«А чтобы Вам было с чем сравнивать, я приглашаю составить мне компанию: на днях я уезжаю в Швейцарию», – неожиданно предложил Краснов-старший. Все их доводы: «на кого мы оставим дела» или «мы не успеем так быстро собраться» – были разбиты в пух и прах (паспорта у них были оформлены давно). Марина до сих пор с теплотой вспоминает поездку.

После хмурых московских дней Женева встретила их безоблачным небом над теплой землей. Повсюду цвели высокие кусты роз. Город был такой чистый и красивый, что казался декорацией к фильму-сказке. Дом Краснова на берегу Роны напоминал средневековый замок. Внутри домик оказался довольно комфортабельным. Средневековые стены удачно сочетались с последними достижениями цивилизации.

Хозяйку дома слуги называли «мадам Эжени». Невысокого роста с мелкими чертами лица она смотрелась изящно в платьице от «Валентино». У женщины были очень темные бархатные глаза, вьющиеся каштановые волосы до плеч. «Недурна», – отметила Марина, – «Еще одна жена Краснова? Судя по обращению, – гражданская. Иначе ее называли бы «мадам Краснова». Собственно, какое мне дело? Принимают нас здесь неплохо, что еще надо?» Действительно, принимали их с королевскими почестями, из чего Марина сделала вывод: домик – собственность Краснова-старшего. К обеду вышли двое детей: девочка лет восьми и мальчик лет пяти. У девочки были такие же темные глаза и волосы, как у матери. Она была прехорошенькая, одета, как маленькая принцесса. Дети и мать между собой говорили по-французски.

– Твой брат и твоя сестра, – представил Андрею детей Виктор Александрович.

– Мари, – девочка чуть обозначила реверанс.

– Алекс, – церемонно склонив голову, назвался мальчик.

– Мари – это Мария? – спросила Марина. Ей почему-то не хотелось, чтобы маленькую француженку звали Машей.

– Марианна Викторовна и Александр Викторович, – уточнила на чистом русском языке мадам Эжени.

– Красновы, – веско добавил Виктор Александрович. – Расскажите нам, как Вы живете, – обратился он по-русски к детям.

Девочка забавно картавила, но неплохо говорила, в затруднительных случаях вставляя французские слова. Мальчик сказал несколько заученных фраз и замолчал, как рыба. Мари служила переводчиком между отцом и сыном.

Обед прошел непринужденно и весело. Дети обрадовались гостям. Несмотря на строгие взгляды матери, они смеялись и шалили. Число вилок и ножей превосходило все, что Марина успела освоить в прошлом году в Чехии. Но она, прежде чем браться за приборы, незаметно приглядывалась к детям, сидевшим напротив нее: Мари и Алекс ели безукоризненно правильно.

Поднимаясь на второй этаж, где им с Андреем отвели две смежные комнаты, Марина остановилась на лестнице, посмотреть на картину, висевшую на противоположной стене. Она не так хорошо разбиралась в живописи, как ее зять Олег Ярославский, с детства вращавшийся среди художников, но предположила, что это полотно кисти Марка Шагала. «Похоже: этот яркий голубой цвет, летающие люди». Раздумывая об авторе, Марина стала невольным свидетелем разговора. Краснов говорил на повышенных тонах.

– Евгения! Почему дети плохо говорят по-русски? Почему я должен указывать тебе второй раз?

Марина не разобрала слабый голос Евгении. Она что-то говорила в свое оправдание.

– Ты думаешь, я не смогу найти для детей другую нежную мать, которая будет говорить с детьми по-русски?

Марине стало неловко, и она потихоньку проскользнула в свою дверь. Они с Андреем обошли обе комнаты, имевшие общую ванную.

– Почему нам отвели две комнаты? Может они не поняли, что мы муж и жена? – спросил Андрей.

– Наверное, у них так принято. Выбирай, в какой комнате ты будешь жить?

– Выбирай ты, а я с тобой. Где ты, там и я.

– А ты хорошо говоришь по-французски. Я не знала.

– Это бабушка меня мучила и заставила выучить язык. Она было очарована Андреем Болконским, а «Войну и мир» читала мне еще в дошкольном возрасте. Я даже подозреваю, что она меня не в честь дедушки назвала, а в честь литературного героя.

