«Можешь притворяться сколько угодно, сестра моя, но я заставлю тебя полыхать от стыда, смущения, похоти и ненависти к самой себе», — мысленно обратился к Нуале эльф, не без удовольствия заметив, как бесстрастная маска сестры дала трещину, и теперь сквозь неё проглядывались первые ростки испуга, смятения и стыда.

Не отрывая пристального взгляда от лица сестры, Нуада, протянув к ней руку, не болезненно, но ощутимо сомкнул пальцы на остром подбородке, вынудив её неотрывно смотреть на него. Опустив другую ладонь к своим бёдрам, он легко, почти невесомо, скользнул по платиновым завиткам на лобке и, помедлив мгновения, настойчиво коснулся возбуждённой плоти, сомкнув вокруг неё пальцы и несколько раз проведя вниз-вверх по всей длине. Подобные действия вынудили Нуалу лишиться последних крупиц самообладания и наконец беспокойно заёрзать на месте. Она попыталась отвести пристыженный и смущённый взгляд, но брат не позволил ей сделать это, сильнее сжав пальцы на подбородке, вынудив её судорожно выдохнуть сквозь стиснутые зубы.

— Не отводи взгляд, — властно произнёс Нуада, наслаждаясь гаммой эмоций, которую он вызывал на лице сестры своими действиями.

Вся показная холодность сестры и её ложное равнодушие испарились, оставив так хорошо знакомое Нуаде смирённое, чистое, невинное и прекрасное в своей естественности существо, смотрящее на него кроткой и напуганной ланью.

Помедлив считанные секунды, Нуада возобновил свои движения, из-под полуопущенных век смотря на стоящую на коленях сестру. Он хотел, чтобы она наблюдала за тем, как он ублажает себя, хотел видеть, как она дрожит от волнения, беспокойно ёрзает на коленях, протестующе мычит, когда он резко дёргает её за подбородок, принуждая не отворачиваться. Двигая ладонью по всей длине ствола, иногда чуть сжимая его у основания, он бессознательно толкался бёдрами навстречу своим движениям.

Напуганный и одновременно заворожённый взгляд сестры возбуждал Нуаду куда сильнее, нежели собственные движения и ласки. Только её он мог пылко любить и одновременно безрассудно ненавидеть. Нуала всегда была лучшей частью его самого, и Нуада в глубине души понимал, что не он властвует над ней, а она — над ним. И это не исправить ни короной, ни армией, ни тысячами подданных.

Нуада дышал рвано и громко, нещадно прикусывая зубами кожу губ в надежде сдержать готовые вырваться из горла стоны. Ему хотелось чего-то большего… Ему хотелось, чтобы Нуала ласкала его своими губами и языком.

Сглотнув и проведя языком по потрескавшейся на губах краске, Нуада большим пальцем оттянул нижнюю губу сестры, проникнув им в её рот. Нуала протестующе замычала, вперив в него поражённый и растерянный взгляд, однако отстраниться или укусить даже не попыталась. Нуада не знал, что именно сдерживало сестру от столь дерзкого шага, — страх перед ним или же осознание того, что это ничего не изменит и ни на что не повлияет?

Казалось, Нуала была парализована какой-то невидимой магической силой, которая вынуждала её смиренно переносить все действия брата, забыв о собственной гордости и теплившейся в сердце ненависти к нему. А потому, когда он проник в её рот настолько глубоко, насколько она могла принять его, вынудив Нуалу сомкнуть губы на его возбуждённой плоти, она не стала противиться.

Нуада резко выдохнул сквозь стиснутые зубы и смежил веки: он и помыслить не мог, что это вызовет в нём такую бурю эмоций, заставив тело трепетать от наслаждения. Дав Нуале время привыкнуть к её положению, эльф опустил одну ладонь на её затылок, вплетя пальцы в платиновый шёлк волос, направляя движения губ сестры и контролируя её действия.

Вначале Нуала действовала неуверенно, скованно и неспешно, буквально заживо сгорая от стыда. Её коленопреклонённое положение и то, что она делала своим ртом по прихоти брата, — всё это заставляло эльфийку чувствовать себя униженной, недостойной и грязной. Никогда раньше Нуала не делала ничего подобного, более того, не позволяла себе даже думать об этом… А теперь она стояла на коленях перед братом, лаская его возбуждённую плоть и позволяя ему управлять собой, словно гнедой кобылой.

