— Ироды окаянные! — не своим голосом заголосила Лиза. — Что ж вы делаете, нехристи?! За что над деточкой измываетесь?!!..

— Пошла отсюда, бабка! — крикнул Вовчик. — Не суйся в чужие дела!

Старушка пригрозила:

— Все расскажу отцу Алексею, он на вас отыщет управу!

Из темноты донесся пьяный смех Савелия:

— У попа была коза через жопу тормоза, он говно на ней возил — через жопу тормозил!

Лиза уже не помнила, как, войдя в сарай, кинулась, не видя на кого и, получив удар ногой в пах, потеряла сознание…

Очнулась она ранним утром, с первыми криками петухов, на своей кровати. Ныл живот, кружилась голова. Она увидела склонившуюся над ней Катю с сильно запудренными синяками на лице.

— Прощайте… — тихо произнесла девушка, — и… спасибо вам за все.

— А где эти… скоты? — спросила Лиза. — Турки немыслимые…

Но Катя, прихрамывая, уже вышла из избы, и тут послышалась громкая музыка, хлопок автомобильной двери, а вслед за ним — удаляющийся рев мотора…

Превозмогая боль в животе, старушка подошла к образкам и, с трудом встав на колени, принялась усердно молиться…

Отец Алексей являлся глубоко образованным, высококультурным, начитанным человеком. Он рос и воспитывался в семье провинциального священника, был точен и пунктуален во всем, что касалось служения Богу. Но не только, — люди стремились к нему, к его удивительной доброте и состраданию, к его стремлению вникать в саму суть их проблем и вовремя помочь, когда молитвой, когда добрым советом, а когда и материально. Однако многие себя вопрошали: почему столь незаурядный священник занимает более чем скромное место в церковной иерархии?

Ответ знал сам отец Алексей, знал, будучи проницательным человеком и хорошим психологом. Нигде не любят умных людей, и церковь в этом отношении исключением не является. Здесь, в общении со старшими по сану, на первом месте стояли, и стоять будут келейная лесть, медоточивость, двусмысленность, отрешенная витиеватость. Эта непременная атрибутика изначально была чужда отцу Алексею, хотя внешне он и стремился ее соблюсти. Что же касалось всяческих подковерных интриг, которыми церковь богата, быть может, больше, чем антикварной утварью, то именно тут отец Алексей был наиболее уязвимым. Его задевала завуалированная непорядочность таких же служителей, как он, их высокопарное лицемерие и ханжество. В общении с Богом священник стремился отрешиться от мирской суеты, но суть скрытых болезней церкви была для него очевидной. Впрочем, по большому счету, то — грехи застарелые. А вот новые реалии…

Он с радостью воспринимал восстановление храмов Божьих по всей Руси, однако блеск и великолепие церковных сановников, их приближенных на фоне глубокого кризиса и повальной нищеты, — коробили священника. Да, вера в Бога необратима, без веры нельзя, невозможно прожить. Но когда высшие иерархи, сытые и холеные, облаченные в золото и парчу, вещают об этом полуголодному народу с телеэкранов, благословляя продажных политиков, отцу Алексею, становилось больно и стыдно. За себя, за российское православие.

Еще в советские времена ему прямо предложили сотрудничать с КГБ. Он отказался, зная, что ничего хорошего такой отказ ему не сулит. И не ошибся. Оставаться самим собой в церкви — суть тяжкий промах. Он прекрасно видел, что большинство служителей так или иначе, работает на КГБ, однако своими убеждениями не поступился. За что и пострадал: карьера просвещенного и дальновидного церковного служителя застопорилась в деревенском приходе. Надежды на нечто большее, на лучшие времена почти растаяли. И вдруг — перестройка, гласность, плюрализм, демократия! Будучи наивным, как любой человек, верящий в справедливость, отец Алексей принял изменения в стране слишком близко к сердцу. В его проповедях и мыслях появилась сначала робкая уверенность, затем твердое убеждение в необратимости происходящего, в качественных переменах к лучшему не только, как полагал он, в государстве Российском, но и в православной церкви. Однако вскоре понял, что изменения эти нужны не столько народу, получившему доступную водку и свободу волеизъявления, сколько власть предержащим. А, собственно, разве всемирная история человечества не является более чем убедительным примером постоянного противоречия богатства и нищеты? Для того и пишутся умные книги. Но голодному — не до чтения. Нищета унизительна, раболепна, она способна сделать человека каким угодно, только не сильным и независимым. Здесь и необходим Господь Бог с его добротой, умиротворением и всепрощением. Пролить живительный бальзам на истерзанные души — это ли не главное предназначение всех религий? Бог — один — это ли не стимул единения всех верующих?