– Ну, у него же был реальный прототип – декабрист Волконский.

– Для бабушки он был не менее романтичен. Наверняка, он танцевал, фехтовал и говорил по-французски.

– Ну, свое умение танцевать ты мне часто демонстрировал, а фехтовать – это что-то новенькое.

– Думаю, что ты не все мои достоинства смогла открыть. «Может, я и крестиком вышивать умею?» – промурлыкал он, как персонаж известного мультфильма. – Нет, если честно, я едва начал махать рапирой, как клуб переехал в другой район, и стало неудобно ездить.

– Представь себе, я тоже немного занималась фехтованием, только махать пришлось мечом. Я собиралась съездить с ролевиками на «Скандинавку», и мне дали должность сестры конуга, князя. А все обсуждение проходило в скверике, где попутно тренировались воины с мечами. Мне захотелось попробовать – и я попробовала. Кажется, неплохо получилось, всего один синяк на плече. Жаль, что игра была историческая, а скандинавские женщины в битвах не участвовали.

– Ты фехтовала железным мечом? – не поверил Андрей.

– Нет, конечно, – пластиковым, игровым, но довольно длинным. Да я же писала об этом. Помнишь, в том цикле о студентах МГУ?

– Про меч как-то пропустил, а статью хорошо помню. Я до этого всяких «толкинистов» считал недоумками, которые выезжают на природу водки попить и «перекрестным опылением» заняться. А у тебя они крепости строят, исторические события в деталях изображают.

– Ну, «опылением», как ты изволил выразиться, куда удобнее заниматься на чистой постели в уютной комнате. Или в двух… Нет-нет, сначала – в ванную!

Наутро Марина с Андреем еле сдерживали смех: вся прислуга пыталась говорить по-русски. С большим трудом они выговаривали совершенно неудобоваримое для них имя-отчество хозяйки – Евгения Вячеславовна. Краснов, пожелав им хорошего отдыха, куда-то исчез по делам, а в их распоряжение выделил шофера-гида с машиной. Шофер долго путался между «Спасибо», «Пожалуйста» и «Здравствуйте». В конце концов, Андрей и Марина предложили ему перейти на французский.

Как чудесно они отдохнули! Сколько достопримечательностей осмотрели! Старый город на левом берегу Роны. Старинные соборы и парки, зеленые скверы и набережные Женевы. Поездки в Цюрих, Лозанну, Берн. За неделю они привыкли к праздной жизни старинных европейских городов. Им стало казаться, что они давно живут в этом спокойном и благополучном месте, не знавшем войн и разрушений.

Краснова-старшего они видели очень мало. Когда спускались завтракать, его уже не было, обедал ли он дома, они не знали, так как возвращались лишь к восьми вечера на обязательный для всех ужин. Марина с самого начала сообразила, что здесь к столу надо переодеваться, желательно – во что-то новое. Мадам Евгения, как теперь ее называли слуги, и ее дети каждый раз появлялись в парадных туалетах. Хорошо было Андрею: сменил рубашку – и вперед. А ей пришлось выкручиваться, чтобы не опозориться перед мадам и ее челядью. Естественно, Марина не приволокла из Москвы чемоданов с тряпками. Но она не ударила лицом в грязь и составила из одного костюма, одних брюк, джемпера и топика шесть разных нарядов. Виктор Александрович был не слишком разговорчив на этих семейных трапезах, он только спрашивал, как прошел день, но сам ничего не рассказывал, первым вставал из-за стола и уходил в кабинет поработать.

Только в последний день Виктор Александрович освободился от дел и повез всех в горы посмотреть Швейцарские Альпы. Поехали и дети с мамой. На этот раз все они были одеты без изысков: мадам Евгения – в хлопковое платье-сафари, Мари в джинсы и маечку, а Алекс по малолетству – в короткий джинсовый комбинезончик с ковбойкой. Краснов руководил посадкой, он разделил Марину и Андрея, поместив к ним детей. Девочка просто прилипла к Марине, которая взялась учить с ней скороговорки и потешки. «Шла Шаша по шошше», – бойко начинала Мари и заливалась смехом. «Цапля мокла, цапля сохла, чапла чахла…», – и снова хохот.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».