Он вводил ей свой член почти полностью, затрудняя возможность дышать и вызывая рвотные рефлексы. Нуала двигалась хаотично, неловко, неумело, иногда чуть царапая зубами натянутую кожу, покрытую выпирающими венами, впиваясь ногтями в точёные мужские бёдра, и Нуада испытывал особое наслаждение при мысли, что он станет для неё первым во всём.

Но, стоило ей только скользнуть языком вдоль возбуждённого стержня, задев кончиком крайнюю плоть, все мысли из головы его испарились, и он несдержанно и низко простонал, сильнее сжав ладонью платиновые волосы сестры, вынудив её поморщить лицо от болезненного ощущения.

Ещё немного, и он попросту не выдержит…

Удивительно нежно коснувшись щеки Нуалы ладонью, он призвал её остановиться. Подёрнутый дымкой взгляд его невольно опустился вниз, столкнувшись с пронзительным и тяжёлым взглядом сестры. Сквозь краску на её лице проступили капли пота, платиновые волосы спутались, пухлые губы судорожно хватали воздух, пока золотистые глаза поблёскивали от слёзной пелены, что покрыла их. В этот момент Нуала была ещё прекраснее, чем когда-либо. И принадлежала она вся, без остатка, лишь ему, Нуаде.

Медленно обойдя Нуалу, эльф замер позади неё, с потаённым наслаждением наблюдая, как опускаются и поднимаются острые плечи, а вдоль позвоночника стекают одна за другой капли пота. Неосознанно сглотнув, Нуада неспешно опустился на колени позади сестры, вынудив её напрячься всем телом, бросив на него через плечо загнанный взгляд.

Отведя ладонью в сторону шёлковые пряди, Нуада коснулся губами шеи сестры, в ту же секунду почувствовав горький привкус краски. Спешно облизнувшись, он провёл языком по чувствительной коже, прямо по тому месту, где проходила сонная артерия, вынудив Нуалу судорожно выдохнуть, прикрыв глаза.

Не прекращая ласкать языком нежную кожу шеи, Нуада медленно и настойчиво водил ладонями по телу сестры, поглаживая узкие бёдра, плоский живот и маленькую высокую грудь, что вздымалась при каждом вдохе, соблазнительно выставляя вперёд острые пики напряжённых сосков.

Жадно и грубо целуя, кусая и посасывая кожу на шее Нуалы, Нуада уверенно и ритмично сжимал ладонями маленькие холмики, массируя большими пальцами и несильно, но ощутимо царапая ногтями возбуждённые вершины, вынуждая сестру неосознанно подаваться бёдрами назад, прижимаясь к нему всем телом, не сдерживая рваных вдохов-выдохов.

Проведя ладонью по животу Нуалы вверх, к её шее, Нуада очертил пальцами линию челюсти, контур подбородка, в следующий секунду проникнув указательным и средним в приоткрытый рот сестры, сорвав с пухлых губ возмущённый и недовольный стон.

— Тише… Тише, сестрица, — жарко выдохнул на ухо Нуале Нуада, пробежав чуть влажными и шершавыми от потрескавшейся краски губами по ушному хрящику, легко оттянув зубами нежную мочку.

Осознав, что сестра больше не противится, Нуада глубже проник в её рот пальцами, вынудив её посасывать их, обволакивая тёплой влагой. Эльф даже зажмурился, едва сдержавшись от хриплого стона, — любое прикосновение сестры казалось ему интимнее, откровеннее и горячее самых умелых и искусных ласк жриц любви.

Позволив сестре увлажнить его пальцы слюной, Нуада наконец оставил в покое её рот. Легко — почти невесомо — проведя по груди и животу Нуалы ладонью, отметив свой путь влажными дорожками, эльф коснулся платиновых завитков на её лобке, уверенно и настойчиво дотронувшись горячего лона, уже немного увлажнившегося, но ещё недостаточно для того, чтобы принять его.

Сорвав с губ сестры выразительный полувздох-полустон и вынудив её прогнуться в пояснице, впившись ладонью в медвежью шкуру, Нуада проник пальцами глубоко в её лоно, принявшись совершать уверенные движения, то дразняще лаская чувствительные стенки, то надавливая и массируя розовые лепестки, влажные от слюны и соков.

Повинуясь реакции своего тела на откровенные и извращённые ласки брата, Нуала приглушённо стонала, изредка всхлипывая и едва слышно вскрикивая в моменты, когда жёсткие и длинные пальцы проникали особенно глубоко и, чуть скрючившись, скользили вверх по чувствительным стенкам, принимаясь настойчиво растирать складки, оттягивая влажные розовые лепестки.