Значит, и служить Всевышнему следует достойно: не искать компромиссов между верой и собственной совестью, благословляя лживых правителей на открытое унижение народа…

Взгляды отца Алексея на совесть, религию и государство были хорошо известны церковным иерархам. Скорее всего, кто-то из них в душе сочувствовал этому человеку, но вокруг имени священнослужителя существовал негласный заговор молчания…

Когда встал вопрос об обращении одного католика в православную веру, у Патриархии поначалу были определенные сомнения, но только поначалу. Ведь просьба исходила от некогда всемогущей спецслужбы, с которой у русской церкви оставались крепкие давние связи. Деликатность вопроса заключалась еще и в том, кто из православных священников сподобится провести такой обряд. Однако, немного подумав, решили поручить это отцу Алексею, — пусть в случае непредвиденных последствий вся ответственность ляжет на него.

Между генерал-полковником Шельмягиным и владыкой Мефодием состоялся краткий телефонный разговор:

— Рад вас приветствовать, дорогой владыка!

— Доброго вам здравия, Василий Васильевич!

— Приятно, что не забываете нас.

— Как же… После стольких лет совместной работы…

— Продуктивной работы, владыка. Вы, полагаю, относительно нашей просьбы?

— Именно так. Кажется, подходящая кандидатура найдена.

— Кто это?

— Отец Алексей.

— А…ваш доморощенный демократ? Кстати, по некоторым данным он собирается баллотироваться в Госдуму.

— Сведения достоверные?

— Вполне. Выбор правильный, владыка.

— Спасибо за понимание, Василий Васильевич. Бог вам в помощь!

Повесив трубку, Шельмягин вспомнил некоего Петра Самсонова, бывшего парикмахера, затем санитара морга, потом ювелира, монаха, заштатного соглядатая КГБ, настоятеля монастыря, а ныне — влиятельного владыку Мефодия. Все происходит в развитии, улыбнулся про себя шеф контрразведки…

С Дмитрия Филдина медсестра Катя сняла, наконец, пластыри и повязки, явившиеся следствием не слишком дружелюбного посещения больного его старой знакомой. Впрочем, как заметил больной, у самой Кати лицо было в кровоподтеках и ссадинах, чего не мог скрыть даже приличный слой косметики.

— Простите, Катюша, кто вас так?

Она пропустила его вопрос:

— Лучше покажите, как вы теперь ходите.

Дмитрий встал с кровати и, сначала опираясь на Катину руку, затем совсем самостоятельно, несколько раз прошелся по палате.

— Я так за вас рада! — воскликнула девушка.

— А я вам очень многим обязан, — сказал Дмитрий. — Только не знаю, чем отблагодарить…

На глазах ее выступили слезы:

— Вчера Поля звонила, справлялась о вас…

— Правда? Спасибо. Мне так неловко… Она куда-нибудь устроилась?

— Пока что нет. Везде требуют рекомендацию с последнего места работы, а здесь… какая уж рекомендация.

— Катя… — спросил он, — почему не хотите мне ответить?

Она взяла себя в руки, став серьезной, неприступной и циничной:

— Что вам от моего ответа… А впрочем, если желаете, могу объяснить. Меня просто изнасиловали.

От изумления он раскрыл рот:

— И вы говорите об этом так спокойно?

— Знаете русскую пословицу: назвался груздем — полезай в кузов?

— Теперь буду знать. Что это означает?