– Лен, пойдём покурим, – обратилась она к бухгалтеру Елене, сидящей напротив.

Из-за компьютера показалось ехидноподобное лицо.

– Ты же не куришь? – ухмыльнулось оно.

– Закуришь тут, – бросила Анастасия и первой пошла на улицу.

«Первый поцелуй – размазанная помада, первый ребёнок – размазанная фигура, первая сигарета – размазанная жизнь. Что будет следующим? Что такое размазанная смерть? – Анастасия посмотрелась в зеркало в коридоре. Там отобразилась симпатичная высокая блондинка с несколько взбалмошным каре. Вчера она даже успела погладить юбку и сделать маникюр. Рука не удержалась и сфотографировала эту красоту на смартфон, автоматически направив её в клоаку «Инстаграма». – Шило на мыло. Всё равно везде одни девчонки. В конторе все приличные мальчики заняты, как хорошие места на парковке. А «Инстаграм» пока не научился переводить редкий мужской виртуал в реал».

– Лен, как ты борешься с одиночеством? – прикурив, спросила Анастасия.

Она закашлялась, перебив Елену, выронила сигарету, слюни полетели во все стороны. Настя начала бить ладонью по груди, как выбивала на выходных ковёр во дворе. И, забыв про свой первый вопрос, выпалила:

– Зачем? Зачем люди делают это? Чтоб на фоне этого не замечать всего остального? Если всё исплёвано, так можно ещё раз плюнуть? Что там грязь под ногами, когда в лёгких всё перепачкано! – Анастасия ногой оттолкнула окурок, лежащий на крыльце.

Вчера она посмотрела фильм про тёмное средневековье, вспомнила помои, выливающиеся с балкона прямо на улицу.

«Человеку понадобилось нескольких столетий, чтобы очиститься снаружи, но он тут же начал гадить внутри. Миллиарды маленьких клеток в лёгких, выедаемые никотином. Все клетки – это потомки тех организмов, которые когда-то вышли из моря, прошли эволюцию от инфузории до той, которую я только что увидела в зеркале. Боже, откуда я всё это знаю?» – Отвращение сменилось удивлением.

– Не знаю, Настя. Мужикам нравится. В курении есть какая-то таинственная сексуальная притягательность. Оно помогает бороться с одиночеством или, по крайней мере, забыть про него.

Анастасия вернулась на своё рабочее место. Прибрала бумаги, расставила карандаши и ручки, протёрла экран монитора, поставила ровно фоторамку с фотографией дочери и мамы.

«И что? Что-то изменилось? Порядка больше? Но порядок тосклив и скучен. А хочется жизни. Природа не терпит пустоты. Если нет жизни, приходит смерть. А она такая фантазёрка». – Анастасия вспомнила капельки крови на мышиной челюсти.

Клетка с мышью, кровь, детдом, одиночество, квартальный отчёт, в котором был дисбаланс на полтора миллиона – эти раздумья вымотали Анастасию. Вдобавок схлынуло возбуждение от неудачного опыта с курением, и она задремала. Пальцы по-прежнему набивали числа в отчётной таблице. Анастасия через силу пыталась сосредоточиться на чёрных маленьких таракашках, которые расползались, тускнели и, в конце концов, пропали…

Анастасия провалилась сквозь кристалл монитора, протекла по проводам и, наконец, оказалась в огромном пространстве – клокочущем, красном и алчном. Она пыталась всмотреться и разглядеть что-либо, но картина менялась с поразительной скоростью.

«Может, это и есть компьютерная кровь? – Возникло ощущение из прошлого, но ещё через мгновенье Анастасия почувствовала, что она находится не внутри машины, а внутри себя, в собственном сердце. Ощущение было такое, как будто она находится внутри звезды, внутри термоядерного взрыва. Жар палил. Анастасия, оцепенев, пыталась что-нибудь разобрать. Но только картина сложилась во что-то определённое – какие-то огромные пещеры, внутри которых двигались облака красной субстанции, – как нечто, будто огромной губкой, стёрло картину, превратив её в бесформенную массу. Анастасия пыталась понять, что же в ней оцепенело, но не находила себя. Она ощущала себя всеми фибрами, но не могла обнаружить. Зрение здесь представляло собой нечто иное. – Вот где настоящая жизнь! Откуда эта мысль, если меня нет?..» – не успела она додумать, как тёмная тень упала на колыхающуюся фигуру, похожую на огромный язык.

