Филипп лежал и прислушивался к звукам с кухни.

Данила готовил ужин, шуршал чем-то, стучал, гремел. Филу было интересно. Он задолбался просто валяться в кровати. Даже музыка уже не радовала. Да, он вёл не самый правильный образ жизни, но он редко торчал просто так дома. Где-то обычно зависал, с кем-то общался. А если и оставался в квартире, то играл во что-то, смотрел сериалы. А тут из развлечений только бревенчатый потолок и старые книги.

Но до чтения Ларин пока не созрел. Решил, что раз он поставил себе цель соблазнить Орлова, то надо начинать с малого – втереться в доверие, найти общий язык. Сколько уже можно собачиться.

Поднявшись с койки, он осторожно, чтобы не перегружать спину, добрался до кухни и опустился на диван.

– Чего вскочил? – удивленно и хмуро одновременно спросил Данила, обернувшись через плечо. У Фила уже вошло в привычку наблюдать вот так за ним во время готовки.

– Тебе помочь с чем-нибудь? – Филипп облизнул пересохшие губы. Если честно, помогать он ни с чем не хотел. Но, во-первых, собирался быть хорошим мальчиком для Орлова, во-вторых, одно стало банально скучно.

– А ты что-то умеешь руками, кроме как держать член? – хмыкнул Данила, явно намекая на скабрезные шуточки Ларина.

– Мало что, но зато это делаю виртуозно, – Филипп ухмыльнулся. На самом деле ему нравились эти их перепалки. Даже когда Данила откровенно злился и рычал.

– Тут большого ума не надо, – Орлов закатил глаза и повернулся уже всем корпусом. – Ладно, если не шутишь, то на, порежь лук.

– Серьёзно? – Фил едва не застонал. – Признайся, ты просто мечтаешь увидеть мои слёзы.

– Ты меня раскрыл, – усмехнулся Данила. Он положил на стол разделочную доску, нож и две крупных луковицы. Филиппа передёрнуло. Даже от целых головок шёл ядрёный аромат. А что будет, когда он их разрежет?

А был пиздец.

Слёзы хлынули градом, застилая глаза и делая их абсолютно мутными. Они текли по щекам и попадали за ворот майки. Помимо этого, Фил никак не мог приспособиться к ножу и скорее даже не резал им, а просто рубил.

– Твою же мать! – Орлов подскочил к нему, отнимая орудие пытки. – Да что же ты невдалый такой? Пошли глаза промывать.

Он за руку отвёл Филиппа в ванную, где сунул в руки мыло и включил воду.

– Аккуратно давай, – командовал Данила. – Сначала руки вымой от сока, потом уже лицо.

– Я ничего не вижу, – пожаловался Фил, слёзные железы которого работали на полную мощность. Он не плакал очень давно. Последний раз – на больничной койке от бессилия. И, видимо, жидкости в организма скопилось слишком уж много.

– Свалился, блядь, на мою голову, – выругался Орлов. Он взял ладони Филиппа в свои и помог поднести к крану, даже вылил на них мыло. Дальше уже Ларин справился сам, но этот интимный момент с мытьём рук отозвался внутри чем-то тёплым и безумно приятным.

Не возбуждением, нет. Чем-то другим, незнакомым.

Данила оставил его в ванной, а сам вернулся на кухню. Филипп нормально умылся и глянул на своё отражение. Глаза покраснели, нос распух. Он никогда не умел плакать по-киношному красиво. Несмотря на шикарную внешность, Фил всегда превращался в печёную картошку после слёз. Наверное, потому старался и не реветь лишний раз.

Приведя себя в порядок, он вернулся на кухню. Данила уже закончил с луком и вернулся к основной готовке.

– А…

– Нет, – осадил Филиппа Орлов, стоило тому открыть рот. – Больше я тебе ничего не доверю. Как ещё не порезался, безрукий.

– Я хотел попросить достать пиво из холодильника, – ляпнул Фил, уязвлённый очередной ремаркой в свою сторону.

– Лера сказала, что алкоголь тебе нельзя. Да и сам должен понимать, что с тем лекарствами не шутят.

– Лера, ну, конечно, – Филипп закатил глаза. – Ты с ней встречаешься?

Да, он уже задавал вопрос, но сейчас спрашивал по-другому. Вдруг повезёт?

– Нет, – неожиданно ответил Орлов. И по его тону не было понятно, огорчён ли он таким раскладом.

– А хотел бы? – не удержался Фил. Любопытство грызло его как пресловутую кошку. Всё же ему хотелось прояснить для себя окончательно ориентацию Данилы. Одно дело стучаться пусть и в закрытую, но дверь. И другое – долбиться просто в стену.

– Не твоего ума дело, – уже привычно ответил Орлов. Мудила. Вот прям бесил до чёртиков. – Думаешь, я не вижу, чего ты добиваешься?

– И чего же? – с вызовом спросил Филипп. Он даже невольно вздёрнул подбородок и приосанился. Правда, последнее отдало неприятной болью в спине.

– Я для тебя экзотика, – ответил Данила. Он сбавил электричество под сковородой и повернулся к Филиппу лицом. Подпёр своей шикарной задницей небольшую кухонную тумбу. – Какой-то непонятный мужик посреди тайги. Не кинулся на тебя и твои бабки сразу. Не повёлся на смазливую внешность, как ты привык. Вот и взыграла в тебе жажда получить во что бы то ни стало. Вот только есть одно «но». Будь я хоть геем, хоть натуралом, ты бы меня не заитересовал.

– И почему же? – Фила задело то, что его так легко прочитали. Но смолчать оказалось чертовски сложно.

– Мне не интересны жалкие неудачники без цели в жизни, – припечатал Орлов. Если он хотел этими словами отвадить нерадивого ухажёра, то выбрал верную тактику.

Потому что ударил он по больному.

– А сам-то? – насмешливо уточнил уязвлённый Филипп. Он поднялся с диванчика, оставаться в кухне больше не хотелось. – От кого ты бежишь? Живёшь посреди тайги, продаёшь дрова в двадцать первом веке. Ты не неудачник? У тебя есть цель?

– Ты ни черта обо мне не знаешь, – Орлов разозлился. Видимо, это была и его больная мозоль. Фил отчётливо видел, как заиграли желваки на волевом лице.

– Ой, ну конечно, – ёрничал Ларин. – Ты-то у нас великомученник, а я просто оболтус. Только вот знаешь, ты со своим высокомерием ни черта не лучше меня. Я по крайней мере честен в своих желаниях!

– Ты мне просто не интересен, – ответил Данила таким тоном, что им можно было резать долбанный лук.

– Да пошёл ты, – огрызнулся Филипп и ушёл из кухни.

Вот и поговорили. Вот и побыл хорошим мальчиком.

***

На этот раз к ужину Данила его не звал.

Филипп и не горел желанием. Он лежал на кровати, повернувшись лицом к стене, и пялился в неё. Нет, конечно, в словах Орлова была доля правды. Филипп действительно неудачник, чёртов лузер. Но сам-то Данила не так далеко ушёл, чтобы осуждать.

Снова стало интересно, что у него там такого случилось в прошлом, что стал бирюком и затворником. Может, отцу позвонить?