========== Глава первая ==========

На восемнадцатый день моего заточения в сотнях наложенных друг на друга камнях прямоугольной формы я стал догадываться, что что-то не так. Меня спросили: «Который сейчас день?», я не понял вопроса. Затем спросили: «Ты помнишь, сколько ты уже тут?», я решил, что любой звук, вырванный из моей глотки, будет ложью и бессмыслицей, и решил не делать этого. Тогда сказали: «Ты здесь уже восемнадцать дней, Хэчан». Я решил запомнить, что восемнадцать дней. Но я так и не понял, как они считали.

Тут называют днем время, когда сквозь прозрачную пленку, встроенную в камень, летят потоки желтого цвета. В такие моменты кожа и внутренности начинают бугриться, чувствуешь себя хорошо. Но в отличие от окружения глаза погружаются во тьму. Кажется, они не любят яркий желтый цвет. Таких «дней» было девять. Откуда взялись еще девять я не понял.

Передо мной возникли вещи. К ним можно было прикоснуться, но на ощупь они были перемолотым деревом. Их было много, может быть даже штук восемнадцать. Спрашивали: «Можешь сказать, что это такое?». Я мог, я умею производить звуки. Показали первую вещь, спросили: «Скажи, что на этой картинке?». Забавно, как умеют придумывать странные описания для всего. Но я понял, что надо откладывать в память то, что произносят, и потом выдавать, когда на глаза попадается что-то похожее. На картинке было чувство, когда грудь начинает подниматься чаще, и в нее изнутри сильно бьет. Затем было что-то, что раньше мне на глаза не попадалось. Затем было много того, для чего я не мог сообразить описание. Надо признать, что у меня это плохо получается, у них лучше. Потом было то, что крепко держит вместе. Остального не помню. Затем были новые вещи, «картинки», сразу много. Из перемолотого дерева они стали липучкой, а вещи на них были похожи на меня по строению. Спросили: «Ты узнаешь что-нибудь, Хэчан?». Одна картинка была как зеркало. Остальные были ни на что не похожи.

- Эй, привет, что делаешь?

От неожиданности Донхёк чуть не выронил свой планшет и резко посмотрел в сторону нарушителя его шаткого спокойствия. Его глаза в этот момент были наполнены напополам страхом и сомнением.

- Ну, я… так… - попытался оправдаться Донхёк, чтобы не выдать себя, но при этом лишь усугубляя свое положение.

- «Ну, я… так…» - передразнил его парень, после чего захихикал, что звучало очень забавно по мнению Донхёка, хотя он бы никогда не позволил себе признаться в этом.

- Ченлэ, ведешь себя так, будто бы у тебя много свободного времени и нет долгов по физике, - произнес тот, убирая в это время с соседнего стула свой огромный рюкзак.

- Ай, больно сейчас было, - не переставая улыбаться ответил ему тот, падая на освободившийся стул, - ты же пишешь, да? Признавайся!

Донхёк взглянул на него с долей раздражения, пододвинул к себе коробочку с ланчем и открыл ее, выуживая оттуда вкуснейший сэндвич, которым он, конечно же, не собирался ни с кем делиться. Откусив первый кусочек, он продолжил:

- Не выдумывай там себе ничего, лучше сходи купи покушать, а то все твои любимые эклеры разберут.

- Да поздно, - вздохнул тот, опираясь подбородком на свой кулак, - уже разобрали.

На что Донхёк лишь усмехнулся и подложил наслаждаться своей маленькой, хоть и вынужденной трапезой.

Они с Ченлэ были, ну, нельзя сказать, что лучшие друзья, но на данный момент с ним Донхёк общался больше всего. Как так получилось, сказать сложно, просто как-то встретились на школьной вечеринке, как-то разговорились, ну и как это обычно бывает, слово за слово, начали общаться. Донхёк уже сто раз пожалел, что признался ему в самом начале их общения, что он хочет стать писателем, ибо тот воспринял это как-то уж слишком серьезно, и стал кидать ему всякие ссылки на статьи и интервью разных писателей, критику на недавно вышедшие книги и все прочее. Никогда раньше в своей жизни Донхёк не был настолько близок к литературе.

