— Который? — сухо спросил Габриэль, и Люсьен сам направился к нужному саркофагу. Лэйнерил заинтересовалась магическим кристаллом.

— Ты готов?

Габриэль ничего не ответил, сделав вид, что не понимает вопроса. Ему не хотелось, чтобы Люсьен видел его слабость и пытался всячески опекать. Он не нуждался в том, чтобы Уведомитель переживал о его моральном состоянии. Потому, приблизившись, он первым налёг на тяжёлую крышку саркофага. Лэйнерил встревоженно обернулась на раздавшийся скрежет и подбежала к ним.

На сапоги сыпалась бледная пыль. Мужчины, сдвинув крышку так, чтобы за неё стало возможно ухватиться, взялись за края и опустили её на пол рядом с саркофагом. Стало ещё холоднее.

— Какого даэдра?.. — едва слышно вымолвила Лэйнерил, не отрывая встревоженного взгляда от саркофага. — Кто он тебе?

— Отец. — Рэл выпрямился и посмотрел на его тело. И замер над усохшим, но не тронутым разложением трупом.

Люсьен спросил вместо Габриэля:

— Лэй, в этой гробнице не гниют тела. Ты можешь объяснить?

— Боюсь, что нет, — отозвалась эльфийка. — Я не знаю такой магии, но точно могу сказать, что тот кристалл поддерживает здесь низкую температуру и создаёт неслышимую человеческому уху вибрацию, как-то влияющую на плоть. Должно быть, причина в этом.

Габриэль почти её не слушал. Он смотрел на бледное лицо, с ужасом понимая, насколько он, повзрослевший, похож на отца. Дамир был похоронен вместе со своим мечом, изящным изогнутым клинком альтмерской работы. Он сжимал пальцы на рукояти, покоящейся на груди, и Габриэлем овладевали странные чувства, когда он видел это знакомое оружие, образ которого давно потускнел в памяти.

На отце были чистые одежды. Габриэль не знал, куда именно его ранили, поэтому был вынужден спросить:

— И что… — голос вдруг просел, не сразу подчинившись. Рэл откашлялся. — И что искать?

Люсьен, бережно убрав руку мертвеца с груди, задрал белую рубаху, открывая разорванную незажившую рану на животе. Тонкая линия крови засохла по краям, превратившись в безобразный багровый рисунок, в точности повторяющий грани кинжала, которым убили Дамира. Люсьен был прав: оружие было необычным.

— Раскрывающийся клинок, — сразу же узнал Габриэль. — Это кинжал, лезвие которого может разветвляться на две или три части, как бы раскрываясь. Здесь клинок был тройным.

Люсьен слушал внимательно, но, кажется, не верил в правдоподобность такого предположения.

— Такие бывают?

— Они трудны в изготовлении, но… да, бывают. Я никогда не видел такого оружия, но видел чертёж одного морровиндского мастера, друга кузнеца, который меня учил. На востоке всегда стремились найти концепцию идеального оружия, и тройной клинок — один из результатов этих поисков. Ведь если пырнуть человека обычным кинжалом, то его шансы выжить довольно велики. А если кинжал раскроется после удара, разрезав внутренние органы, то тут надеяться на спасение уже не приходится.

— Идеальное оружие для убийцы, не поспоришь.

— Оно и было создано для убийц. Культ Мораг Тонг в Морровинде во все времена наводил ужас своими методами. — Впрочем, Рэл был уверен, что Люсьен и без него всё это прекрасно знает. И он продолжил: — Удар нанесли снизу, раскрыли клинок, но вот вытащили оружие уже под прямым углом. Может, отец дёрнулся, или убийца так и задумывал. Только рана очень уж аккуратная. Попробуй плашмя провести кинжал вверх — много ли получится?

— Клинок был четырёхгранным? — догадался Люсьен.

— Вероятнее всего.

Лэйнерил вдруг подошла ещё ближе, наклонилась к телу, изучая его, и добавила:

— Только там есть что-то ещё.

— О чём ты?

— В ране есть что-то. Я давно научилась видеть в трупах инородные предметы.

Габриэль сразу предупредил:

— Мы не станем его вскрывать.

Никто и не собирался на этом настаивать. Поэтому Люсьен обратился в данмерке:

— Ты можешь сказать, что там? Клинок сломался?

