивался, а взор все более смягчался. Утренние сосны высокими свечками взирали с каменистых утесов в водную гладь, не потревоженную малейшим дуновением ветерка. Отражаясь в озере, как в некоем черном зеркале, окаймленным бахромой плывущего тумана. Пожалуй, во всей провинции, начиная от Саскачевана, и до самой Атабаски, не найдется местечка краше. Дикая, необузданная природа, сохранившаяся в девственной первозданности, несмотря на все посягательства человека, раскинулась необъятными сосновыми просторами, тихими звенящими ручьями, прорезающими резкие горные изгибы.

Он застыл, очарованный рассветным великолепием озера. Ноги то и дело застревали в корягах, наконец, добравшись до могучей глади, под шелест волн припал к ней жадными губами. Когда снедавший огонь угас, Отис уселся на корточки и зачерпнул ладонями воды. Струйки побежали по лицу, бороде, сгоняя дурноту, холодным обухом выбивая следствия вчерашней гулянки. Где-то далеко в тумане плеснула хвостом щука, и снова все покрылось мглистыми языками тишины…

– Стоп, стоп, Отис – остановил его излияния Мэт и притянул к себе стакан – оставь свои вирши при себе.

– Так я ж как раз к этому и подхожу – обиделся непризнанный словописец – прям посреди озера – кит! С неба, Мэт, понимаешь? Да и не какой-то там кашоглот…

– Кашалот – поправил Мэт – и прям в озеро, говоришь?

– А то! Кашоглот, как есть, только здоровенный, не меньше мили. И в озеро бултых!