*

— Вась! — позвал я приятеля.

Василий сделал вид, что не слышал. У-у, сволочь!

— Вась!

Игнор.

— Ну Вась!

— Чего тебе? Если ты ещё раз спросишь про сколько будет сто пятьдесят плюс сто пятьдесят, то я тебе вмажу! — злобно и достаточно громко ответил Василий.

Я расстроился и отвернулся. Ну ладно, не очень-то и хотелось.

Ольга Дмитриевна, которая прямо сейчас вела линейку и рассказывала про распорядок дня, нахмурилась и посмотрела в нашу сторону. Однако, заметив, к кому Василий обращался, решила ничего не говорить. У меня тут уже появилась своя репутация.

— Эй, новенький, — внезапно ко мне обратилась Алиса. Она так меня кликала просто из вредности.

— Эй, Джаггернаут, чё как? — ответил я приветствием на приветствие.

— Тебя правда из комсомола выгнали?

— Ага, — я улыбнулся. — Я около часа рассказывал нашей вожатой о грибе-Ленине, а вместо этого получил такую награду.

— Чего? — Алиса получила подтверждение своей информации и улыбнулась, но причина такого наказания не дошла до неё, так что мне пришлось пояснить.

— Гриб это Ленин. Ленин это гриб! Ты знала? Хочешь, расскажу? Хочешь? Хочешь? Хочешь?

Алиса рассмеялась. Не уверен, что она хоть что-то поняла, а смех без причины — признак дурачины, о чём я и хотел ей сообщить, как меня грубо и бесцеремонно прервала Ольга Дмитриевна.

— Так! Алиса, Семён! Что вы там смешного в моей речи заметили! Может, выйдете сюда, всем нам расскажите, мы вместе посмеёмся!

Алиса покраснела и опустила голову. Я же с гордо поднятой головой вышел из строя и встал рядом с Ольгой Дмитриевной. Та явно не ожидала, что её стандартный приём по пристыжению — интересно, есть ли такое слово? — нерадивых пионеров не сработал и просто ждала развития событий. И они не заставили себя долго ждать.

— Здравствуйте, пионеры, — я нацепил мою любимую придурковатую улыбку и уставился на хмурых и заспанных пионеров. Впрочем, пионеры уже обо мне знали, так что быстро проснулись и, уже улыбаясь, смотрели на меня. — Меня зовут Петя. Или Семён. В общем. Я расскажу вам историю о Саше. Саша — это мой однокурсник…

Интересно, как долго мне разрешит говорить Ольга Дмитриевна? То, что она меня до сих пор не заткнула, объясняется только лишь эффектом неожиданности.

— Как-то раз мы решили отпраздновать день студента, и Санёк немного перебрал, ну, а Ваня, друг мой лучший, решил заметить, что никто из нас не сможет засунуть в жопу огурец. Я тогда был ещё не настолько пьяный и на это не повёлся, а вот Саша…

— Так! Немедленно прекрати! — закричала Ольга Дмитриевна. Слишком долго, основная идея истории уже была рассказана. — Я тебя предупреждала?! Предупреждала!

— Но вы же сами попросили рассказать смешную историю! Да и я почти к кульминации подошёл, можно, я дорасскажу, а…

*

— В изолятор меня тогда не отправили. Хотя это было действительно близко. Я сейчас вспоминаю все мои выкрутасы и понимаю, что за большинство из них меня должны были давно выгнать. Но Ольга Дмитриевна, видимо, считала исключение из комсомола жёстким наказанием, так что из лагеря меня не выгоняли. К слову, я до сих пор без понятия, как она связалась с внешним миром и сообщила комсомолу о моём аморальном поведении. И да, вы так и не услышали конца истории. Саша всё же засунул себя в жопу огурец. Теперь живите с этим. Так, я зачем всё это рассказывал? Нет, не для того, чтобы рассказать вам эту великолепную историю. Когда я возвращался в шеренгу, я заметил Мику в дальнем от меня углу пионеров. Она смотрела на меня с таким выражением, как смотрят на какого-то ужасного идиота и конченого дегенерата, впрочем, я им и был, так что не жалуюсь. Так вот, я ей подмигнул, и она, смутившись, отвела взгляд. У неё были очень запоминающиеся лавандовые — бирюзовые? — или ещё какого оттенка волосы. Она мне сразу понравилась.

*

— Вась!

— Ты, надеюсь, не снова?

