До доследования дело Букаева не дошло: Верховный суд счел, что неполнота следствия – еще не повод для повторного проведения следствия. В апреле 1995-го состоялось повторное рассмотрение дела, уже судьей Почечуевым. На этот раз процесс тянулся долго – свидетели болели и в суд являться не спешили. А когда являлись, то всячески отрицали то, что подсудимый «вымогал у них взятки».

Тем не менее, в июле 1995 года Санкт-Петербургский городской суд признал полковника Букаева виновным в использовании служебного положения. Почечуев посчитал, что «взяткой» действия Букаева назвать все же нельзя, поскольку проверок «Марксиста», где получила комнату его любовница, он не проводил, а была ли поездка Букаева на обыск у Аскерова его личной инициативой, установить не уд ал ось. Но и при таком раскладе суд выразил мнение, что и Аскеров, и Есипов (директор «Марксиста») опасались пусть не конкретных действий Букаева, сколько его служебного положения (в том числе и с расчетом на будущее). Мотив действий Букаева суд увидел не в его «корыстных побуждениях», а «в другой личной заинтересованности». Говоря языком не юридическим – квартирами хотел обеспечить не себя лично, а своих близких. Остальные же деяния Букаева, по мнению суда, выходят за рамки уголовного законодательства и заслуживают лишь определенной морально-этической оценки.

Таким образом, решением горсуда Букаева приговорили к двум годам лишения свободы условно с испытательным сроком. К тому моменту как раз случилась амнистия, под которую подсудимый и попал, вчистую освободившись от отбытия наказания. Но и этим г-н Букаев не удовлетворился и подал кассационную жалобу в Верховный суд, требуя отменить приговор.

Высшая судебная инстанция пошла ему навстречу. Приговор отменили, поскольку сочли, что Букаев действовал как частное лицо, а не сотрудник УБЭП. (Честно говоря, как-то странно, может ли выступать сотрудник правоохранительных органов во взаимоотношениях с поднадзорным ему предприятием как частное лицо?) Букаева восстановили в должности. Правда, под давлением обстоятельств он вынужден был подать в отставку «по собственному желанию». Теперь он судится с журналистами, имевшими неосторожность написать в свое время о его «подвигах»…

Такое вот правосудие.

11 сентября 1996 года прокурор Санкт-Петербурга Владимир Еременко назначил «стрелку» начальнику Военно-медицинской академии генерал-полковнику медицинской службы Юрию Шевченко. Шевченко ехал по городу в служебной «Волге», когда в его машине зазвонил сотовый телефон. Собеседник – а им оказался г-н Еременко – предложил срочно встретиться. Через несколько минут в районе Дворцовой площади рядом с «Волгой» генерала остановилась «вольво», закрепленная за прокурором. Владимир Еременко, не мешкая, пересел на заднее сиденье машины начальника ВМА, а шофер «Волги» вышел размяться. Вскоре на переднее сиденье автомобиля приземлился еще один персонаж, доселе Юрию Шевченко неизвестный. Владимир Иванович представил незнакомца, но генерал не запомнил имени, хотя позже предположил, что третьим собеседником мог быть директор «Северного завода» Герман Гардымов.

Г– н Еременко поведал жуткую историю о том, как под него «копает» УБЭП в связи с квартирой, полученной его дочерью, и попросил у г-на Шевченко помощи и дружеского участия. (В 1993 году дочь прокурора Елена Малярова, получившего тогда назначение в Петербург, несколько месяцев работала санитаркой в ВМА). Участие г-на Шевченко по предложению прокурора заключалось в том) что на бланке академии был изготовлен оформленный задним числом текст ходатайства о выделении квартиры г-же Маляровой. Увы, в спешке авторы «липы» немного ошиблись: фальшивка была датирована декабрем 1993 года, а отпечатана при этом на бланках ВМА, поступивших в обращение только в 1996 году.

По долгу службы прокурору Санкт-Петербурга Владимиру Еременко часто приходится сталкиваться с материалами уголовных дел, фигуранты которых ворочали миллиардами ворованных рублей, десятками квартир и умопомрачительным количеством автомобилей престижных марок. Между тем его должностной оклад невелик (даже скопить на приличную квартиру в Петербурге можно только лет за семь – и то если все эти годы покупать продукты в самых недорогих магазинах и обедать по случаю в какой-нибудь студенческой столовой).

