Я боялся заниматься сексом со Стейси с тех пор, как обнаружил, что ее влагалище преследует призрак.

Когда мы впервые встретились, я не заметил, что ее вагина была одержима. Казалось, все в порядке. Даже лучше. Это было здорово! По крайней мере, первый год. Но когда мы обручились, и она переехала ко мне, я заметил странные звуки, исходящие от нее, пока она спала.

Сначала я подумал, что это она храпит. Потом я подумал, что где-то в доме остался включенный телевизор. В темноте слышались голоса, шепот, потом смех. Потом плач. Потом вой. Звуки были приглушенными, но, казалось, становились все яснее и яснее с каждой ночью.

– А где же Лиза? – как-то вечером я спросил Стейси.

Она моргнула и проснулась.

– Что?

– Я слышу голоса. Со стен, – сказал я.

– О… – сказала она.

– Я серьезно, – ответил я.

– Это не от стен, – сказала она. – Это исходит от меня.

– От тебя?

– Изнутри меня, – пояснила она, стягивая одеяло и указывая на свою промежность.

Я фыркнул.

– Послушай, – сказала она, притягивая мою голову к себе на колени и прижимая мое ухо к своей вагине.

Это было все равно что слушать океан в волосатой раковине.

– Ты играешь! – воскликнул я. Она хихикнула. Это была шутка.

Но потом я услышал… Голос внутри нее.

Я не мог разобрать слов. Женщина плакала, бормотала что-то на непонятном языке. Потом она закричала мне в ухо, и я выскочил из-под ног Стейси. Моя девушка рассмеялась, прищурив темно-карие глаза.

– Какого черта! – закричал я.

– Я же говорила! – сказала она.

– Что это?

– Призрак, – сказала она.

– Что?!

– Я одержима, – произнесла она, дотрагиваясь до влагалища и улыбаясь.

– Как туда попал призрак?

– Не знаю, – ответила она. –Этобыло там в течение длительного времени.

– Почему бы тебе не сделать что-нибудь с этим? – спросил я.

– Что я могу сделать?

– Понятия не имею… Позвать священника?

– А что сделает священник? Повесит там крест и изгонит духов?

– Возможно…

– На самом деле, это не так уж важно. Я к этому привыкла.

– Как…

– На самом деле, мне даже нравится.

Я нахмурился, глядя на парусник на стене позади нее.

– Да, – сказала она, положив ноги мне на колени. – У кого еще есть вагина с привидениями? – она расправила куст лобковых волос и раздвинула губы, чтобы рассмотреть его. – Другие мои парни считали, что это сексуально.

Она улыбнулась, и я покачал головой. Мне это показалось отвратительным. Но тот факт, что я боялся ее влагалища, казалось, заводил ее.

После этого она занялась со мной любовью. Для нее это был самый дикий секс в нашей жизни. Она прижимала меня к себе, посасывая мою запекшуюся нижнюю губу, просовывая мой пенис в ее призрачные области и получая удовольствие от ужаса на моем лице. Но для меня это был самый неловкий секс в моей жизни. Клянусь, в ту ночь я чувствовал в ней что-то странное. Призрачное дыхание на кончике моего члена.

Но, мы были безумно влюблены! Я даже не думал оставлять ее из-за ее призрачной вагины. Она значила для меня все. Я любил ее так сильно! (Это означает бесконечно).

Я был поглощен ею с того самого дня, как мы встретились. Мы были незнакомцами, которые каким-то образом заснули в городском автобусе вместе, моя голова лежала у нее на коленях, ее вьющиеся каштановые волосы окутывали меня, как одеяло, горячее дыхание щекотало затылок. Когда мы проснулись, она сказала: "Это было уютно", и я улыбнулся ей. Она была очень высокой, особенно для азиатки. Почти на фут выше меня. С шелковистыми вьющимися волосами и в крошечных овальных очках.

