Спасибо моей помощнице Джейми Рэдклифф, а также Лив Бэйкер за то, что они поддерживают работоспособность моего бизнеса, терпеливо вынося меня и мои ночные электронные письма.

Спасибо половине группы «Core4» – Марьяне и Микки. Я так благодарна вам за разговоры допоздна, кофе с утра, в котором больше молока, чем кофе, веселые поездки в «Диснейленд», путешествия с избытком багажа и легкомысленные разговоры о странном и необычном. Я так благодарна за нашу дружбу.

Спасибо СПО (Специальному Паранормальному Отделу), состоящему из Мики, Марьяны, Чака, Яна, Кэти, Линн и Райана. Нужна особая дружба, чтобы сидеть в темных и затхлых зданиях, населенных одушевленными куклами и злословящими призраками. Мы ссоримся, как бывает в семье, но любим друг друга больше. Я так рада, что пережила вместе с вами столько безумных впечатлений.

Спасибо всем моим клиентам, друзьям, читателям, слушателям и поклонникам, которые были рядом на всем моем безумном жизненном пути. Без вас и всей вашей любви и поддержки эта книга не была бы написана.

Если вам когда-либо говорили, что вы слишком чувствительны, возможно, дело в том, что вы эмпат. Если вы плачете на фильмах кинокомпании «Hallmark» или чувствуете себя некомфортно в многолюдных местах, не исключено, что вы эмпат. Если негативный настрой подавляет вас или вы можете легко почувствовать чужое вранье, пожалуй, вы эмпат. Многие люди (в том числе и сами эмпаты) считают эмпатов слабыми, но эмпаты сильны. Они несут на себе груз чужих чувств.

Я эмпат. Я чувствую то же, что и вы. Открываясь своей уязвимости, я чувствую то, что и весь мир. Когда эмпат устал, болен, подавлен или опечален, он часто невольно открывает себя всем эмоциям. Они словно прилипают к его душе. Это неприятно. Страшно. Вызывает головокружение. Наводит панику и страх – а именно такая энергия создает плодотворную почву для негатива. Негативная энергия не хочет, чтобы мы узнали: у нас есть собственное «оружие» – позитивный настрой и исцеление.

Эмпат глубоко ощущает всё. Иногда пристальный взгляд может быть таким же болезненным, как удар кулаком. Когда вы становитесь свидетелем чего-то нелепого или жестокого, эмоции могут быть невероятно сильны, даже если вы видите происходящее по телевизору или читаете об этом в книге. Часто эмпаты – сочувствующие, понимающие и чрезмерно тактичные люди. Но если они не осознают свой дар, то могут стать язвительными и жестокими.

Жила-была однажды девочка с длинными светлыми волосами и сине-зелеными глазами. Достаточно было бросить на нее взгляд, чтобы она либо загорелась радостью, либо сгорбилась под грузом печали. Она жила в доме, наполненном тяжелыми эмоциями. Мир вокруг нее был гнетущим и потрепанным, и она носила его в себе, словно это была ее работа. Она не умела и не имела возможности находить время, чтобы ощутить собственные чувства, потому что была ужасно занята уборкой эмоционального беспорядка, который бездумно оставляли после себя другие. Не успевая найти себя, она тут же снова себя теряла.

Она росла, и все говорили ей, что нужно стать тверже и перестать быть такой ранимой. Она всегда чувствовала себя иначе. Одинокой. Она мечтала о месте, где ее будут принимать и понимать. И лишь спустя несколько десятилетий она поняла, что вовсе не ущербная, – просто она эмпат. Существуют методы, которые она может освоить, чтобы не поглощать так много чужих эмоций и при этом оставаться верной своей сути. Она поняла, что обладает вовсе не недостатком, а даром.

Это была я, а если вы это читаете, то, скорее всего, и вы тоже.

