«Да что она, не понимает, что ли?»
— Конечно, кое-какие проблемы существуют… — ответил Филдс, вторично повалив Линду Грейвс на софу из крокодиловой кожи…
Когда они встали, Филдс продолжил начатую мысль:
— Босс как флюгер. Но почему от этого должен страдать именно я? Правда, страдает еще и наше общее дело, однако, по-видимому, это обстоятельство его мало волнует.
— Насколько я полагаю, у тебя все-таки есть проблемы с боссом?
«Умнейшее животное! Нет, она просто невыносима!»
— Линда, что за дьявольщина! Проблемы, разумеется, есть!.. — вскричал он, в третий раз повалив ее на софу…
…Когда они встали в девятый раз, Филдс хотел было поймать вконец утерянную мысль, но Линда его опередила:
— Вот теперь я действительно убедилась, насколько серьезны твои проблемы. Я все улажу, не горюй. Но при одном условии…
«С тобой, пожалуй, станешь измочаленным кочетом, — подумал Филдс. — В этом аспекте старикану можно лишь посочувствовать».
— Ты ставишь условия? И это после того, что между нами было?
— А разве между нами что-то было?
— Послушай, Линда, — сказал Филдс, — я, конечно, не Френк Синатра и не Генри Киссинджер, но если ты надеешься, что во время любви я способен еще и петь о советском экстремизме, то, право, не слишком ли многого ты от меня требуешь?
(Авторская ремарка: через шесть часов фонограмма их разговора будет прослушана доктором Уикли.)
Линда Грейвс сделала несколько торопливых глотков и глубоко затянулась сигаретой.
— Что правда, то правда! Тебе до них далеко. Предлагаю сделку. Хочешь сесть на место Сэма Уикли?
— Предположим, что хочу.
— Без «предположим».
— Хочу!
— Ты должен меня убить.
— С большим удовольствием, но как бы не ошибиться креслом.
— То есть?
— Вместо кресла старины Уикли не очутиться на электрическом стуле.
— Очень просто. В убийстве Линды Грейвс обвинят Сэма Уикли.
— А в некрологе напишут: «Пуля, пущенная Сэмом Уикли из окна кабинета штаб-квартиры ЦРУ, настигла несчастную миссис Грейвс, когда та пила водку в компании Джона Филдса на квартире бразильского дипломата в СССР». Я как очевидец засвидетельствую, что пуля влетела через форточку и, срикошетив от крокодиловой кожи бразильской софы, напрочь укокошила невинную женщину.
— С тобой не соскучишься…
Филдс усмехнулся:
— Когда из нормального человека делают круглого идиота, это всегда интересно. Кстати, каким образом ты собираешься «все уладить», будучи на том свете?
— Сейчас сюда придет Сэм Уикли, — сказала Линда. — Он находится в России по приглашению Общества охраны нерукотворных памятников, а на самом деле — в связи с моим… отъездом. Так сказать, для поднятия тонуса. Джон! Я так несчастна! О каком тонусе может идти речь, когда мне все осточертело! Эта газетная трескотня, безрадостная перспектива одинокой женщины… И все из-за него! Напрасно ты мне не веришь.
— Как я могу тебе не верить после того, что между нами не было?
— Было! Было! Вот, возьми скорее ампулу с цианистым калием и положи мне в рот, как только сюда заявится этот противный старикашка под видом участкового врача для поднятия моего тонуса. Ты запрешь его в квартире, и он будет обвинен в убийстве. Слышишь, кажется, чьи-то шаги за дверью?!.
Филдс раздавил ампулу и запихнул ее в выразительный рот Линды Грейвс. По квартире разлился запах горького миндаля. Линда, закатив глаза, окаменела с сардонической ухмылкой на лице.
— Врача вызывали?
— Пожалуйста, доктор, проходите.
— Что это за амбре?
— Цианистый калий.
— Кто-то отравился?
— Вашей догадливости можно позавидовать. Отравилась шпионка.
— Что ж она так?
— Да так вот. Мне вас придется здесь запереть. Вместе с отравленной.
— Это еще зачем?
— Предсмертная хохма. Я займу ваше место.
— Мое место?