Российская действительность настолько очевидно несправедлива, что трудно предположить, что г-н Еременко ни разу не задумывался о тяжкой прокурорской доле. Возможно, к этим раздумьям прибавлялись размышления о судьбе дочери, избравшей нелегкий путь врача и вышедшей замуж за офицера (офицеры, как известно, тоже не самая обеспеченная часть российского общества). А уж поскольку г-н Еременко с фамилией прибыл в Санкт-Петербург только в 1993-м, то перспективы обустроиться в городе на Неве должны были казаться ему достаточно призрачными. А ведь простые способы разом решить все свои жилищные проблемы миллион раз описывались в материалах тех самых уголовных дел, с которыми по долгу службы прокурору приходилось знакомиться. Кто будет корить его за то, что он не устоял перед искушениями?

Итак, у дочери петербургского прокурора (врача) и ее мужа (офицера) не было ни приличной квартиры, ни перспектив обрести приличное жилье во второй российской столице. «Ну, сами подумайте, разве может сейчас врач или офицер получить квартиру?» – с горечью вопрошал журналистов прокурор на одной из своих пресс-конференций. И лукавил, ибо его собственная практика доказала: квартиру получить может кто угодно, если его родители обладают «весом в обществе», должностью и необходимыми контактами в деловых кругах.

В 1993 году петербургское государственное предприятие «Северный завод» (кстати, то самое, где собирают знаменитые теперь на весь мир ракетные комплексы С-300), возглавляемое депутатом городского законодательного собрания Германом Гардымовым, решило построить жилой дом на земельном участке, который специально для этой цели выделил город. Городу предприятие должно было предоставить 10 процентов квартир в построенном доме, а остальные заселить работниками «Северного завода», которые стоят в городской очереди на улучшение жилищных условий. Выгода города, по задумке, должна была быть двойной: во-первых, за счет очередников из числа работников «Северного завода» сокращалась давно замершая городская очередь; во-вторых, город получал квартиры, чтобы облагодетельствовать еще десяток давно ждущих улучшения жилищных условий семей.

Однако, когда дом был уже достроен и «Северному заводу» пришло время расплачиваться с городом, г-н Гардымов показал себя настоящим рачительным хозяином, искренне озабоченным проблемами родного предприятия: он попросту отказался отдавать городу какие бы то ни было квартиры. Жилищный комитет мэрии возмутился было действиями генерального директора АО и обратился в прокуратуру. По существующей практике, прокуратура должна была бы, действуя в интересах города, обратиться в суд с иском в порядке общего надзора о признании действий г-на Гардымова незаконными. Но этого почему-то не случилось; «Северный завод» сделался собственником всего дома.

И практически тут же две квартиры из дома, построенного на средства «Северного завода», были переданы на баланс по договору инвестирования товариществу с ограниченной ответственностью «Винланд». ТОО, в свою очередь, не стало даже ставить квартиры на свой баланс, а использовало по наилучшему назначению, продав одну из них дочери прокурора Санкт-Петербурга за 2 миллиона (!) рублей.

На самом деле договор инвестирования существовал лишь на бумаге. «Винланд» никакого отношения к строительству не имел, а занимался поставкой на завод продуктов питания. Тем не менее, на основании этого договора ТОО получило в Жилищном комитете справку о собственности на квартиры и уже 4 февраля 1994 года заключило договор купли-продажи с дочерью прокурора. Вторая квартира была включена в обменную цепочку и использована при получении еще двух квартир, одна из которых в итоге досталась свояченице петербургского мэра Анатолия Собчака Ларисе Усовой, а другая – сыну самого г-на Гардымова: коммерсанты никого не забыли и никого не обидели. Разумеется, г-н Гардымов не ставил в известность об операциях с недвижимостью сотрудников своего предприятия, которые в крайнем случае могли бы претендовать на две квартиры, использованные для нужд родни всяких высокопоставленных людей.