Сборы на экскурсию в лес. В первом ряду: Валера Веревкин, Таня Солохина. Во втором ряду: Стасик Казаков, Слава Устинов, Ольга Ануварова, Валя Шилова, девочка в платке – не идентифицирована. В третьем ряду: Вася Мальцев, Таня Кирпичникова, Люда Устинова, Люба Шистирова, Оля Женихова, Лена Новикова. В четвертом ряду: Вова Ширяев, Коля Антипин, воспитанник перед ним – не идентифицирован, Рая Хакимова, Марина Бородулина. В пятом ряду: Вася Шилов, Сережа Чикунов, Шамиль Аширов, неидентифицированный воспитанник, Юра Анпалов, Алеша Белянкин, Боря Мартынов, Саша Крылов. Возле кухни – Лена Дудник. Не удалось установить, кто держит метлу
Уличную обувь составляли рядами в коридоре у входных дверей. Сапоги в грязную погоду мыли сами. Для этого на улице, у входа в здание, ставили два больших корыта из оцинкованного железа и рядом клали несколько мочалок на палках. Этой мочалкой, а кто и просто руками или тряпкой, мы отмывали грязь с обуви. Воспитатель проверял и мог отослать домывать. Сушили обувь у двух или трех круглых печей. Топили их дровами. Перед печью лежал лист железа, на который мы приносили дрова из дровяника.
Заготовка дров. На переднем плане Алеша Брыляков, слева видна Люба Шистерова
Утром шли умываться. В специальных деревянных полочках для каждого была своя ячейка, в которой хранились зубная щетка, зубной порошок и полотенце. Про мыло не помню. Зубы чистили только утром – и хорошо, а то бы всю эмаль стерли. Умывальник представлял собой полуцилиндр из оцинкованной стали сантиметров 20 в диаметре и длиной около полутора метров. Снизу из него торчал десяток «сосков». Воду заливали ведрами. Под ним располагалась условная раковина, тоже из оцинковки, такой же длины, только шире. В ней было отверстие для слива грязной воды, через которое она попадала в помойное ведро. По мере наполнения ведро относили на помойку. Один раз в 10 дней ходили в городскую баню около милиции. Насколько я помню, один такой поход был в среду, во второй половине дня. Второй «банный день» попадал на субботу. Для нас, детдомовцев, резервировали специальное время. Мылись голышом, отдельно старшая и младшая группы. Малышей мыли нянечки, а те, кто постарше, управлялись самостоятельно. Гвалт стоял невообразимый. Помню эти тазики-шайки, краны с водой, особенно горячей, деревянные шкафчики для переодевания…
Два туалета для мальчиков и девочек – это деревянные кабинки, кажется, с двумя отверстиями в полу на некотором возвышении. Продукты жизнедеятельности летели со второго этажа ниже первого по шахте приличной высоты, было интересно. Периодически приезжала ассенизаторская машина и откачивала яму-выгреб. Наверное, так было устроено большинство деревянных домов в Осе. Уборщица мыла пол и посыпала вокруг «очка» хлоркой. И сейчас стоит перед глазами белый порошок с резким запахом. Кто «сходит» мимо, того ругали. Не помню, чтобы в туалет скапливалась очередь. Горшков никаких не было.
На ночь перед сном мыли ноги. Наливали тазик с водой, а рядом клали старенькую простыню, каждый раз чистую – ею ноги и вытирали. Наверное, не очень гигиенично, но было так.
Самое интересное было перед сном. Наш воспитатель Надежда Александровна Волкова ставила стул в коридоре между спальнями и читала нам книгу. Кто слушал в своей постели, а кто прямо в одеяле примащивался рядом с воспитателем. Ее ровный приятный голос глубоко проникал в наши детские души. Читали не только сказки Пушкина, но и про шпионов, про пограничника Карацупу, что было захватывающе и вызывало массу ассоциаций в голове. Среди ночи к нам приходила ночная няня с ведром. Она будила писать несколько человек, у кого было недержание. А некоторые сами просыпались и присоединялись к кружку у ведра…
Веселая чехарда. Галя Щербакова и Люда Орлова
В восьмилетнюю школу, бывший острог, ходили строем, парами. В младших классах учились в соседнем одноэтажном здании. Учительнице было трудно с классом в 43 ученика, из которых половина детдомовцев. Но и нам было нелегко: время общения учителя с каждым учеником было очень ограничено. Никакими особенными мы себя в школе не чувствовали, наоборот – это «домашние» были из какого-то другого мира. Видимо, они нас жалели, но мы этого не замечали.