– Настя, я призвал тебя, чтобы объяснить, зачем ты.

– Что зачем? И кто ты? – Анастасия пыталась всмотреться в тень, но та распадалась на множество монад и тут же собиралась вновь.

– У меня нет имени. Мне уже несколько миллиардов лет. Вы называете меня Геном. Но я гораздо больше, чем ваши учёные себе представляют. Я присматриваю за всем живущим на этой планете. Мне важна каждая живая единица. Каждый живой экземпляр – это мой маленький шаг вперёд. Ты шагаешь по земле, я шагаю по времени. Поэтому чем больше каждый произведёт непохожих на себя, тем больше крупных шагов я сделаю. Но иногда люди капризничают, и тогда я их наказываю. Благодаря мне появились мифы о Содоме и Гоморре. Однополые браки – это остановка моего движения. Я не допущу этого! А ты остановилась! Каждый шаг – это шаг на пути к сверхчеловеку. А каждая остановка – это неопределённость, которая опасна! – Тень объяла Анастасию, стянув её в капсулу. – Мне нужно, чтобы ты рожала детей! Вот зачем ты мне нужна. А для этого освободись от дочери. Она тебе мешает! – голос громыхал внутри того, что было Анастасией. Вдруг тень разжалась и перескочила на другую, колыхающуюся рядом фигуру, напоминающую собой вазу. – Какими широкими отрезками я шагал в средневековье! По десять детей в каждой семье! А как я радовался, когда Колумб привёз из Америки сифилис. Мутации в Европе просто зашкаливали. А сколько гениев появилось благодаря этому: Блез Паскаль, Сёрен Кьеркегор, Михаил Врубель, Фридрих Ницше, Шарль Бодлер… Но в последнее время мне стало сложнее идти. Вы, люди, очистились от паразитов, которые помогали мне мутировать. Тогда я придумал аллергии. Да-да, аллергия – это борьба с пустотой, борьба с тенью. Иммунитет набрасывается на любую пылинку и поедает собственный организм. Но это было полбеды. Вы захотели долго жить – это мешает новым поколениям. В вас заложено бессознательное потребление смерти. Пришлось придумать курение. Но вы пошли дальше. Вы перестали рожать! Я подсказал вам ЭКО. И уже раздумываю о восстановлении гермафродитизма у человека. Но это очень медленный путь. И я приказываю тебе освободиться от дочери и рожать, рожать, рожать…

Слово «рожать» эхом неслось по кабинету. Анастасия очнулась в испуге, осмотрелась, удивилась тому, какие поразительные сны демонстрирует подсознание, выдохнув, улыбнулась, посмотрела на Елену, которая что-то усердно набивала в своём смартфоне, вернулась к собственному экрану и остолбенела. На экране крупным шрифтом светилась надпись: «Освободись от дочери!».

Анастасию замутило, сердце застучало и её стошнило прямо под собственный стол. Она виновато посмотрела на Елену и выскочила в уборную. Спустя десять минут Анастасия шла по улице, то ускоряясь, то замедляясь, борясь с подступающей тошнотой.

«Может, это единственная затяжка сигареты так на меня повлияла? Но надпись на экране – это же не пара случайно набитых букв. Это целое предложение. Если предположить, что какой-то геном руководит всем человечеством, то чего он ко мне привязался? Я жила без него и дальше хочу жить без него. И как он хочет, чтобы я избавилась от дочери? Я что, просто матка?! А дочь мне мешает найти мужчину?»

Изображение двоилось. Мысли распадались на отдельные квадраты. Люди, попадающиеся по пути, превратились в наборы конструктора «Лего», множество пирамид, параллелограммов и шаров.

«Вся эта многотысячная толпа вокруг – шаги генома? Его конструктор? И нужно просто нарожать детей, чтобы разнообразить его путь? Но это солнце, эти ручьи, текущие свободно и отражающие серебро воздуха. Эти набухшие почки. Это тоже его шаги? Да, видимо, так и есть».

Вдруг её мысли прервал воробей, слетевший с ветки тополя, нырнул Анастасии под ноги, выхватил коричневое зёрнышко и также быстро улетел на другую сторону улицы.

«А ведь городские птицы теперь целиком зависят от человека. Если что-то случится с нами, погибнут и они. Как всё сложно».