— Да. Стану выписывать РЕЦЕПТЫ ОТ РУССКОЙ ИНФЛЮЭНЦЫ.
— Где отравленная шпионка? Не возражаете, если мы сначала ее вылечим, а затем сдадим властям?
— Не возражаю, если мы поступим и в обратном порядке. Линда, ты где?
— Я там же, где пила водку. Мне уже лучше…
— Вот видите, доктор, что бы мы без вас делали!
Врач подошел к Линде и стал расстегивать пуговицы на ее батнике.
— Оставьте меня, Блекмен! — крикнула Линда Грейвс. — У вас и раньше это получалось не слишком грамотно, как, впрочем, и все последующее. Джон, налей мне еще водки. Все прошло на высшем уровне — с боссом у тебя не будет никаких проблем.
— Доктор, или как вас там, — сказал на прощанье Филдс, — можете сходу положиться на миссис Грейвс, причем в буквальном смысле, если вам неймется от собственных проблем. Однако в том, что они у вас действительно серьезны, ей необходимо убедиться не менее девяти раз кряду. Славься, комедия дель арте!
Спускаясь в лифте, Филдс вспомнил известное изречение Сенеки: «Корпус фемина есть шокинг», что в его, Филдсовой, интерпретации звучало как: «Чем приметнее формы их, тем страшней содержание».
Противный старикашка Уикли выскользнул из рук Джона Филдса, так в них толком и не побывав.
* * *
«Милый Вадик! Кролик пришелся к столу. В маринаде он удивительно вкусен, а с миндальной подливой просто кулинарное чудо. Его белое мясцо — самого высокого качества. Если бы повар не торопился, а кролик не лягался, было бы еще вкуснее.
Ваша Ольга Кукишзон».
После дешифровки:
«Босс! Филдс оказался надежным парнем. Проверка с т. н. цианистым калием это подтвердила. Его мужские качества заслуживают самой высокой оценки. Если бы недотепа Блекмен не спешил, а Филдс не был столь резок, инсценировка могла выглядеть совсем натуральной.
Ваша Линда Грейвс».
«Дорогая Ольга Кукишзон! Рад, что кролик понравился. Как только прибудете в Родные Пенаты, скажу вам все, что думаю о вас и об этом кулинарном чуде.
Ваш Вадик».
После дешифровки:
«Подлая тварь! Теперь я знаю, чем приворожил тебя 6407. Ты поставила под сомнение мое мужское естество, за что и получишь сполна, как только возвратишься в Лэнгли.
Твой Вадик Уикли».
* * *
«Что такое трикотаж в жизни человека?» — написал директор трикотажной фабрики первую строку своего доклада, да призадумался, а мысль в мозгу держал. На ту беду… директор обложился словарем Даля, Большущей Энциклопедией для Юношества и «Справочником начинающей швеи-мотористки». Н-да, звучит слишком обыденно и малоубедительно. «Что такое трикотаж в жизни коллектива?» Уже лучше, но опять-таки нет охвата. «Что такое трикотаж в жизни этнической популяции?» Совсем не глупо, но не хватает философского обобщения на молекулярном уровне, меткой политической закваски. «Что такое трикотаж в жизни всего прогрессивного человечества, борющегося за независимость и территориальную целостность земного шара?» Вот это подходяще! Доклад назывался «Народное трикотажное достояние» и подготавливался к прибытию на фабрику почетного гостя из Южного Вьетпунга.
Когда-то фабрика числилась в передовых, выпускала нижнее белье по заниженным ценам, но те времена канули в лету. Фабрика перебралась из кирпичного здания в ветхий сарайчик, попробовала было выпускать верхнее белье по завышенным ценам, но и здесь потерпела фиаско. А в кирпичном здании расположился НИНИ МЕНЯ (научно-исследовательский номенклатурный институт межведомственных единичных нетипичных явлений), объектом исследований которого и стала трикотажная фабрика. На материалах о трикотажной фабрике, ее производственной проблематике в НИНИ МЕНЯ за какой-то месяц было защищено семь докторских и пятнадцать кандидатских научных диссертаций. Так что же такое трикотаж в жизни человека? В НИНИ МЕНЯ знали ответ на этот вопрос лучше, чем где-либо еще.