— К сожалению, не могу. Это что-то небольшое, но явно лишнее.

Габриэль почему-то был уверен в своей догадке, поэтому озвучил:

— Если мастер умеет делать раскрывающийся клинок, то он точно не допустит нелепых ошибок вроде перегревания металла. Такой клинок не сломается, если только так не было задумано.

— Объясни.

— Существуют кинжалы с отстреливающим концом клинка. Обычно его смазывают ядом и, когда кинжал входит в тело, конец приводится в движение небольшим рычажком на гарде. Остриё отсоединяется от основной части клинка и остаётся в теле, отравляя его. — Габриэль опустил отцовскую рубаху, закрывая рану, и вслух произнёс: — У него не было никаких шансов…

— Не было, — согласился Люсьен. — Ладно, уходим отсюда.

Прежде чем закрыть саркофаг, Габриэль положил руку отца на грудь, сомкнув пальцы на рукояти эльфийского меча, и вытащил из кармана стеклянный браслет. Украшение, звеня бусинами, змеёй обвило эфес.

Айлейдские залы довольно быстро остались позади, потому что находиться в них Габриэль больше ни минуты не мог. Он думал, что спокойно справится с этим, но нутро неудержимо выворачивало, а ноги подкашивались, и он уже из последних сил заставлял себя держаться. Люсьен с Лэйнерил не приставали с расспросами, но терпеть их сочувствующие взгляды, пронзающие спину, было невыносимо.

— Ты сможешь закрыть дверь? — спросил Люсьен чародейку, когда они вышли к костру.

— Нет нужды. Магическая печать сама сплетётся в прежний узел через какое-то время.

— Тогда не станем задерживаться. Нужно вернуться в монастырь, пока не стемнело. Перекуси чего-нибудь, и выдвигаемся.

На улице в самом деле было ещё светло, но вечерние сумерки обещали укрыть горы уже через пару часов. Поэтому на обратном пути шли быстро и молча, на разговоры никто не был настроен. Рэл шёл впереди, каждую секунду ненавидя себя за то, что так близко всё это воспринял. Из головы не уходил образ побледневшего мёртвого лица. Габриэль путался в вопросах, которые хотел задать Люсьену, Дафне, но сил злиться уже не было. Может, в других обстоятельствах, он бы вспылил, потому что не понимал происходящего. Сейчас же он был слишком подавлен.

К Храму Мотылька Предка они добрались уже в темноте, но послушники встретили их очень радушно и не поленились отвлечься от своих вечерних дел, чтобы позаботиться о путниках. Их отвели в отдалённый маленький домик, построенный специально для гостей, который был уже прогрет растопленной печкой, накормили скромным, но сытным ужином. Здесь располагалось несколько кроватей, и Лэйнерил, вымотанная столь непростым днём, уснула, едва прикрыв глаза.

Люсьен тихим голосом наконец спросил:

— Рэл, порядок?

— Полный.

— Прости, что заставил тебя. Я не должен был.

Габриэль не показал своего удивления, но слышать подобные слова от Люсьена было необычно. Раньше Уведомитель никогда не делал ему поблажек и уж тем более не извинялся за свою строгость.

— Всё нормально, — резко заверил его Рэл. — Мы искали, за что можно было бы ухватиться, и мы нашли это. Ты был прав: убийца не избавится от такого клинка. Значит, мы можем попробовать его найти.

— Но всё это — потом. Сейчас давай спать.

Габриэль не стал с этим спорить и задул свечу.

Справа от него, кутаясь в тонкое одеяло, тревожно спала Лэйнерил. Люсьен тоже довольно скоро тихо засопел. Но Габриэль продолжал смотреть в тёмный потолок, под которым мраком разверзлась пустота, и думать о том, что с ним случилось за последнее время. И вдруг понял: если бы Ярость Ситиса сейчас вернулась, он не стал бы ей сопротивляться.

В горах было тихо. Кричала северная сова в роще неподалёку, и скрипела отворившаяся ставенка на окне, покачиваясь от слабого ветра.

Глаза болели от сухости из-за беспрерывного вглядывания в темноту, но, закрывая их, Габриэль так и не мог заснуть. Даже не проваливался в полудрёму, не видел безумных кошмаров. Лежал, вслушиваясь в каждый шорох, и видел картины, которые подсовывало ему собственное воображение. И ничего приятного в них не было.