Мне захотелось спросить, каким образом он принудил их служить ему так долго, но я не решилась. Зато я спросила у Лиама, с ним мы общались все чаще.

Ответ меня поразил – никто из них не работал у Деуса насильно, потому что оказывается намного безопасней находиться в этом доме, чем за его чертой, где смертные являются постоянной добычей. Нейл далеко не самый жестокий хозяин, в отличие от других Деусов, и, хотя он и внушает ужас своим подчиненным, он не трогает их, если не нарушаются неписаные законы этого дома. Тогда, как в других особняках слуги меняются постоянно, потому что являются не только обслуживающим персонажем, но и развлечением хозяев. Едой.

Мне было страшно спросить, что происходит с теми, кто нарушает правила в этом доме. Ни для кого не секрет, что в подвалах особняка содержатся сотни людей для разных нужд хозяина, но эта тема никогда не затрагивается. Как они могут мысленно отстраняться от этого? Как могут настолько хладнокровно закрывать глаза?

А потом понимала, что они не знают ничего другого, они впитали это с молоком матерей, выучили столетиями рабства и подчинения, где не существовало даже малейшего шанса на изменения. Они считали Божьей благодатью прислуживать Нейлу и оставаться в живых, пытались пристроить своих близких в то место, которое давало хоть малейшую гарантию безопасности. Они выживали, как могли. В ошейниках и на коленях. И если ошейники были материальными, и я видела их на шее каждого из слуг, то на коленях они стояли перед ним ментально, ползали и целовали носки его сапог. Я понимала, что стоит Нейлу щелкнуть пальцами, и они станут на колени по-настоящему. А я? Я готова стать перед ним на колени?

Увидев, что от скуки я схожу с ума, Лиам устроил мне экскурсию по всему особняку, начиная с верхних этажей и заканчивая нижними. Сама бы я точно там заблудилась потому что дом походил на лабиринт и, словно намеренно, приводил меня туда, куда приходить нельзя. Та часть дома, куда имел доступ только Нейл и несколько доверенных слуг. Раньше я в ней не бывала, так как даже не подозревала о её существовании. Лиам привел меня сюда, чтобы сказать, что это запрещенный сектор. Хозяин приходит в бешенство, если кто-то даже просто крутится рядом, не то что входит туда. Многие сильно пострадали за свое любопытство, и Лиам искренне не советует мне приближаться к этому сектору.

Как интересно устроен человеческий разум, точнее мой собственный, я не могла думать больше ни о чем другом, кроме как об этом секторе, ключи от которого были только у Лиама и у Сильвии. Точнее не ключи, а пластиковая карта с отпечатками пальцев хозяина. Потому что тяжелая дверь открывалась лишь тогда, когда к маленькому дисплею возле замка прикладывался этот своеобразный ключ.

Меня пожирало любопытство, один из самых противных моих пороков. Я, не переставая, мысленно возвращалась к сектору снова и снова, строя самые разные предположения о том, что там могло находиться. Больше всего мы хотим узнать тайны того, кого боимся, словно в надежде получить оружие против своего страха или, наоборот, понять, чего именно стоит опасаться больше всего. Но не всегда стоит избавляться от страха, потому что он и есть тот самый инстинкт самосохранения, благодаря ему, мы избегаем ситуаций, которые могут привести нас к смерти. Природа заложила в нас этот механизм, и он идеально работает в моменты опасности.

Ночью, когда все звуки в доме стихли, я вышла из своей комнаты, наведалась к Мие и …сама не заметила, как пришла в ту самую часть дома. Я долго рассматривала круглую ручку под дисплеем и, как и любой, кто стоит перед закрытой дверью, попыталась ее открыть. Повернула несколько раз, но дверь, естественно, не поддалась.

Я услышала позади себя шорох и быстро обернулась, спрятав руки за спиной, прислонившись к двери, и в этот момент послышался характерный щелчок открывшегося замка.