Дело происходило в моём домике. Вожатая меня пугала милицией, я ей втирал про полицию, мы друг друга не поняли и разошлись по домикам.

— Нет, это не про сто пятьдесят плюс сто пятьдесят. Ты знаешь девушку с лавандовыми волосами? Такими большими ещё! Две необычные косички.

— Мику из музыкального кружка? Которая говорить ещё любит, прямо как ты?

*

— Именно тогда я понял, что нашёл любовь своей жизни. Фразы «говорить любит» и «но не как ты» я слышал часто. А «прямо как ты» в первый раз. Я бы сразу же отправился в музкружок, но решил поискать обходной. Этот процесс затянулся часа на два. Оказывается, его использовал Василий, чтобы скрутить самокрутку. Мне пришлось отправиться к вожатой и попросить новый обходной. Она тогда ещё обрадовалась сильно. Наверное, подумала что-то типа: «Неужели за ум взялся!» Ага, как же.

— В общем, через пару часов после линейки я стоял с обходным у двери музклуба и размышлял, как мне войти. Я знал, что в музклубе состоит одна только Мику, и решил, что мой заход в помещение должен быть великолепным и ясно говорить о моих намерениях… Поэтому я решил выбить дверь… Не спрашивайте, как я пришёл к этому выводу. Я сам не уверен, как вообще человек мог прийти к подобному варианту. Любовь затмила мне разум, который и до этого вынужден был выживать в ночи, я бы даже сказал, в полной тьме, а в последнее время он и вовсе страдал. На самом деле могло произойти всё, что угодно. Мику могла переодеваться. В музклубе могли находится её родители. Там могло проводиться собрание вожатых. Но всё произошло куда хуже. Мику была под роялем. Я выбиваю дверь, у неё рефлекс, она с огромной скоростью поднимает голову, а там рояль. Я, кажется, ещё что-то кричал, не помню. То ли рота, подъём, то ли батя в здании, короче, какую-то молодёжную и тупую дичь, которую я кричу, когда мне просто хочется что-нибудь покричать. В общем, она вырубилась. Не дичь, в смысле. Мику.

Я замолчал, припоминая те ощущения, когда понял, что натворил.

— Я испугался. Взял Мику на руки и понёс в медпункт. Жажда шутить у меня пропала. Впрочем, ненадолго. По дороге она очнулась, не жажда, в смысле, Мику, хотя жажда тоже, а я как-то грубо пошутил про «головокружительное» знакомство и получил пощёчину. Первое впечатление, как вы догадались, я испортил просто в хлам, но я не унывал. Впервые в жизни я решил сделать что-нибудь романтическое.

*

Час ночи. Окрестности рядом со зданием администрации лагеря.

— Ты действительно думаешь, что это хорошая идея? — зачем-то поинтересовался Вася.

— Это плохая идея, но я не думаю об этом, так что меня это не коробит, — обнадёжил его я. — Впрочем, я всё равно не знаю других вариантов решения моей проблемы. Где у вас тут ещё цветы продают? Я просто из двадцать первого века и не сильно в курсах, есть ли у вас на каждом углу цветочные магазины.

— Да, да, слушай, путешественник во времени, можешь, прекратишь придуриваться или вести себя как мудак? Тогда бы нам и не пришлось воровать цветы у руководства с клумбы.

— Не, если тебе не нравится эта авантюра, то чего ты дома не остался? Поспал бы себе и не беспокоился об успехе моей операции. Я бы тут сам всё сделал, и ничего бы никто не заметил.

— Так тебе же нужно с кем-то поболтать. А то ты не вытерпишь долгого ожидания.

— Это верно. Это верно. Так что там у нас? Все скрылись? План тот же? Тюльпаны берём? Или, может, лилии? И с вазой что делать? Плюс вода? Что думаешь? А? А? А?

— Твою мать, Петь, ты не пробовал задавать вопросы по одному за раз? Или хотя бы не наваливаться так? А лучше вообще заткнись на хер!

Это было обидно. Ну, если он не хочет вопросов, то так и быть, их не будет. Буду петь!

— Ка-алинка!

— О нет!

— Ка-алинка!

— Твою мать, Петя, мы здесь же пытаемся скрываться! Для твоего же блага!

— Калинка моя! В саду ягода малинка…

— Так всё, идём за цветами, ну его нахер! — быстро принял решение Вася. — Я надеюсь, что там никого нет.

— Вот так бы сразу! — обрадовался я и пошёл следом за недовольным — интересно, почему? — Василием.