И тут я отчётливо вспомнил её недавние слова: «Неужели ты не понимаешь, что мы на пороге развода».

Весь остаток ночи я провёл, глядя на жену. Она спала без одеяла, её волосы разметались по подушке. Я вспомнил вчерашний разговор и подумал, что осталось тринадцать дней.

Повернул её лицо к себе и поцеловал спящую.

– Это вместо доброго утра, – сонно произнесла она и обняла меня. – Давно ты так меня не будил.

– Помнишь, ты говорила о разводе.

Я почувствовал, как жена напряглась.

– Сейчас не самое лучшее время, когда мы не знаем, где наш сын.

– Я не о том. Лишь хотел сказать, что нам ничего не мешало: полюбили, поженились. Нам не угрожали ни болезни, ни ожидание скорой смерти, ни нищета. Нам есть где жить. Никто не запрещал нам жениться. Никто из нас не женат на ком-то другом…

– Ты спал этой ночью? – тревожно спросила она. – Мы вообще-то женаты друг на друге.

– Об этом я и говорю. Мы не крадём, не поступаем подло и бесчестно, нам повезло полюбить и пожениться.

– Повезло? – она чуть привстала. – Нам повезло уже как семь лет… Подло, бесчестно… Я от тебя таких слов раньше не слышала. У тебя появилась любовница?

Я застыл. Как бы тяжело ни было в последние годы брака, о таких вещах я даже не задумывался.

– Не отвечай. У тебя настолько изумлённое лицо, – улыбнулась жена.

– Я принесу тебе кофе. Там же есть кувшины и печь.

Жена кивнула. Я подошёл к двери и чуть не врезался в закрытую ширму. Комната изменилась, уменьшившись в пространстве.

Я в растерянности повернулся к жене.

– Этой двери вчера не было, – показала она на другую стену. – И окон стало больше.

Была ли дверь или не было, я точно сказать не мог. Но верил наблюдательности жены. Я отодвинул ширму. Ещё одна комната, которая вела на кухню.

– Дом сам меняет планировку?

– Или я ходил во сне и случайно что-то сдвинул.

Мне не хотелось говорить о том, что мы здесь не одни.

– Сейчас вернусь, – сказал я и отправился на кухню. Шёл в задумчивости, не глядя под ноги. И, разумеется, упал, когда пол стал ниже.

– Всё в порядке? – донесся голос жены.

– Да, чан свалился, – желание признаваться в своей рассеянности отсутствовало напрочь. Но я представил, как жена покачала головой.

Я умылся над деревянным умывальником. Налил два кувшина в чайник и поставил их на глиняную печь. А вот за кофе пришлось снова идти к машине.

На улице было свежо. Я чувствовал, как вымокла трава. Роса блестела, словно осколки стекла. Вокруг было бесконечное поле. Потухшие фонари как будто утратили искусственную природу и стали подобием рядом стоящих деревьев.

Наша машина у дома казалась чем-то лишним, делающим пейзаж футуристическим. Я вспомнил слова из книги: «Кстати, благородные доны, чей это вертолёт позади избы?».

Я доставал кофе, думая о том, что жена бы ещё вчера взяла всё разом – что может понадобиться не только перед сном, но и при пробуждении. Закрывая дверь, я увидел, как из леса выходят двое и идут по тропинке к дому. Они шли, не торопясь, и даже в их шагах было что-то общее, в том, как они наклоняли головы, внимая друг другу. Иногда он легонько обнимал её за осиную талию, она поворачивалась, и на её лице расцветала улыбка, а глаза теплели. Казалось, в этих взглядах застывала вечность, и время становилось ненужным.

Я завидовал этим двоим. Хотя, в отличие от них, мог быть с тем, с кем хочу.

Они шли по росистой траве босиком, одетые лишь в кимоно.

– Красивая река, – сказал Номура.

– Значит, она? – улыбнулась Котано и прижалась к нему.

Он поцеловал её волосы и бросил взгляд куда-то в сторону. Они стали обходить дом по правую руку, а я с банкой кофе двинулся за ними. И лишь тогда заметил, что в окне, которого ещё вчера не было, замерла моя жена. Она, не отрываясь, смотрела на неспешно проходящую парочку.

– Простите! – её крик оглушил меня, словно выстрел. – Вы не видели маленького мальчика, светленького, с голубыми глазами?

