Глеб нас встретил за углом дома, но не один. С ним уже был Обнорский, которого, оказывается, тоже позвали. Разделившись на две группы, мы вошли во двор с двух сторон.
«Лица» нас сразу же заметили, но убегать не стали. Наоборот, они встали со скамейки и направились навстречу той нашей группе, в которой был Спозаранник. Они все были на одно лицо и напоминали тех самых боевиков с кавказских гор, которых ежедневно показывают в информационных программах по телевизору.
Встретились мы все в центре двора. Обнорский, видимо, посчитав, что люди с такой наружностью читать не могут в принципе, показал им журналистское удостоверение и сообщил:
— Уголовный розыск! Ваши документы!
А Зудинцев добавил:
— Все из карманов на стол!
Это он сказал по привычке, так как в лексиконе настоящих оперов эта фраза стоит на втором месте по частоте употребления после: «Когда зарплату повысят?».
Но если бы рядом даже и был стол, то кавказцы все равно бы не выполнили это требование, так они были поглощены рассматриванием Спозаранника. Кроме него, для них в тот момент на земле людей не существовало.
— Ну что, ишак, попался? Ти думаль, что спасешься от нас?
— Что? — удивленно спросил Глеб.
— Сам знаешь, верблюд! Опозорил нашу сестру, теперь или жениться будешь, или зарэжэм!
— Какую сестру? — В голосе Спозаранника было такое неописуемое удивление, что абреки переглянулись и решили что-то уточнить:
— Твоя «Нива»?
— Моя.
— Значит, ты с нашей сестрой по городу гулял, ночью на лодка по речка катал?
— Что?
— Вах! Он еще спрашивает! — Ребята с гор начинали злиться. — Если был с нашей Айгуль ночью вдвоем, то жениться должен, а то…
— С какой еще сестрой! У меня жена! — возмутился Спозаранник.
— Вах! Так ты уже женат? Это не страшно! Примешь нашу веру, еще раз женишься.
А то зарэжэм!
Разговор приобретал какое-то шизофреническое направление, и Обнорский решил вмешаться, а мне даже показалось, будто он что-то для себя понял. Когда-то очень давно он закончил восточный факультет, поэтому имел кое-какие навыки разговора с восточными людьми. Через некоторое время выяснилось, что они думают, будто бы Спозаранника зовут Андрей, что он известный журналист и три месяца назад гулял с их сестрой Айгуль по городу, показывал ей ночной Питер. А Айгуль оказалась в городе на Неве потому, что учится в Махачкале на журфаке и приезжала на недельную практику. Нашли они его по машине.
Теперь все стало на свои места. Мы вспомнили, что к нам в Агентство действительно летом приезжала на практику Айгуль и Обнорский на самом деле катал ее на машине по городу, а ночью — на прогулочном теплоходе.
Только потом он продал свою «Ниву» Глебу, вот поэтому-то и произошла путаница, жертвой которой стал наш мини-шеф.
Когда это выяснилось, Обнорский сделал чистосердечное признание, рассказав абрекам правду. И тогда их злость моментально переключилась на него. Они принялись ругаться. Но когда выяснилось, что летом в машине, катавшей их Айгуль по городу, были еще две девушки — практикантки из городов России, а на теплоходе еще сотня отдыхающих, они потребовали от Андрея слово мужчины, что он не трогал их сестру. Он дал им слово, и тогда они успокоились, порозовели и принялись извиняться.
— Да ладно, мы все понимаем, закон гор, — примирительно сказал Обнорский. — Но у нас есть одна маленькая проблема. Вы испортили два лобовых стекла на машине нашего сотрудника…
— Нэт праблэма! — заявил старший из братьев. — Сколько?
Спозаранник вытащил из папки квитанции и огласил потраченную сумму. Абрек молча достал кошелек и отсчитал Глебу купюры.
Потом еще было примирение, и горцы поведали нам душераздирающую историю их приезда в Питер.
