Однако наиболее ценным для Ануфриева стало известие о самом воинском формировании, в которое все они по воле случая попали служить. Оказалось, что их ждёт судьба разведчиков, даже больше того – диверсантов. Женя раньше с предубеждением относился к слову «диверсант». Но, как выяснилось, существуют и хорошие диверсанты – те, что на стороне добра. Такими диверсантами и предстояло стать всем пятерым.

При получении обмундирования кто-то из новобранцев поинтересовался:

– А когда же на фронт?

Этот вопрос, конечно, беспокоил всех, но у большинства хватало благоразумия не произносить его вслух. У Евгения – тоже, после того как он узнал некоторые подробности. Но в любом коллективе всегда найдётся человек, который по наивности выскажется за всех.

– На фронт? – переспросил интендант. – Это ты, дорогой, слегка торопишь события. У вас впереди ещё месяца три напряжённой учёбы и подготовки. Фронт… Ишь ты! – усмехнувшись, мотнул он головой.

Дальнейшие вопросы были излишними.

Домой Женя завалился с охапкой военной одежды. Ему не терпелось похвастаться перед сестрой обновками, но Шуры дома не оказалось.

Он надел галифе, гимнастёрку, не без усилий натянул сапоги, глянул на себя в зеркало и обомлел. Перед ним стоял совершенно другой человек – статный, элегантный, красивый. Потом ещё приладил пилотку и убедился, как же всё-таки форма преображает внешность.

Женя решил безотлагательно наведаться к старшему брату. Не только предстать в новом обличье, но и получить своеобразное благословение, поскольку относился к Ивану как к отцу.

Подпоясавшись ремнём, он вышел из дома. Было немного непривычно. Необношенное обмундирование при ходьбе доставляло неудобства. Ноги в дубовых ещё сапогах плохо сгибались, а гимнастёрка в некоторых местах натирала. Несмотря на обычное в таких случаях смущение, Женя старался выглядеть непринуждённо. Привычно здоровался с соседями, каждый из которых отпускал в его адрес комплимент и долго провожал восхищённым взглядом. Кто-то цокал языком:

– Солдат…

Местных мальчишек вообще пришлось шугануть за слишком активное внимание к его персоне. Но самая большая сложность, с которой столкнулся красноармеец Ануфриев, – это встречи с такими же, как он, военными. Воинскому приветствию он пока обучен не был, да и стеснялся. Поэтому, завидев человека в погонах, пытался спрятаться за спины гражданских. Иногда это удавалось, иногда с трудом, и тогда ситуация становилась нелепой. Но служивые, видя новичка, делали вид, что не замечают его неловкости, возможно, потому, что и сами когда-то были такими же.

И ещё одного не учёл новоиспечённый боец. Его маршрут пролегал через Красную площадь, а каждый военный при прохождении мимо Мавзолея обязан был отдать честь вождю мирового пролетариата. Ануфриева выручило то, что на площади из военных он оказался не один. Приметив, как козыряют в сторону Мавзолея остальные люди в погонах, он тоже приложил правую ладонь к головному убору. Казалось, в этот момент вся площадь смотрела только на него.

Опустив руку, Женя неловко огляделся – никому до него не было дела.

Брат, открыв дверь, в полумраке парадной явно не признал родственника. Он некоторое время смотрел на человека в военной форме и не мог понять, что тому надо.

– Женька, ты, что ль? – наконец проронил Иван.

– Не Женька, а красноармеец Ануфриев!

– С ума сойти! Встретил бы на улице – не узнал бы. И так редко тебя вижу, а тут ещё в форме. Ну, удивил, братец, ничего не скажешь!

Он посторонился, давая Женьке войти в квартиру.

– Проходи, проходи. Дай-ка я тебя получше рассмотрю. А повзрослел-то как сразу. Форма тебе явно к лицу. Зина! – позвал он жену. – Иди-ка, глянь на этого вояку!

– Ух ты, да это же наш Женька! – Невестка тоже не смогла сдержать удивления.

Они обнялись.

– Давай-ка мы с тобой его накормим и расспросим, что да как, – предложил Иван.

За столом Женя навернул порцию голубцов и, довольный, откинулся на спинку дивана.

– Ну так что? Куда попал? – Старшему брату не терпелось узнать, в какие войска угодил младшой.