Я остановился. Ну вот и всё, они обернутся и увидят нас, и мы ее досмотрим этот сон. А возможно, они просто исчезнут.

Но влюблённые шли дальше, нежно прижимаясь друг к другу, и под их ногами хрустела жёлтая листва. Вместо страха я испытал радость. Я узнаю окончание истории! На лице появилась улыбка.

Жена непонимающе смотрела на меня.

Я не нашел ничего лучше, чем потрясти жестяной банкой и сказать:

– Через пятнадцать минут будет кофе.

– Если здесь вообще есть время, – резко ответила жена и, прежде чем захлопнуть импровизированные ставни, крикнула: – Посмотри на свои часы!

Я взглянул на циферблат: вместо обычных стрелок был секундомер. Секунды таяли. Быстро прикинув в уме цифры, я сосчитал минуты, часы и затем дни.

Дней оказалось двенадцать.

Влюблённые уже завернули за дом. Я ускорил шаг, больше не опасаясь спугнуть их.

Позади дома на двух деревьях висел гамак. Там они и устроились, покачиваясь в такт ветру.

– Я хотела тебе сказать, чтобы ты не чувствовал вины, – начала Котано. – Мы не только из-за твоей семьи убежали… Отец отказался бы от меня и, выгнав бы из дома, пустил бы по миру. Он лишил бы меня всего. Нам негде было бы воспитывать нашего сына.

Я присел на корточки и положил руки на голову. Вспомнил, как холодными вечерами мы встречались с женой после работы и не спеша шли домой самой длинной дорогой. Хлопьями падал мягкий снег. Снежный покров блестел, словно обсыпанный разбитыми ёлочными игрушками. Мы набирали холодный снег в ладони и мазали им лица друг друга, целовали холодные губы, согреваясь горячим дыханием, и казалось, не было никого – ни женщины, спешащей с работы домой, ни детворы, играющей в салочки, ни смуглого местного дворника с лопатой, который напоминал Сизифа в бесполезной попытке убрать снег.

Я любовался снежинками в мягких волосах жены, она гладила меня по щеке и, прижимаясь, целовала в шею. Я поднимался первым – в небе блекло висел полумесяц – подавал ей руку и мы, все в снегу, в забавных шапках, как два меховых зверька, шли дальше. По дороге заходили в магазин, покупали чай или специи для глинтвейна.

В доме мы отряхивались, словно два ньюфаундленда, только что вылезших из воды. Смеясь, она садилась на тумбочку. Я присаживался на колено и стаскивал с неё сапоги. А потом мы целый вечер пили чай или глинтвейн, говоря о всяком-разном, шутя ни о чём; я лежал у неё на коленях, она медленно гладила меня по волосам. Смотрели, как за окном бушует метель… А мы в тепле, пьём чай или горячее вино. И она уже переоделась – в мою рубашку и белые носочки.

У нас красные щёки и носы. Нас бросает в жар от горячего. Мы постепенно оттаиваем. И прошедший день кажется счастливым…

А у них нет своего дома, и не будет. И они влюблены и счастливы. Ценят каждую минуту той жизни, к которой я давно привык и, возможно, устал от неё.

Я услышал глухие звуки, будто вздрагивала земля. Обернувшись, увидел, как на горизонте поднимается пыль. И только потом различил всадника. Он летел на всех парах, пригнувшись, и хотя до дома оставалось ещё порядочное расстояние, до меня донёсся хрип лошади. Одежда всадника была вся в пыли, лицо потемнело. Я подумал, что он загнал не одного коня. Позади раздались неторопливые шаги. Влюблённые уже выходили из-за дома, и Номура неторопливо опоясывался мечом. Котано шла следом, отставая лишь на пару шагов.

Номура вышел навстречу всаднику и с презрительной усмешкой сложил руки на груди. Тот резко остановил коня и в секунду спешился. В следующее мгновение он холодно поклонился. Номура ответил лёгким кивком.

– Родители госпожи прислали меня, чтобы поговорить с ней.

Номура чуть повернул голову в сторону любимой. Та подошла к нему и прошептала:

– Он слуга отца, не воин. Я хочу узнать, что ему велели передать.

Номура отступил на пару шагов, не уходя.

– Госпожа, вы знаете, хоть я и служу вашему отцу, но я и ваш преданный слуга, – торопливо прошептал он и низко поклонился. – По воле долга…