Все их большое семейство живет в ауле, затерянном высоко в горах. Но в семье не без урода. Их младшая сестренка, вместо того, чтобы стать приличным человеком, то есть хорошо готовить еду, стирать и пасти коз, с детства проявляла интерес ко всякой ерунде. Например, она научилась писать и читать, занималась по старым учебникам алгеброй и физикой. А когда ей исполнилось пятнадцать, она уехала в город, где стала учиться в интернате. В семнадцать поступила в институт. Получала только пятерки, и в конце концов ее направили на практику в Петербург. Дальше известно. Поехала на каникулы в родное село, там похвасталась братьям, рассказала им про поездку, что каталась ночью на большой лодке по реке с мужчиной. Братья, узнав такое, поняли, что род их обесчестен! Ночью с мужчиной на лодке! Оставалось только одно: любым путем вернуть опозоренной семье честное имя.
А пути было два: или заставить неверного жениться на их сестре, или его убить. Они собрали деньги и поехали в Питер.
Приехали на Московский вокзал и стали спрашивать у прохожих, где живет Обнорский. Почему-то никто не знал. Тогда они стали вспоминать, что они еще знают о своем обидчике, и вспомнили, что у него есть зеленая «Нива», на заднем стекле которой наклейка с маленькой мышкой. Это им сестра рассказывала. Они купили карту города и принялись обходить город по квадратам.
Начали с центра и очень скоро, где-то через дней десять, нашли то, что искали. Что последовало за этим, нам уже было известно.
Напоследок мы все получили приглашения приехать в гости к ним в аул и начали прощаться. Когда уже расходились в разные стороны, Спозаранник решил спросить:
— А что это за клей, которым вы бумагу на стекло приклеивали?
— Вах! — сказал один из братьев. — Мы этот клей из мочевого пузыря баранов дэлаэм! Хороший клей, всегда с собой возим, обув клеить. Одын нэдастаток: этот клей в молоке портытся, отходыт!
— Спасибо, — сказал вежливый Глеб, и мы пошли домой.
ДЕЛО О КРЫМСКОЙ ТЕТЕ
Рассказывает Нонна Железняк
"Железняк Нонна Евгеньевна, 32 года, корреспондент отдела расследований. Несмотря на свою задумчивость и рассеянность, иногда склонна к совершению героических поступков.
Это, возможно, связано с тем, что Нонна Железняк считает своим прадедом матроса М.Железняка, произнесшего крылатую фразу: «Караул устал!»
Замужем за корреспондентом отдела расследований Михаилом Модестовым. Сын от первого брака — Денис, семи лет. Недавно родила двух девочек-близнецов, Александру и Евгению, однако, несмотря на положенный декретный отпуск, не хочет прерывать связи с Агентством и жаждет активной деятельности…"
Из служебной характеристики
— Железняк! Ты — дура!
— Да нет… — Спорить было лень да и несподручно. Трудно это делать, когда одновременно моешь посуду и разговариваешь по телефону как паралитик, прижимая трубку плечом к уху. Я хотела найти какой-нибудь компромисс.
— Нет! Ты — идиотка! — Юлька на компромисс идти не хотела.
— Ты меня не понимаешь. Я считаю, что только в этом возрасте поняла…
— Более того, ты — извращенка, — перебила меня Юля.
— Почему, если мне нравится Спозаранник, то я сразу извращенка?
— Только извращенки могут влюбиться в Спозаранника!
Трубка наконец выскользнула из-под уха и шлепнулась в раковину. Юлька захлебнулась. Так ей и надо. Я отключила телефон.
Теперь план по захвату Глеба Егоровича придется придумывать самостоятельно.
Вот уже три дня, как я поняла, что Спозаранник — гениальный инвестигейтор и самый замечательный мужчина в мире. У него глаза такие… С ресницами. Странно, почему я раньше не замечала, что у Спозаранника есть ресницы. Сначала я заметила у него ресницы, а потом поняла, что за железной маской поборника штабной культуры скрывается нежная и чувствительная душа. Понимаю, подозревать в Спозараннике чувства и, тем более, душу до недавнего времени было просто нелепо. Но это не потому, что их у него нет, а потому что Глеб Егорович умело это скрывал, ловко обводя вокруг пальца женскую половину Агентства. В создании многочисленных приказов и инструкций он реализовывал тайное желание опеки своих коллег.