– Диверсанта из меня будут делать, – гордо заявил Женя. – Я им так и сказал в военкомате, что на меньшее не согласен. Ну, сам посуди, на лыжах хожу бойко, стреляю метко. Я в тылу этим немцам такого шороха наведу!

– Ты серьёзно? – Брат принял всё за шутку.

– Серьёзнее некуда, – сказал Женька уже не таким игривым тоном. – Попал я, брат, в особые войска. Только эта новость не для разглашения, сам понимаешь. Поднатаскают нас как следует и зашлют в самое вражеское логово. И будем мы эту гидру фашистскую изнутри душить.

– Вот оно как. А я уж было подумал, разыгрываешь ты меня. Самому-то не страшно?

Женя немного растерялся от такого вопроса.

– Вот ты меня сейчас спросил, – ответил он, – а я ведь над этим вопросом даже не задумывался. Пока не думаешь, не страшно. Наверное, лучше и не думать. – Он немного помолчал и вдруг словно опомнился: – А знаешь, с какими ребятами мне выпала честь служить! Элита! Лучшие из лучших! К нам так просто не попадёшь! Мне такой отбор пришлось пройти!

– Да я уже понял всё об этом отборе, – Иван усмехнулся. – Если тебя с твоим пальцем в диверсанты записали.

Женя внезапно сконфузился.

– Да ладно, всё прекрасно понимаю. Время сложное. Ускоренный набор. Да и ты там своим перстом не особо размахивал. – Брат всегда как в воду глядел. Что-то утаить от него было невозможно.

– Так ты одобряешь? – Хотя Женя для себя уже всё решил, ему было важно слово брата.

– Воюй, конечно. Защищай державу! Самое последнее дело – в тылу отсиживаться. Я бы и сам не прочь, да кто ж меня отпустит.

Это была правда. Работа Ивана была связана со строительством секретных объектов. Это потом Женя узнал, что его брат трудился сначала инженером у Микояна, потом вместе с Курчатовым строил атомный реактор, после войны был заместителем председателя Госстроя СССР, а затем заместителем министра строительства предприятий угольной промышленности СССР. Ездил по обмену опытом за границу. Такого уровня специалистов на всю страну было раз-два и обчёлся. И сегодня его передовая, конечно, была здесь, в Москве.

– Ну так какие планы теперь у красноармейца Ануфриева?

– За красноармейца Ануфриева теперь думают другие. Сам он уже планов не строит. Пока сидим в Москве. А дальше – куда пошлют.

– Ты хоть сообщи нам о своих передвижениях. По крайней мере, через Шуру.

– Обязательно!

Они обнялись, и Женя, довольный этой встречей, пошёл на прощальное свидание с Тоней.

– Какой ты, Женька, красивый в этой форме! – восхитилась Тоня.

Они опять долго гуляли. Подруга не просто держала его под руку, а как можно сильнее прижимала к себе его локоть и даже изредка склоняла голову на плечо. Она явно испытывала гордость перед окружающими за своего парня.

– Ну чего ты всё вздыхаешь? – не выдержал Женька.

– Ой, боюсь я, вдруг что случится. Война всё-таки…

– Да не бойся ты, дурочка. Ничего со мной случиться не может.

– Это почему же?

– Заговорённый я! Поняла? – Женя сам не ожидал от себя таких слов. Просто захотелось успокоить девушку, вот он с ходу и выпалил первое, что пришло в голову.

Тоня, ошеломлённая признанием друга, смотрела на него с явным недоумением. Он решил, что раз сказал, то останавливаться уже нельзя:

– Да-да, меня бабка в деревне одна заговорила. Теперь ни нож, ни пуля меня не берут.

– А почему ты раньше мне этого не говорил?

– Да как-то речь не заходила, – продолжал он придумывать. – Да и не придавал я этому особого значения, пока однажды не проверил силу заговора.

– Расскажи! – потребовала Тоня.

– Связался с дурной компанией. Но вовремя одумался. А законы в преступном мире знаешь какие? Если ты решаешь покинуть банду, тебя убивают.

Тоня в ужасе хлопала глазами. Он едва сдерживался, чтобы не засмеяться.

– Вот и меня решили убрать. Только ничего у них не получилось – нож сломался! Вот тогда я первый раз и вспомнил бабку-ведунью. После этого ко мне уже не лезли.