Потом она сказала, что у нее дома есть уютная кровать, если мы хотим продолжать спать. Я согласился. Я думал, она хочет секса. Всю дорогу домой мои глаза блестели, пытаясь спрятать эрекцию под пальто. Но на самом деле ей просто хотелось спать. Было уже поздно. Мы оба работали в смену. Мы вошли в ее квартиру-студию, пол которой был покрыт грязным бельем, и разделись до рубашек, нижнего белья и носков. Она была права. Это определенно была удобная кровать. Это была самая большая и пушистая кровать, в которой я когда-либо был. Всю ночь она прижимала меня к себе, как плюшевого мишку. Мы даже не знали имен друг друга, но это был один из самых приятных моментов, которые я когда-либо проводил с другим человеком.

На следующее утро мы представились друг другу.

– Стив! Я ненавижу это имя! – воскликнула она, вскакивая с кровати и направляясь к кухонному столу. – Я ненавижу его!

Сквозь футболку я видел ее шоколадные соски. Она, должно быть, сняла лифчик ночью.

– Извини, – сказал я.

– Ха-ха! – сказала она, поедая "Лаки Чармс" из коробки.

– Когда ты хочешь сделать это снова? – спросила она меня.

Я пожал плечами.

– Сегодня вечером? – предложила она.

Я кивнул, натягивая штаны.

На пути к двери, она сказала:

– Встретимся в автобусе.

Три недели мы спали в одной постели. У нас не было секса. Мы не целовались. Мы не снимали больше одежды, чем штаны. Мы просто спали.

Разговоры были короткими. Мы не ходили ни на какие свидания. Мы так и не узнали друг друга. Это было просто спальное место. Для нее я был просто игрушечным животным с бьющимся сердцем.

Но в конце концов мы разговорились. Я узнал, что ее любимая еда – фаршированные виноградные листья, а ее любимые фильмы – все русские. Она родилась в Таиланде, но была усыновлена богатой афроамериканской парой еще до того, как научилась ходить, и провела большую часть жизни в престижном пригороде Лос-Анджелеса. Она провела десять лет в университете здесь, в Портленде, получая степени по всем предметам, которые могла получить. Карьера ее не интересовала. Ей просто нравилось учиться новому, и родители платили за все, пока ей не исполнилось тридцать. Вот тогда-то ее и уволили, и ей пришлось бросить учебу, чтобы найти работу. К сожалению, ее ученые степени по философии, истории, русскому языку, антропологии, психологии и гуманитарным наукам были бесполезны на рынке труда, поэтому она работала в одном из хипстерских магазинов одежды в центре города. Именно тогда она решила, что ее настоящей страстью в жизни был дизайн одежды, и с тех пор она копила деньги, чтобы вернуться в колледж.

– Я никогда не ходил в колледж, – сказал я ей.

– Никогда? – спросила она.

– Я пытался стать музыкантом. Я пел и играл на гитаре. Я хотел быть как парень из “Soul Coughing”. Но после 10 лет в никуда – я сдался. Толпе я просто не нравился. Ночные клубы перестали приглашать меня на шоу. Я продолжал играть свою музыку в ночь открытого микрофона в Produce Row, но в конце концов ушел. Меня тошнило от отсутствия аплодисментов. Меня тошнило от людей, которые игнорировали меня, разговаривали за своими столами, как будто меня там не было. Это была пустая трата времени.

– Музыка делала тебя счастливым? – спросила она.

– Да, – ответил я.

– Тогда это не было пустой тратой времени, – сказала она.

И тогда я понял, что люблю ее.

После этого я несколько месяцев не понимал, что она влюблена в меня. Она всегда говорила, что я симпатичный и маленький, но это ничего не доказывало. Терьер тоже милый и маленький, и я хотел, чтобы она любила меня больше, чем терьера.

День, когда я узнал, что она любит меня, был первым днем, когда мы занялись любовью. Мы гуляли в кварталах парка, возле Музея искусств, разговаривали о музыке. Она сказала мне, что хочет построить терменвокс и создать группу. Я спросил, могу ли я быть в ее группе. Она отказалась. Она хотела сыграть Шуберта и Дебюсси на терменвоксе и сказала, что я не подхожу. Потом мы говорили о том, как она планировала дать представление “Термен Смерти и Девы”, и как она хотела включить его в репертуар.