Мы, детдомовские мальчишки, дружили между собой, а «домашние» – своей компанией. Только с Юрой Соколовым я позже подружился. На переменах много бегали, боролись и просто дурачились. Школьной жизнью не интересовались, в какие-то кружки или секции не ходили. Помню, был кружок юннатов, но это было для нас чем-то далеким. Да если бы кто-то и захотел, как его потом домой вести? Нет, после уроков мы стремились домой, в свой уютный и веселый мирок. И если какие-то обстоятельства, например больница, временно вырывали нас из него, то было очень тоскливо.
Я левша, но меня взялись переучивать писать правой рукой. И получилось! Но чистописание перьевой ручкой мне давалось очень тяжело. Вот отрывок из моей характеристики: «Мальчик старательный, но у него есть недостаток – пишет левой рукой». К тому же я еще и дальтоник, не все цвета различаю. И никак не мог понять, что от меня на уроке рисовании требуют. А вот ложку держать и есть я могу одинаково и правой, и левой рукой.
После обеда был «тихий час», на самом деле – часа полтора. Усыпить нас при свете дня было нелегко, галдели, но и просыпались с трудом. Иногда, когда удавалось не уснуть, разговаривали на разные темы. Отлично запомнил, что именно в младшей группе говорили о жизни и смерти. Вовка Старков говорил, что одноклассница Света Б. краше солнца и луны, а мы над ним дружно смеялись. Один раз я даже расплакался: жалел самого себя, что когда-то умру и меня не будет. Потом был полдник – булочка или коржик с киселем или еще чем-то.
С 4 до 6 часов по распорядку дня подготовка домашнего задания. Нас разбили на звездочки по четыре – пять человек. Как только все выполнят домашнюю работу, можно было идти гулять. С троечниками воспитатель засиживалась допоздна, хотя жизнь показала, что некоторые из них по жизни далеко опередили отличников. Нам с Людой Бузмаковой и друзьями в звездочке хватало полчаса, и мы бежали первыми на ГИГАНТЫ, «гигантские шаги» – самое популярное развлечение, которое никогда не пустовало, даже очередь занимали. Это простое незатейливое сооружение, которое почему-то я больше нигде не встречал. Деревянный столб высотой метров пять, вкопанный в землю. На верхнем торце закреплена, видимо, на подшипнике, металлическая крестовина, к которой привязывали четыре веревки. Каждая веревка на конце заканчивалась жестко завязанной петлей, которая, собственно, и служила «сиденьем». Продеваешь эту петлю через голову или ноги под свою попу, а рукой (или руками) держишься за веревку выше петли. Садишься в петлю не лицом к столбу, а боком, чтобы разгоняться вокруг столба. Особо нежные подкладывали себе дощечку или фанерку. Лучше кататься вчетвером, но можно втроем, вдвоем и даже одному. Все разбегаются и при достижении определенной скорости отрываются от земли, изредка отталкиваясь для поддержания полета. Кто полегче – отрывался от земли метра на два! Это сейчас мне ясно, что работала центробежная сила. Делали и так по обоюдному согласию: один человек обгонял другого, и две веревки начинали перекручиваться. Тот, которого обогнали, первоначально был снизу, но потом постепенно взмывал вверх и обгонял своего визави. Тут возникал дополнительный эффект за счет массы партнера, и подъем над землей мог достигать уже, кажется, до трех метров. Покружившись несколько минут в одну сторону, следующий заход раскручивались в другую. Тут уж фантазии хоть отбавляй. Цеплялись друг за друга и крутились на пару, разворачивались головой вниз или параллельно земле и парили в полете, отталкивались от земли вверх, и действительно делали гигантские шаги. Чтобы сменять друг друга, тот, кто первый на очереди, кричал: «Замри!» Все переставали шевелиться. Скорость постепенно падала, и кто первый касался земли, тот и освобождал место. Это я вспомнил сейчас, а вот что еще забыл: веревки иногда обрывались, но серьезных травм не было.
