Так дело не пойдет.
Снова беру Агату на руки и кладу на рядом стоящую скамейку. Нахожу ключи, подхожу к двери, открываю и …жду?
Ага, спящую на скамейке Агату. Вот я осел!
Бросаю дверь, которая с глухим ударом, разрезая ночную тишину, тут же закрывается. Беру бывшую жену на руки и несу к подъезду. Держу Агату одной рукой и коленкой ноги, а второй рукой пытаюсь открыть дверь. Это чертовски сложно и неудобно. Мышца в руке забивается и начинает неконтролируемо вибрировать, и сейчас я искренне готов придушить свою спящую бывшую супругу, все равно она ничего не почувствует.
Наверное, кто-то святой увидел мои мучения и сжалился надо мной, потому что в одно мгновение отрывается подъездная дверь и из него показывается голова в косынке. Этот кто-то является моей соседкой со второго этажа, и она, далеко не святая. Та еще главная сплетница района.
– Лень, ты что ль?
– Я, я, баб Галь, открывайте, – Агата хоть и худая, но держать расслабленное тело одной рукой, знаете ли, ощутимо, при том я и сам не трезв.
Старушка широко открывает дверь и пропускает нас с Агатой.
– Что-то давно тебя не видно, сынок. Уезжал куда? – ну как же без вопросов. – А это Агатка что ль?
Баб Галя всматривается в лицо Агаты, у которой неэстетично открыт рот. Эх, сфотографировать бы, но третьей руки не имею.
– Она, баб Галь, –иду к лифту. – Ага, уезжал, на Кубу. – Практически на полном серьезе отвечаю я, а самому ржать хочется неимоверно.
Бабулька оббегает меня вперед и нажимает кнопку лифта. Вот спасибо!
– А что это с ней?
– Пьяная, – говорю, как есть я. – Да еще и с мужиком застукал.
Я же ведь должен получить компенсацию за все эти неудобства?
Баба Галя распахивает глаза и прижимает ладонь ко рту, осуждающе качая головой.
–Вот девки непутевые пошли. Мужик в Тверь, жена в дверь. Тьфу, срамота.
Баб Галя последний раз бросает брезгливый взгляд на спящую Агату и направляется к лестнице, а я захожу в лифт.
Довольный результатом, жму носом кнопку этажа и чувствую несказанное удовлетворение.
***
В квартире пахнет алкоголем и едой.
Двигаюсь в известном мне направлении спальни и укладываю спящую красавицу на кровать. Снимаю с нее туфли и свой пиджак, отношу вещи в прихожую, а потом иду в ванную мыть руки. Оглядываю помещение на наличие следов присутствия мужчины: в стаканчике одна зубная щётка, а на полочках куча бабских принадлежностей. Открываю навесной шкафчик и нахожу в нем мужской бальзам после бритья. Ожидаемо, меня должны напрячь найденные мужские улики, но я расплываюсь в широченной улыбке и удовлетворенно улетаю в воспоминания:
однажды я предложил Агате свой бальзам после бритья, когда закончился ее. А потом я стал замечать, что мой стал слишком быстро заканчиваться, а от Агаты частенько попахивать ментолом и эвкалиптом. Мы лежали в постели, а меня накрывало стойким ощущением, будто я сплю с мужиком, а не с женой.
Прохожу на кухню и понимаю, почему в квартире стоит алкогольный фан: коробки с недоеденной пиццей свалены на столе, а на столешнице и в мусорном ведре несколько бутылок вина. Вот значит, как и где девчонки начали отмечать наш развод, до приезда в «Галактику».
Убираю коробки в мусорный мешок, собираю пустые бутылки, открываю окно, чтобы проветрить. Любопытство берет надо мной верх, и я заглядываю в холодильник: сыр, творожки, кефир, пачка фиников, колбасная нарезка, яйца и молоко. Не густо, но в репертуаре Агаты. В шкафах кастрюли и сковороды стоят так, как в последний раз расставил их я.
Заметил еще в Загсе, как она похудела. Мои внутренности сжимаются в тугой узел, который давит в груди. Я чувствую себя скотским хозяином котенка, которого несколько лет отогревали, откармливали, а потом выбросили голодать и скитаться. Мне хочется взять эти чертовы кастрюли и наготовить еды для ее тощего, прозрачного тела. «Но теперь это не моя забота, она сам так захотела», – напоминаю себе.