Ну и еще он теперь вечно просил «помочь» ему с сочинениями по литературе. «Помочь» в данном случае равнялось «напиши за меня, хён, пожалуйста», и Донхёку было бы точно лень, если бы не тот факт, что он уже писал все эти сочинения год назад. И поэтому он просто отправлял ему свои старые работы, говоря при этом, конечно же, что написал специально для него. Ну а что? Учителя у них все равно были разные, так что никто бы не сообразил. Ченлэ был благодарен, правда иногда его благодарность принимала особые формы.

Как, например, неделю назад, когда он, активный участник студсовета, надоумил своих коллег устроить в школе литературный конкурс.

- Кстати, если ты все-таки пишешь, то советую поторопиться, потому что дедлайн уже через неделю.

- Я помню, - совершенно не думая о том, что он говорит, произнес Донхёк.

- Ага, значит я был прав! – воодушевленно ответил младший и несильно ткнул своего хёна кулаком в плечо.

- Ой, отвали, пожалуйста, - состроив до невозможности раздраженное выражение лица, Донхёк одарил своего друга недовольным взглядом.

Однако в следующий момент его взгляд уцепился за одну фигуру, плавной походкой, никуда не торопясь вплывающую в эту шумную и хаотичную столовую, и его сознание перестало воспринимать что бы то ни было вообще. Он поддакнул на слова Ченлэ, который вроде как собрался уходить искать Джисона, и продолжил наблюдать за тем самым парнем, нарушившим привычный ритм всего окружения Донхёка.

Ченлэ встал из-за стола и хотел еще что-то сказать на прощание Донхёку, но, заметив, куда, а точнее на кого он смотрит, решил в кои-то веки промолчать.

***

Когда желтый свет сменяется черным, и я ощущаю, что более не могу передвигаться, то мое тело ищет мягкую, плоскую поверхность и соединяется с ней. В такие моменты я вижу всякое. Вещи, картинки, разные цвета, дни. А еще я вижу душу. Она принимает форму, похожую на мою, и излучает чувство, схожее с тем, которое испытываешь днем.

Окружение, которое я вижу с закрытыми глазами не похоже на то, что я вижу с открытыми. Оно просторно и бесконечно, глубоко и бездонно. Душа всегда бывает рядом со мной, но я никогда не могу ощутить ее. Она близка и далека, как окружение за прозрачной пленкой. Кажется, в моей памяти есть подходящее описание: другие описывали это свободой.

Душа проходит мимо, она смотрит на меня, а затем выбрасывает меня из своих глаз.

Донхёк просыпается, подскакивает на своей кровати и бежит к столу, чтобы скорее записать мысли, пришедшие к нему во сне. На часах четыре утра. Он еле разбирает время сквозь слезы, проступающие от постоянного зевания, и яркого желтого света, озаряющего его комнату.

Ему жарко, он очень хочет пить, но вместо того, чтобы спуститься на кухню и взять воды, он падает на кровать и закрывает лицо руками. Этот рассказ сведет его с ума. А если нет, то это сделает тот самый парень, имени которого Донхёк даже не знает.

Он думает, что тот наверняка перевелся к ним недавно, потому что он ведь никогда его раньше не видел. Практически каждый день он борется с желанием спросить у Ченлэ о нем, хотя, казалось бы, что в этом такого… Но нет.

Ложиться спать снова уже нет смысла, поэтому Донхёк берет телефон, просматривает сообщения от Ченлэ, статьи, снова статьи, подборки с книгами с интересной развязкой, мемы и в конце сообщение, которое окончательно заставляет Донхёка проснуться.

«кстати! один мой знакомый хён устаивает крутую вписку с субботы на воскресение. я сказал что приду с другом и я имел в виду тебя а не джисона. отказы не принимаются :3 там будет марк, это тот самый парень на которого ты пялился вчера в столовой. чмоки :*»

Твою ж…!

Донхёк буквально стонет в голос, потому что с появлением Ченлэ его жизнь превратилась в какой-то сплошной кошмар. Дав себе предварительно пятисекундную паузу, он собирается с мыслями и делает следующие выводы: того парня зовут Марк, он слишком очевидно на него пялится, он сможет увидеться с ним в субботу, его лучший друг – сволочь. Последнее он все-таки вычеркивает и, переворачиваясь на другой бок, пишет ответное сообщение о том, что он понятия не имеет о том, кто такой Марк, и никуда в субботу, конечно же, не пойдет.