Вздрогнув от неожиданности, резко отскочила, и мои глаза расширились от удивления. Дверь отворилась. Дыхание участилось, и я инстинктивно захлопнула ее обратно. Несколько секунд смотрела на ручку. Потом протянула пальцы и прижала их к дисплею. Снова сухой щелчок, и меня пронизало током, в горле резко пересохло. От догадки пульсировало в висках, но я не могла в это поверить – закрытый сектор дома открывался и от моих отпечатков пальцев. То есть я могла входить в эту часть здания, и никто, кроме Нейла не мог разрешить мне доступ.

Трещина внутри…та самая, она стала больше, осыпались первые осколки выстроенной мною брони. Те самые осколки безопасного страха. Трудно продолжать бояться того, кто, как оказалось, доверял тебе…

Выдохнув, перешагнула порог и затворила за собой дверь.

Я словно попала в другое измерение. Потому что здесь меньше всего было черного.

Эта часть дома пестрела, пусть и приглушенными, но совсем иными цветами.

Сиреневый, голубой, синий, белый…Пастельные тона, которые так безумно нравились мне самой. Я зашла в одну из комнат и замерла – она напоминала мне мою собственную спальню в нашем со Стефом доме. Я сама выбирала для нее дизайн, сама покупала шторы, краску для стен, ковер и тумбочку у кровати. Нет, здесь не было полной идентичности, но такое впечатление, что ее обставила именно я, именно в моем вкусе и именно для себя. Захотелось попятиться назад и быстро захлопнуть дверь. Потому что это похоже на сюрреалистический кошмар. Я подошла к столу, отодвинула ящик. Аккуратно сложенные вещи. Нижнее белье, косметика, украшения.

Открыла одну из коробочек, и мозг пронзило молнией, я даже поморщилась от боли. На бархатке кольцо, похожее на змею, чье тело усыпано очень мелкими драгоценными камнями. Но не оно само меня поразило, а воспоминание…Когда-то давно, после аварии, в больнице я заметила светлые полосы на своем безымянном пальце, такие, которые остаются если очень долго, не снимая, носить украшение, часы, цепочку. Когда кожа загорает на солнце, а снизу остается след. Так вот на моем пальце был след, похожий на очертания этого самого кольца.

Протянула руку и взяла дрожащими пальцами перстень, надела на палец и сжала руку в кулак – подходит идеально. Быстро сняла и положила обратно. Захлопнула ящик.

Еще одна спальня…с огромной широкой постелью, застеленной так же черным шелковым бельем. Осмотрелась по сторонам и судорожно вздохнула, увидев на спинке стула тоненький халат, словно еще вчера сброшенный кем-то. Тонкая красная ткань сверкала, как зарево, на черной деревянной спинке. Поддавшись порыву, я взяла ее в руки, поднесла к лицу, пальцы разжались, и халат бесшумно лег пятном у моих ног, подняла и повесила обратно.

Ощущение, что я влезла туда, куда лезть не имела права, не покидало. Но остановиться уже не могла. Открывала ящики стола, и каждая находка шокировала все больше и больше. Женские предметы туалета, крема… и засушенные цветы в одном из ящиков. Семнадцать, и каждый из цветов словно «моложе» своего соседа, последний вообще еще свежий, хоть и завядший. Это не могло быть правдой. Монстр не мог собирать все эти цветы, ровно столько, сколько, по его словам, я отсутствовала. Но факт оставался фактом. Еще одна маска? А под ней?

Почему-то последнее напугало меня больше, чем все, что я «видела» в нем до этого. Нас пугает то, что мы не понимаем, и я понимала все меньше и меньше.

В последнем ящике я нашла медальон, подняла за цепочку и нажала на кнопку сбоку. О Боже! У меня задрожали руки, и я почувствовала, как по спине поползли мурашки, от затылка до копчика – там внутри на портрете было мое изображение.

Моложе лет двадцать, с распущенными волосами, с блеском в глазах и нежной улыбкой на губах. Я улыбалась тому, кто делал этот снимок. Не просто улыбалась я светилась счастьем. Так смотрят влюбленные женщины на того, кого обожают и им отвечают взаимностью.

Рядом с медальоном стопка свернутых вчетверо квадратов бумаги, когда я развернула один из них, я чуть пошатнулась и сжала записку в ладони. Моим почерком там было выведено его имя…