Бесшумно прохожу в гостиную и включаю напольный торшер. Осматриваю комнату, все на своих местах, кроме совместных фотографий. Я не живу здесь уже 2 месяца, а прожил три года. Не могу сказать, что эта квартира стала мне родным домом, ведь я не успел к ней привязаться. По большей части за эти годы я промотался по командировкам, а эта квартира была просто местом, куда я возвращался, чтобы переспать, принять душ и переодеться. Куда ближе была наша старая однушка, в которую мы въехали сразу после свадьбы. В ней мы действительно были счастливы, в маленькой тесной однокомнатной квартирке, с чугунной ванной и линолеумом на полу, с собственноручно поклеенными обоями и выложенной дешевой плиткой в санузле.
Этой квартирой занималась Агата самостоятельно. Дизайнерский ремонт, дорогая мебель, интерьерные решения – все это не сделало нас счастливее, ведь основного в этой квартире не было – согласия, уюта, того самого очага, которого так настойчиво нам желали на свадьбе.
Слышу, как Агата начинает беспокойно стонать. Захожу в спальню и наблюдаю за трепещущей на покрывале Богиней. Она бормочет что-то нечленораздельное и начинает кашлять. Боже правый, не хватало мне еще в самую первую безбрачную ночь караулить пьяную бывшую жену и держать ей тазик. С ума сойти, Игнатов ты собрал сегодня полное комбо!
Сбегаю в ванну, беру наш единственный таз и ставлю рядом с кроватью. Мне не улыбается стоять так всю ночь, а коньяк и два часа ночи берут свое: глаза тяжелеют, а тело наливается свинцом. Неконтролируемая зевота пытается расшевелить мой засыпающий мозг, но сил на сопротивление все меньше и меньше. Обхожу кровать с другой стороны, вытаскиваю из-под Агаты покрывало и ложусь рядом. Я всего лишь хочу прилечь, ведь если ей станет плохо, я услышу. Я не собираюсь спать, мне нужно только горизонтальное положение, чтобы…
6. Агата
Мне так хорошо и комфортно, будто я завернута в теплый кокон из хлопка. Я не в силах открыть глаза, но точно знаю, что дома. Пытаюсь вспомнить, на каком этапе меня выключило. Последнее, что помню – это как я танцую, а дальше пустота. Кажется, я много выпила, но прислушиваясь к своим ощущениям, не чувствую головной боли, разбитости или головокружения. Только хочется пить и почистить зубы.
Постепенно ко мне начинают возвращаться органы чувств: запах, до боли знакомый, пряный, с насыщенным хвойно-цитрусовым оттенком и успокаивающим ладаном, сандалом и мускусом. Мммм, мой любимый Bleu de Chanel. Дальше включаются в работу органы осязания и кожей я чувствую тепло, которое начинает распространяться сзади, со спины, и вибрациями передается по всему телу, покрывая его мурашками. Мне приятны эти тактильные ощущения, хочется прижаться сильнее, что я и делаю, прижимая свою пятую точку к источнику тепла.
– Игнатова, не ерзай.
Голос, такой хриплый, такой знакомый, обволакивающий, одновременно успокаивающий и возбуждающий. Говори, прошу тебя, говори. Мне нравится тонуть в этом голосе, запахе и тепле, поэтому я сильнее жмусь к мужу, ощущая своим задним местом горячую твердость.
Стоп. К какому мужу?
– Агата, черт возьми, я же не железный.
Леон?
Резко распахиваю глаза и переворачиваюсь на 180 градусов, сталкиваясь с ухмыляющейся физиономией своего бывшего мужа.
– Игнатов, какого черта ты делаешь в моей постели? – вскакиваю и сажусь в кровати, прикрываясь покрывалом. Потом приподнимаю его и убедившись, что одежда на мне, перевожу взгляд на Леона.
Засранец лежит, закинув руки за голову, прикрытый пледом в области бедер, и широко улыбается. Игнатов- ровно тот случай, когда, просыпаясь, он выглядит так, будто и не ложился: слегка взъерошенные волосы, придающие хулиганский и расслабленный вид, абсолютно свежее, непомятое лицо и здоровая чистая кожа. Мне страшно представить, как в данную минуту выгляжу я. Но с другой стороны, я же у себя дома, во-вторых, я к себе в постель никого не приглашала, по крайней мере я надеюсь на это, потому что в трезвом состоянии я этого не делала уж точно, а в остальном действует «золотое правило похмелья»: не помнишь – значит не было! Ну а в -третьих, Игнатов– это …ну это Игнатов, бывший муж, который видел меня разной.