Летом, перед тем как я должна была идти в первый класс, мама с папой опять поссорились. Ну, то есть мама ссорилась, а папа отвечал ей своим лучшим оружием: молчанием. Это был типичный август на Среднем Западе США, и папа смотрел, как играют его любимые «Detroit Tigers». Не важно, вели они счет или нет, папа все равно смотрел матчи, будто это была его работа. Он смог бы в 2020 году рассказать вам, кто играл у «тигров» на первой базе в 1976-м, но в 1976-м не мог вспомнить, кто в том же 1976-м был моим лучшим другом. Папа интересовался тем, чем интересовался, и больше ни о чем особо не задумывался. Из-за этого мои родители часто ссорились, и тем летним днем, наверное, все было как всегда. Предполагаю, что мама хотела куда-то сходить и чем-нибудь заняться в один из последних ясных дней накануне осени, а папа предпочитал смотреть «ящик». Чем и занимался. Он просто сидел в своем кресле, неподвижно и отстраненно, пока мама делала то, что умела лучше всего: ругалась и вопила вперемежку со всхлипами.

– Я просто покончу с собой и все, – крикнула она ему. – Тогда ты пожалеешь, – добавила она, словно сейчас это могло что-то изменить.

Вместо того чтобы разрядить напряженную ситуацию, папа посмотрел сквозь маму, не отвлекаясь от бейсбольного матча. Бросив еще один сердитый взгляд на папу, мать уставилась на меня.

– А ты либо покончишь с собой вместе со мной, либо останешься с этим бессердечным типом, – бросила она, размахивая руками, будто выдвигала ультиматум.

Я просто стояла застыв, ошеломленная предложенным выбором. Когда я ничего не сказала, мама с отвращением покачала головой, выбежала из комнаты и захлопнула за собой дверь, словно завершая сказанное, и это потрясло меня.

– Пожалуйста, папа, – умоляла я. – Пожалуйста, пойдем за ней.

Большую часть времени мама была невидимой для отца – и я тоже. Он продолжал сидеть и смотреть в экран, никак не реагируя на мои слова. Даже в том возрасте я была прирожденным переговорщиком и сделала то, что показалось лучшим на тот момент: побежала следом за мамой.

Мне показалось, что я пробежала несколько миль (но на самом деле всего одну), прежде чем догнала ее. Она стояла на мосту и смотрела на острые камни и ревущую реку внизу. Я буквально чувствовала, как разбивается ее сердце, пусть даже не понимала почему. Я переживала ее эмоции во всех подробностях – всем своим телом. Я не страшилась за себя. Она, кажется, тоже, откровенно говоря. Но я боялась за нее.

Энергия из интенсивной и напряженной стала мирной, и что-то подсказало мне, что с нами ничего не случится. К счастью, ангелы и духи-наставники вмешались, прежде чем разразилась трагедия. Мама каким-то образом отшатнулась назад, подальше от перил моста. Что-то будто заставило ее очнуться, по крайней мере в тот момент.

После этого маму отправили в психиатрическую клинику, но ничто не помогло ей вернуться к жизни. Ни шоковая терапия, ни лекарства, ни психотерапевты. Ни муж, ни дети. Она дожила до шестидесяти восьми лет, но ее психика, аутоиммунное заболевание, слепота и, наконец, проблемы с сердцем так и не дали ей пожить по-настоящему. Не то чтобы она не хотела этого: она просто не понимала происходящего и не знала, как себе помочь.

История моей мамы не уникальна. Эмпатом была не только я, но и она тоже. Тяжелый эмоциональный груз, который ее обременял, был подобен «алой букве», только вместо того, чтобы пришить видимую всем метку на одежду, как героиня одноименной книги, она имела ее на сердце, как это случается со многими эмпатами. Быть эмпатом иногда унизительно и тяжело – так же как и носить метку. Тогда не понимали, каково это – быть эмпатом. И сейчас часто не понимают.

Мою маму запирали в психиатрической клинике каждый раз, когда у нее случался срыв, и это научило меня прятаться. Это научило меня, что за негативные чувства всегда наказывают, так что я старалась скрыть их как можно глубже. Чем сильнее я отталкивала их, тем больше чувствовала. Это было постоянное перетягивание каната, все равно что пытаться надеть джинсы на два размера меньше: может быть, они и налезут на живот, но застегнуть не выйдет. Может показаться, что втискиваться в те ожидания, которые мир предъявляет к вашим действиям и чувствам, полезно, но в конце концов это усиливает дисбаланс. Это утомительно и неудобно.